Народный театр - А. Ф. Некрылова

class="p1">— Пахомыч, а кто с полки кусок пирога хозяйского съел?

— Акулюшка-матушка, это я с похмелья попробовал.

— Вон! Вон отсюда, ах, старый черт!

(Пахомыч падает на сцене, поднимается и ворчит, ругает хозяйку):

— Двадцать лет у хозяина живу, а таких проклятых кухарок не было. «Пахомыч, дров принеси, Пахомыч, лоханку вынеси, Пахомыч, собак привяжи!» А как съел маленький кусочек пирога, дак она, треклятинная, чуть до смерти не убила. (На щеку показывает.) Вот был бы в этом месте глаз, она бы совсем выбила. Придет хозяин, я ему булю разведу. Скажу, расчет давай или жалованье прибавляй. Скажу, Пахомыча в бульмистеры выбирают. Халуйская губерния, город Медынь, село Кутузово, к барину Кургузому. Скажу, Пахомыча в бурмистеры выбирают.

Появление Хозяина.

— Бог помощь, Пахомыч, что ты делаешь?

— Двор подметаю, чистоту наблюдаю.

— А что с Акулиной-кухаркой ругаешься?

— К вашей Марии Ивановне ходил, ходил.

— Я тебе не про Марию Ивановну говорю, а про Акулину. За что ты с Акулиной ругаешься?

— Записочку вашу отнес? Отнес.

— Совсем ты глухой стал, Пахомыч; я тебе не про записку говорю. А почему ты с Акулиной-кухаркой ругаешься?

— Добрая душа, Филимон Иванович, Мария Ивановна 20 коп[еек] на чай мне дала.

Хозяин (в сторону).

— Ой, совсем старик глухой стал.

— Больше не пойду к Марии Ивановне. Какие у ней собаки злые. Одна ухватила меня за лапоть, чуть всю ногу не отгрызла.

— Пахомыч, я тебе совсем говорю не то. Какую-то Марию Ивановну, какую-то собаку. Я тебе говорю, за что ты с Акулиной-кухаркой ругаешься?

— Чего, чего? Хозяин, ты говоришь про кого?

— Про Акулину-кухарку.

— Это про нашу Акульку-кухарку? Да не при вашей милости сказать про нее: сварит щи, хоть онучи полощи, кочерыжки суровые и здоровые. Я ел, ел, все зубы себе на старости поломал.

— Ты, наверно, Пахомыч, обижаешься, что тебе жалованья мало.

— Да, хозяин, и это маловато.

— Ну, Пахомыч, получал ты три да два прибавлю, будешь получать пять.

— Двадцать пять, спасибо, хозяин.

— Да не двадцать пять, а всего пять.

— Спасибо и за это, хозяин, старику и это деньги. Хозяин, поздравь меня: Пахомыча в бульмистеры выбирают. (Лезет за пазуху.) Мне цельную пошту припятили, ах, это вот проклятая кухарка меня с печи выгнала, я там позабыл, на печке в углу оставил! Ну, хозяин, я тебе так расскажу: Халуйская губерния, город Медынь, село Кутузове, барину Кургузому. Пахомыча в бульмистеры выбирают.

— Эй, Пахомыч, это такой же мужик, как и ты.

— Нет, хозяин, это все-таки человек чиновный.

— Ну хорошо, я ухожу, а ты следи здесь за порядками, чистоту наблюдай да с кухаркой не ругайся.

— Филимон Иванович, ты где пойдешь? Мимо кухни?

— Да, мимо кухни, Пахомыч, а что?

— Замолви за меня словечко Акульке.

— Это насчет чего такого?

— Насчет антимонии.

— Это какой такой антимонии?

— А насчет любви.

— Да, Пахомыч, ты с ума сошел: тебе 70 лет, а Акульке 20.

— Филимон Иванович! Тебе-то 50 лет, а Матрене Ивановне 35 лет. Ты ее любишь, да она тебя уважает.

— Пахомыч, это все делают деньги.

