Больница неизлечимо помешанных - Томазо Гарцони

словно игра может кончиться таким образом, чтобы кегле не досталось шариком по голове, и так за столом всякий сбрасывает с рук что получше, не внемля изречению Мудреца: Суета сует, и все суета.[74]

[38] Но поскольку лучше познаешь общее, когда обсуждаешь разновидности, пойдем мало-помалу по отдельным помешательствам, чтобы достичь полного и совершенного познания о помешательстве, какого мы ищем.

Рассуждение II

О помешанных френетических и делирийных[75]

[1] Общее мнение наиболее ученых врачей, и в особенности Галена[76] в первой книге «Прорретик», относительно того вида безумия, что зовется френезией, таково, что френезией в собственном смысле называется то поражение, или внутреннее страдание, которое в соединении с острой горячкой вызывает длительное слабоумие в мозге больного. [2] Это воздействие (как пишет Аэций, основываясь на авторитете Посидония[77]) есть некое воспаление мозговых мембран,[78] вызывающее бред и тяжелейшее потрясение мозга, по каковой причине те, кто угнетен этим неприятным и странным воздействием, именуются френетиками и бредящими. [3] Но выдающийся врач Траллиан[79] в тринадцатой главе первой книги утверждает, что френезия — это воспаление мозга или же его мембран. [4] И врач Павел[80] в шестой главе третьей книги высказывает мнение, что френезия есть воспаление мозговых мембран, так что иногда мозг кажется воспаленным, а иногда в нем обнаруживается некая теплота, отличная от того, что мы называем природной теплотой. [5] Далее Гален во второй книге «О причинах симптомов» недвусмысленно утверждает, что болезни подвергается как мозг, так и мембраны, и большинство врачей с ним согласно, и в особенности из новейших — Альтомаре[81] в шестой главе его «Врачебного метода». [6] Врачи, однако, различают между френезией и делирием, хотя и то и другое связано с горячкой, поскольку делирий (как пишет Джован Фернеллио Амбиано[82] в пятой книге своих «Врачебных трудов») вызывается иногда желчью, иногда тонкой кровью, разлившейся по мозгу, а иногда иной причиной; но френезия всегда вызывается тем воспалением мозга, о котором мы сказали выше; кроме того, делирий — чаще симптом горячки или другой, более тяжелой болезни, а в случае френезии горячка — не симптом, а причина; делирий появляется часто, а френезия весьма редка; и френезия — много более жестокий недуг, чем делирий.

[7] Так как, однако, я намерился говорить о помешательстве не столько по врачебным мнениям, сколько по народным толкам, то и собрал френетиков и делирийных в один род, потому что, когда кто пускается по какому ни есть поводу в bus и bas,[83] обыкновенно говорят, что таковой буйствует и бредит, ибо с ним приключается то, что бывает с теми, кто в самом деле отягчен делирием или френезией. [8] Итак, френетическими и делирийными у нас именуются те, кто, в некотором роде подражая подлинному делирию и подлинной френезии, вовсе выбились из разума, и в речах непостоянны, и так путаются, что Сфинкс потрудился бы, развязывая их мысли, и Эдип попотел бы, вникая в смысл их речей, ибо слова у них наготове и под рукой, воображения же странствуют на Пегасе, летая туда и сюда беспрепятственно.

[9] Из сего рода помешанных два примера[84] будут достаточны для людей ученых: один — некоего Спарса, упомянутого Сенекой в «Посланиях», где ему приписывается такое свойство, что среди риторов он говорил как безумный, а среди безумцев рассуждал как ритор, так что и в тех обстоятельствах и в других его делирий был всем очевиден; другой рассказан Целием, автором, высоко ценимым, в девятой книге его «Древних чтений», где говорится, что была некая дряхлая женщина,[85] по имени Акко, которая (заметим, что бредить кажется свойственней этому возрасту, нежели любому другому), увидев в зеркале лицо, обезображенное старостью, от досады, нанесенной ее душе, помешалась; в этом безумии она заговаривала со своим лицом в зеркале, смеялась с ним, вела беседы сама с собою; иной раз грозила ему, иногда что-то сулила, подчас льстила, иногда же, буйствуя на такой лад, сердилась на него; порою была весела, словно какая-то Альцина, порой, как новая Габрина,[86] полна неприязни и раздражения.

[10] Для простонародья же можно прибавить пример Тальпино из Бергамо:[87] этот старый дурень,[88] неспособный держаться приличным образом дольше четверти часа с одной минутой, отбыл из Бергамо и отправился в Венецию пред Совет Сорока, дабы обжаловать решение, вынесенное против него по поводу некоего дома, на который он притязал; и, стоя перед ними, он перескочил от дома к колодцу, с таким упорством настаивая, что хочет по крайней мере колодца этого дома, что господа Совет, смеясь, предложили сделать его даже владельцем моря, не то что колодца, и он, отказавшись от своего притязания на колодец, принес в Бергамо новость, что Совет сделал его хозяином моря и Бучентавра в придачу.[89] [11] Но, вернувшись в свою прежнюю блажь, он снова обратился к ним, заявляя, что ему кажется недостойным его адмиральства иметь в распоряжении так много соленой воды для кораблевождения и не располагать колодезной, дабы продовольствовать свои галеры; посему некоторые из Совета, видя прыжки его ума, чтобы повеселить собрание, велели составить для него документ, подписанный углем[90] и запечатанный конским тавром, где извещали, что даруют ему всю воду Серио, Ольо, Бренты, Силе, Пьяве, Тальяменто, Граваллоне, Адидже и той части По, что протекает по их владениям,[91] для использования в оной надобности. Наконец безумец заключил тем, что не желает такого количества воды, но только дом, не то разрушит Бергамо до основания с Капеллой[92] вместе.

[12] Не меньше того был делирий, который приписывают Сантино из Трипальды:[93] ему пришла прихоть в возрасте шестидесяти четырех лет отправиться в Падуанский университет. Прибыв в ближайшую к классам гостиницу, он велел указать ему самого знаменитого в ту пору врача в университете. Войдя в час лекции в класс вместе с другими, когда учителю довелось трактовать о мозге, он начал трясти головой со всей силы и наконец, не в силах удерживаться, в присутствии многочисленных школяров, которые из-за любезной внешности старца сначала не понимали, на какую ногу он хромает, завопил, что намерен держаться мнения, что у быков в Трипальде больше мозга, чем у всех профессоров и школяров, сколько их ни есть в Падуе. [13] Обнаружившегося безумца обступили; он вмиг был водворен на кафедре под громкий хохот школяров, желающих услышать от нового архинаставника добрую остроту;