Легенды европейских народов - Александр Васильевич Швыров

и живо изображающим старинный быт. В этих легендах попадаются меткие характеристики, удачные выражения, ставшие в настоящее время пословицами. Для примера мы приведем здесь несколько из таких сказаний.

Раз две сестры бегали и играли на берегу моря в то время, когда на горизонте появились суда их отца. Они подбежали на самый край берега, и старшая сбросила младшую в воду.

— О сестра, о сестра, — восклицала утопающая, — помоги мне скорее выбраться на берег.

— Нет, этого не будет, — отвечала старшая, — до тех пор пока соль не станет расти на дереве.

Девушка то опускалась, то поднималась на поверхности воды и, наконец, доплыла до мельничной плотины. Мельник поспешно бросился к ней и вытащил ее без признаков жизни. Мельник из грудной клетки девушки устроил скрипку, а из тонких пальцев ее — колки; из хряща ее носа он сделал гриф, из жил ее он сделал струны и натянул их на скрипку. Ее язык он положил внутрь инструмента. Когда инструмент был готов, струны сами заговорили:

«О горе, мой отец — король, а мать моя — королева! Сестра столкнула меня в воду. Будь же проклято ее имя».

Варианты на это сказание имеются во многих странах, между прочим, у нас в России.

В другой легенде описываются безумная ревность и бесчеловечная жестокость принца.

Раз на лужайке играли три сестры; все три были прекрасны и миловидны, но младшая, как это случается во всех рассказах, была самая красивая, самая умная и самая добрая. Среди смеха, веселья и оживленной игры девушки не заметили, как к ним приблизился прекрасный юноша. У двух старших он поцеловал руки, а перед младшей преклонил колени. Он так был восхищен ее красотой, так сильно увлекся ею, что тут же сделал ей предложение отправиться с ним в его страну и там сделаться его женой. Красавица согласилась и поехала с ним. Рыцарь был не кто другой, как королевский принц; он привез ее во дворец, где все присутствующие были очарованы ее красотой. Король при виде ее встал со своего кресла и пошел ей навстречу, королева обласкала девушку; сестры жениха в один день подружились с нею и сделали ей подарки, и только брат Джон ничего не сказал ей, но угрюмо отошел в сторону и издали разглядывал невесту брата.

Все придворные, видевшие ее, в один голос превозносили ее красоту и говорили, что никто из мужчин не отказался бы стать ее супругом. Брат Джон безумно влюбился в нее, но он был женат, вследствие чего красавица являлась для него недостижимой мечтой. Он решил, что она никому не достанется, раз не может принадлежать ему.

Когда настал день свадьбы, Джон подвел коня молодой и незаметно для окружающих пронзил ей сердце кинжалом. Свадебный кортеж тронулся. Смертельно раненная, невеста продолжала сидеть в седле, но лицо ее постепенно покрывалось все большей бледностью. Наконец, жених и окружающие обратили на нее внимание и, подскакав, раскрыли ужасную новость. Невеста была мертва.

Как и у других народов, почти все свадебные легенды Англии носят отпечаток мрачности. Очевидно, здесь авторы, т. е. те неизвестные сочинители, которые первые пустили в обращение ту или другую легенду, увлекались контрастом. В самом деле, что можно придумать трагичнее веселого свадебного праздника, оканчивающегося смертью жениха или невесты. К разряду мрачных легенд следует отнести также и знаменитую легенду или балладу «Эдвард», известную русским в стихотворном переводе Жуковского[31]. Сжатость и мрачный колорит этой баллады не имеют себе соперников. Вот один из наиболее древних вариантов этой легенды.

— Что за кровь на твоем кафтане, Дэвис? — спрашивает мать. — Поди сюда и скажи мне по правде.

— О, это кровь моего коня, моя матушка; да, это кровь моего коня, говорю тебе по правде.

— Кровь коня не будет так красна, сын мой; кровь коня никогда не бывает такой красной. Скажи мне всю правду.

— Это кровь моей собаки, моя матушка; да, кровь моей собаки.

— Кровь собаки не бывает такой красной, сын мой, Дэвис! Подойди же и скажи мне всю правду.

— Это кровь моего брата Джона, говорю тебе правду.

Дальше разговор принимает несколько иной характер. Мать не укоряет его в том, что он совершил чудовищное преступление, — она даже не хочет знать подробностей убийства, но в то же время не сомневается и относительно того, что сын должен покончить с собой. Она прямо спрашивает его:

— Скажи же, сын мой Дэвис, какой смертью ты теперь умрешь?

— Я сяду, дорогая матушка, в разрушенный корабль и на нем отправлюсь в открытое море.

Затем идет обычное в народных легендах и песнях завещание. Жене он завещает печаль и страдания, сыну — вечное блуждание по свету. Матери Дэвис завешает костер из горящих углей, чтобы на нем она могла сжечь самое себя и свое жизнерадостное сердце[32].

Иногда матери пророчат своим сыновьям будущее. Ведовство, колдовство и вера в сверхъестественное были сильно развиты в те времена среди всех народов вообще, а у северных в особенности. Но тогда как у южных народов ведьмами и колдуньями нередко являлись молодые женщины, в Скандинавии и Англии тайными науками занимались преимущественно старухи и старики. Однажды Питер, молодой парень, обратился к своей матери с вопросом, какой смертью ему суждено умереть.

— Ты умрешь не на постели, — ответила она ему, — но ты не погибнешь и в битве, и мой совет — остерегайся воды.

Питер не верит этому. Он строит судно, великолепно его снаряжает, поднимает на нем свое знамя и сзывает товарищей.

— Сегодня мы будем пировать, — говорит он им, — а завтра пустимся в открытое море и станем искать счастья.

На другой день, забыв прочитать напутственную молитву, они двинулись в путь. Питер проплавал на судне один или два года. К концу этого срока судно попало случайно на самое глубокое место и здесь остановилось. Несмотря на все усилия мореходов, сдвинусь его не удавалось. Видимо, сама судьба была против них. Тогда стали бросать жребий, чтобы узнать, кто самый большой грешник, и тот должен пожертвовать собой и погибнуть в морской пучине. Питер в это время спал в своей каюте. Жребий пал, конечно, на него. Его будят и объявляют ему решение. Питер становится перед мачтой и, так как на корабле нет священника, кается перед экипажем.

— Я грабил церкви и монастыри, — говорит он, — и многих благородных девушек лишил их чести. Я