— Хозяин, чай, я жалованье получаю.

— Ну хорошо, Пахомыч, смотри тут, а я пошел, скажу все. (Он стоит.) Вот я теперь Акульке булю разведу!

(Вдруг бежит Акулъка, он руки кверху поднял.)

— Я думал, ты опять, проклятая, с ухватом на меня.

— Ты что, старый черт, на меня хозяину насплетничал? Какие такие я щи варю суровые-здоровые?

— Врет, Акулюшка-матушка, врет. Это про старую кухарку Катюшку я говорил. Я говорил, Катюшка сварит щи, хоть онучи полощи, а Акулька сварит щи — пальчики оближешь.

— Врешь, врешь, Пахомыч. Это ты про меня. Мне хозяин все рассказал.

— Врет, Акулюшка, про тебя ни одного слова не было. Акулюшка, поздравь меня, меня в бульмистеры выбирают.

Она его спрашивает:

— Пахомыч, а когда будешь бульмистером, то сделаешь меня бульмистершой?

— Акулюшка, если меня полюбишь, то сама бульмистером будешь.

— Пахомыч, а сошей мне платье с длинным шлейфом.

— Хороша девка, а дура.

— А с дурой не разговаривают.

— А как я тебе каршенина аршин десять? Как ты себе платье сошьешь разлюли малина, что твой длинный шлейф, как пойдешь в лес, зацепишь за пень, простоишь весь день, если гончие собаки не оторвут. Акулюшка, поздравь меня: хозяин мне жалованье прибавил. Я теперь буду получать двадцать пять.

— Врешь, Пахомыч, ты получал три, да два тебе хозяин прибавил. Будешь получать пять.

— Акулюшка, я ослухался. Ну и это хорошо старику. Ну, Акулюшка, давай с тобой помиримся.

— Давай, Пахомыч.

— Давай, Акулька, спляшем, а нам музыка сыграет. А ну-ка, там, музыканты, давай веселого!

ВЫКРИКИ И ПРИБАУТКИ УЛИЧНЫХ ТОРГОВЦЕВ И РЕМЕСЛЕННИКОВ

КРАСНОРЕЧИЕ РУССКОГО ТОРЖКА

I. Уличный торгаш

Вот так табачок!

Закуривай, мужичок.

Как курнешь,

Так уснешь.

Как вскочишь,

Так опять захочешь!

[...] Приезжали на заработки из деревни, попадали к своим землякам. С головой, смекалистые оставались в городе, становились богатыми купцами.

Идя по улицам Москвы, вы то и дело слышите крик:

Огурчиков, огурчиков!

Зелененьких огурчиков!

Это кричит продавец огурцов, и, пройдя десять шагов, вы новые слышите возгласы:

Яблоки ранеты, яблоки!

Кому яблоки?!

И более веселый голос:

Яблок ранет,

Каких на свете лучше нет!

И так:

Кому яблоки продам?!

Кому дешево отдам?!

Грушевые! Ананас!

Купи, дочка, про запас!

Мимо тебя бежит мальчик, который говорит, что у него имеется веселый юмористический журнал «Пушка» да веселый «Крокодил».

Кому «Пушку», веселую «Пушку»?!

Или еще и так:

А вот веселый «Коркодил»,

Что по улице ходил.

Кому «Коркодил»?!

Дрожжи, самые необходимые для хозяек. И подростки-девочки избирали своей специальностью эту торговлю дрожжами:

Кому дрожжи,

Свежие дрожжи?!

Семечко, сласти были самыми любимыми товарами [мелких] торгашей, так как эти товары всегда брались «с бою» и их весело «рвали» (так отзывались торгаши о семечке). Семечком торговали старушки, девочки. Опытный торгаш с ним не связывался. [...]

Есть семечки жареные!

Кому семечки?!

И такой веселый выкрик:

По воробью, по воробью

Полный карман набью!

Торгуем без обмана,

Накладываем полные карманы!

И такой вариант:

Ай да