Филострато. Охота Дианы - Джованни Боккаччо

чище, наши

    Сердца к твоим высотам вознеся.

Дай нам почувствовать, как полной чашей

    Усладу счастья пьют, о, сделай нас

    Достойными любви, милей и краше».

Покуда так молил всеобщий глас,

    Явилось облачко в потоках света,

    Застыв над головой у них тотчас.

А в облаке юница, не одета,

    Им говорит как будто бы: «Я та,

    К кому сейчас мольба звучала эта

О милости. Не лгут мои уста,

    Клянусь богами, каждой здесь просящей

    Воздам, как заслужила красота».

На пламень посмотрела восходящий, —

    Не знаю, как сказать, но из него,

    Из каждой туши, в пламени горящей,

Вдруг человеческое существо

    Явилось в виде юноши нагого.

    Пройдя по травам, все до одного

Омылись в чистой влаге бирюзовой

    И облеклись по воле госпожи

    Плащом пурпурным в качестве покрова.

Как лилии цветок, они свежи;

    Венера им промолвила: «Отныне,

    Так я велю вам, всяк из вас служи

Красавице своей, как мне, богине,

    Покуда не заслужите в ответ

    У них любовным тщаньем благостыни».

Так изрекла, проливши славы свет,

    И на небо вернулась быстрым взлётом,

    В душе у каждого оставив след.

Они ж, бродя по луговым красотам,

    Вздыхали, чая сладостной игры,

    Цветочки рвали под любовным гнётом

И ждали им сулённые дары.

Пер. А. Триандафилиди

Песнь XVIII

Я, наблюдавший долго за чудесной

    Охотой дам, пришел на этот луг,

    Откуда скрылась в вышине небесной

Смущённая бессмертная, где вдруг

    Другая появилась и явила

    То чудо, что наш ум постигнуть туг;

Там сердце в изумлении застыло

    При виде тех, кто был плащом покрыт,

    Сих порождений огненного пыла;

И видел я того, кто Даму чтит,

    Кто воплощён из мёртвого оленя,

    Приняв разумный человечий вид;

И это справедливо, без сомненья,

    Природе никогда уж не создать

    Подобного столь чистого творенья.

Лик этой Дамы горнему под стать,

    Небесное созданье, ангел кроткий,

    Сошедший людям ясность взора дать;

Скромна, мудра, её сужденья чётки,

    Величье в ней, хоть ставь на пьедестал,

    Непринужденность, грация в походке;

И свет такой моим глазам сиял,

    Что, ей себя отдавши, ощутил я,

    Как сам из зверя человеком стал.

И здесь напрасны разума усилья,

    Коль верится, что сам её Творец

    Сказал себе: «И это сотворил я!»

Гонительницу скорби из сердец

    Коль созерцать, душой смягчиться надо

    Иль прежде срока обрести конец.

И добродетель в ней такого склада,

    Где ни пройдёт, всё озарит собой,

    И потому во мне царит услада.

Гордыня, жадность, лень и гнев слепой

    При виде Дамы улетают разом

    Из сердца, ей проигрывая бой.

И вас, послушных благостным приказам

    Амора, повелителя того,

    Что просвещает даже низкий разум,

Молю: просите за меня его,

    Чтоб верен я остался этой Даме,

    Служа ей волей сердца своего;

Пусть за меня ходатайствуют сами

    Те, кто в любви удачлив, также те,

    Кто к ней стремится, пылкими мольбами;

Ещё за тех, кто с дамой во вражде,

    Чтоб, миром разрешив былую ссору,

    Не мучились в сердечной маяте.

Но продолжать мне речь свою не впору,

    Я промолчу, покуда не смогу

    Достойнейшей хвалой почтить синьору,

Ту красоту, что в сердце берегу,

    Служа и непрестанно почитая,

    Да не отринет верного слугу.

На луг я возвратился, созерцая

    Ту добродетель высшую, какой

    Цветёт моя красавица честнáя,

Что даст мне, верю, счастье и покой.

Перевод Александра Триандафилиди

О переводе романа Джованни Боккаччо «Филострато» А. Триандафилиди

В 2013 году в мире отмечалось 700-летие со дня рождения третьего гения итальянской литературы, Джованни Боккаччо. На мой взгляд, отечественная словесность отреагировала на него весьма слабо, ограничившись перепечаткой старых исследовательских работ. Между тем, в свое время к 600-летию со дня смерти писателя советский читатель получил высококачественные переводы «Амето», «Жизни Данте» и «Корбаччо». Почему же российский читатель должен быть обделен новинками боккаччианы? Нельзя забывать, что новые переводы классики, тем более произведений, никогда раньше не переводившихся на русский язык, расширяют наш кругозор, духовно обогащают и немало способствуют упрочнению культурных связей между странами.

Я восторгался «Декамероном», читая его как в классическом переводе А. Н. Веселовского, так и в оригинале, и задавался вопросом: на какой почве возник шедевр? Изыскания привели к «Филоколо», в котором можно видеть зачатки будущей великой книги новелл и первый в Италии образчик изысканной прозы. Но в художественном отношении этот длинный прозаический роман значительно уступает стихотворному «Филострато», в отличие от него, напрочь лишенному громоздкости. Боккаччо тогда был молод, как поэт он вполне сложился, а как писатель еще нет. В этой связи я сделал вывод, что весь огромный Неаполитанский период творчества великого флорентинца, наиболее богатый поэтическими работами – пробел, сплошная terra incognita русской переводной литературы. Справедливо ли это? Знакомство с поэзией и прозой от «Охоты Дианы» до, включительно, «Тезеиды» дало однозначный ответ: несправедливо.

Мой переводческий выбор пал на «Филострато» по следующим соображениям: первое крупное произведение Боккаччо, первый в мировой литературе психологический роман, первая проба октавы на широком повествовательном полотне и, наконец, преемственность от самой «Комедии» Данте (так или иначе, но в период между созданием обеих поэм не было сколько-нибудь значимых поэтических произведений в Италии).

«Филострато» – любовный роман с логическим, даже прямолинейным сюжетом: встреча – жажда любви – счастье – разлука – измена – смерть героя. В этой простой цепочке последовательно с необыкновенной полнотой раскрываются характеры трех главных персонажей: Крисеиды, Троила и Пандара. О схематичности образов, характерной для средневековой литературы, здесь нет и речи. Наиболее сложный и запоминающийся характер в романе – Крисеида.

Умная, хитрая, набивающая себе цену показной заботой о добродетели, чувственная и страстная, способная к глубоким переживаниям и вместе с тем непостоянная, она родоначальница таких героинь, как Анджелика у Ариосто, Армида у Тассо, Кориска у Гварини и др. В ней также можно увидеть прообраз мадонны Фьямметты и многих героинь «Декамерона». Роман будет понятен даже неподготовленному читателю, его можно понять не столько умом, сколько сердцем, поэтому он