Беседа с папским легатом, диалог с иудеем, и другие сочинения - Иоанн Кантакузин

class="p1">Затем он говорит: «Ввел меня Господь по пути ворот, что к северу, и я глядел; и вот, наполнился славой дом Господень». Почему он говорит об одном и том же пути, но о разных воротах? Это ясно: потому что одна и та же, Девой будучи, зачла и, Девой будучи, родила. А различие объясняется тем, что вход в нее был без плоти, Вышедший же из нее отличался — был с плотью. Если кому-то захочется заняться неуместными разысканиями, каким образом это могло произойти, то пусть тот знает, что это превосходит разумение всех вообще ангелов и людей.

Существует и много других ясных предсказаний воплощения и неизреченного рождения Богочеловека-Слова от Девы, но, уклоняясь от труда все подробно излагать, я не стану все разыскивать и собирать, а вспомню лишь то, что уместно.

Иаков, уйдя от клятвенного колодца и идя в Харран, улегшись спать, увидел во сне лестницу, опирающуюся на землю, «вершина же ее достигала до неба, и ангелы Божии восходили и нисходили по ней, Господь же стоял на ней и сказал: Я — Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака, не бойся» (Быт. 28,12-13) — и прочее. Затем «встал, — говорится, — Иаков от сна и сказал: есть Господь на этом месте, а я и не знал. И убоялся, и сказал: как страшно место это; и не место это, а дом Божий и сами врата небесные» (Быт. 28,16-17).

Обрати внимание, что то, как Иаков сказал здесь о лестнице, на которой стоял Господь, согласуется со словами Иезекииля. Ведь что тот, имея в виду Деву, назвал воротами храма, Иаков назвал вратами небесными. Воспользовавшись этой названной вратами лестницей, Сын и Слово Божие соединился с человеческой природой.

Однако же одно за одним, отвлекая наше внимание, увело нас далеко от слов Исаии. Так что пора нам вновь к ним возвратиться. Слова: «Вот, Дева во чреве зачнет и родит сына, и нарекут имя ему Эммануил» (Ис. 7, 14), что значит «с нами Бог», сколько было возможно, мы разъяснили. Посмотрим, что он говорит дальше.

«Коровье масло и мед съест; прежде чем начнет разуметь или изберет злое, изберет доброе; потому что прежде, нежели младенец сможет отличать добро от зла, он отвергнет злое и изберет доброе» (Ис. 7,15-16). Сказанное ранее указывает, как можно понять, на истинного Бога, Который должен родиться у Девы, а эти слова представляют Его истинным человеком, а не кажущимся, как безумно полагают некоторые из еретиков. Ведь слова «коровье масло и мед съест» свидетельствуют, что поистине Он воспримет плоть, ибо в такой пище ни Бог, ни кто-либо, только кажущийся человеком, не нуждается, и доказывают, что Он поистине был причастником нашей материальнейшей плоти. Таким образом, ясно, что Исаия предсказывает рождение у Девы в равной степени Бога и человека.

«Прежде чем начнет разуметь или изберет злое, изберет доброе; потому что прежде, нежели младенец сможет отличать добро от зла, он отвергнет злое и изберет доброе». Вдумайся, Ксен, в смысл этих слов. Все потомки Адама имеют ведь то, чем он был наделен от Бога, — свободу воли, свойство одного из Божиих образов в человеке. Обладая ею, они имеют возможность выбора. Это предполагает, что, имея перед собой несколько возможностей — их может быть много или, на худой конец, две, — человек способен избрать из них какую-то одну. Скажем, во власти кого-то выбрать целомудрие или блуд, и по необходимости должно быть избрано что-то одно, а другое отвергнуто, ибо разом то и это невозможно. Если, допустим, он изберет целомудрие, ясно, что он изберет доброе, если же блуд — злое, что по падении, т. е. согрешении, Адама и передалось его потомкам. Бог же сотворил его без греха. А Христос, восприняв Адамову природу такой, какою она была до греха, по необходимости воспринял ее без греха.

Ксен: Похоже, ты решил говорить со мною загадками, царь. Как это возможно, сначала говорить об одной и той же природе, свойственной Адаму и воспринятой Христом, и стараться доказать, что у обоих она была одна, а затем, как бы деля ее пополам, утверждать, что у Адама она была грешной, а у другого безгрешной, — конечно же, у Христа?

Император: Ты верно заметил, что это парадоксально и необыкновенно. Однако же это не полные небылиц выдумки, как ты подозреваешь, но нечто высокое и Божественное. Ты легко поймешь, что ничто не мешает единой у Адама и у Христа природе у одного быть грешной, а у другого — безгрешной, и сомнений у тебя не останется.

Вообрази, что существуют два человека: один больной, а другой здоровый, и притом искусный врач, способный вернуть больному здоровье. Можно ли сказать, что у них разные природы оттого, что один прикован к постели, а другой здравствует, ходит и должен исцелить одержимого недугом? Это никак невозможно. Одна ведь и та же у обоих природа, хотя по своим свойствам она сделалась у них весьма различной. Так что, вне сомнений, той же должна была бы быть, Адамовой, природа, которую воспринял Христос. И этому ничуть не противоречит то, что один склонился к злому, а другой пребыл совершенно несклонным и непреклонным ко греху. Не природой ведь согрешил Адам, а своим выбором. Соответственно, не природа его подверглась осуждению, а тело и согрешившая способность выбора. Прикоснувшееся к запретному дереву и оттого заболевшее тело было осуждено на распад и смерть, а бессмертная природа таковой и осталась, хотя тело сделалось подверженным тлению.

Потому-то мой Бог Христос и умилосердился, не стерпев, глядя, как Его творение мучается, и воспринял природу лежавшего мертвым Адама, — не грех его ни в коем случае! — как бы наклонившись по доброй воле к падшему, как то делает всякий, кто, стоя на ногах, желает помочь встать кому-то лежащему, и поднял его, лежавшего после того ужаснейшего падения, и освободил от смерти и тления. Так что не согрешившую, как сказано, но по причине преступления падшую природу Адама воспринял Христос, причастившись не связанному с ослушанием греху, а в высшей степени человеколюбиво — осуждению за него, в чем очевиднейшим образом сбылось сказанное Давидом: «Тогда отдал, чего не похищал» (Пс. 68,5).

Ясно, что согрешивший Адам был осужден не беспричинно. Я же, не прикоснувшись ни к какому греху, получил такое же осуждение, т. е. смерть и тление. Тому, однако же, смерть была дана для пресечения греха, чтобы зло не стало бессмертным. А Христос, сойдя по причине смерти в ад,