Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

БЫЛА Б ТЫ НЕМНОГО БОГАЧЕ… Однажды я на берег вышла, По тропке спустилась к реке. Вдруг вижу: челнок подплывает, Три графа сидят в челноке. Вот граф, молодой и прекрасный, В бокал иаливает вина. «Красавица, светик мой ясный, Ты выпить со мною должна». Глядит на меня, чуть не плача, И шепчет, склонясь надо мной: «Была б ты немного богаче, Моей бы ты стала женой». «Не смейтесь над девушкой честной. Зачем мне ваш графский дворец! Бедняк из деревни окрестной Меня поведет под венец». «А коль жениха не дождешься Ни в том и ни в этом году?» «Тогда я монахиней стану, Тогда я в обитель уйду». С тех пор миновало полгода, Зима наступила, и вот Приснилось ему, что голубка Монахиней в келье живет. Стрелой к монастырским воротам Летит он на быстром коне… Открылось окошечко: «Кто там?» «Любовь моя, выйди ко мне!» И девушка в белом наряде Выходит к нему на порог. Отрезаны длинные пряди, И взгляд ее грустен и строг. Он ей не промолвил ни слова, Он ей не сказал ничего. Но сердце от горя такого Разбилось в груди у него. ГОРЕМЫКА ШВАРТЕНГАЛЬЗ В пути заметил я трактир И постучал в ворота. «Я горемыка Швартенгальз. Мне пить и есть охота!» Хозяйка отворила дверь. Я плащ и шляпу скинул, Налил вина — да стал глазеть И кружку опрокинул. Она тут потчевать меня, Что барина какого. Да только денег не возьмешь Из кошелька пустого. Хозяйка сердится, бранит — Чуть не оглох от крика. Постель не стелит, гонит прочь: «Иди в сарай поспи-ка!» Что делать, братцы! Лег я спать В сарае возле дома. Эх, незавидная кровать — Колючая солома. Проснулся утром — смех и грех,— Дрожу, от стужи синий. Вот так хоромы! На стене Засеребрился иней. Ну что же, взял я в руки меч, Пошел бродить по свету. С пустым мешком пошел пешком, Коль не дали карету. А на дороге мне сынок Купеческий попался, И кошелек его тугой По праву мне достался! ПОРТНОЙ В АДУ Под утро, в понедельник, Портняжка вышел в сад. Навстречу — черт: «Бездельник, Пойдем со мною в ад! Теперь мы спасены! Сошьешь ты нам штаны, Сошьешь нам одежонку, Во славу сатаны!» И со своим аршином Портняжка прибыл в ад. Давай лупить по спинам Чертей и чертенят. И черти смущены: «Мы просим сшить штаны, Но только без примерки, Во славу сатаны!» Портной аршин отставил И ножницы достал. И вот, согласно правил, Хвосты пооткромсал. «Нам ножницы странны! Изволь-ка шить штаны. Оставь хвосты в покое, Во славу сатаны!» С чертями трудно сладить. Портной согрел утюг И стал проворно гладить Зады заместо брюк. «Ай-ай! Ужель должны Нас доконать штаны? Не надо нас утюжить, Во славу сатаны!» Затем он вынул нитку, Чертей за шкуру — хвать! И пуговицы начал Им к брюху пришивать. И визг и плач слышны: «Проклятые штаны! Он спятил! Он рехнулся, Во славу сатаны!» Портной достал иголку И, не жалея сил, Своим клиентам ноздри Как следует зашил. «Мы гибнем без вины! Кто выдумал штаны? За что такая пытка, Во славу сатаны?!» На стену лезут черти — Шитье всему виной. «Замучил нас до смерти Бессовестный портной! Не слезем со стены! Не будем шить штаны! Иначе мы подохнем, Во славу сатаны!» Тут сатана явился. «Ты, парень, кто таков? Как ты чертей решился Оставить без хвостов? Коль так — нам не нужны Злосчастные штаны. Проваливай из ада, Во славу сатаны!» «Ходите с голым задом!» — Сказал чертям портной И, распрощавшись с адом, Отправился домой. Дожив до седины, Он людям шьет штаны, Живет и не боится Чертей и сатаны! * * * Кабы мне птицей стать, Крылья бы где достать,— Был бы с тобой! Но как ни хочу — не взлечу, Проклят судьбой. Ночью снишься ты мне, Вижу тебя во сне, Взгляд твой ловлю. А разомкну глаза — Слезоньки лью. Верь, что каждую ночь Сердцу уснуть моему невмочь,— С тобой говорит… Тысячу раз тебя Благодарит.