Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп

безопасно проскользнуть по полю битвы и сокрушить подходящие к [их] лагерю прямо среди их ловушек ничего не подозревающие ряды их врагов. Даже сам Минос не делал в потайных углах своего лабиринта столь искусно петляющих двойных кругов, как эти, превратившие их пути в [такой вот] лабиринт. Только умный сын Эгея вышел из них, следуя, как он был наставлен, за путеводной нитью. Затем он пронзил мечом грудь, что была смешана из двух природ[91], и тварь изрыгнула кровь и упала на темную землю с хрустом ломающихся рогов. Далее мавр выстроил третью линию обороны перед тем защитным кольцом, которое образовал [ранее]. Он распределил повсюду более мелких животных, связал их меж собой и держал стреноженными. Таким образом он искусно сузил пространство, связав вместе ослов жестокими недоуздками крепко-накрепко. Наконец, он выставил ловушки и двурогие вилы вокруг лагеря, вместе с заостренными кольями и большими камнями в качестве своего последнего защитного вала.

Антала избрал стратегию с подобным [Иоанну] искусством и выдвинулся вперед в сопровождении двух флангов войска. Уверенный в своей лошади, он бросился вперед в сражение после того, как приготовил фаланги для встречи пехоты, соединив большие шишки щитов. Он держал свои ряды близко к лагерным укреплениям, не имея желания подвергать лишенных удачи пехотинцев опасности боя на открытом поле, ибо не раз уже изведал, какой ужас может охватить [воинов] в сражении и на что была способна мощь римлян. Тем не менее войска мавров шли в бой в четком строю под двумя знаменами. Вырвавшись вперед, их лошади носились по всему полю, и быстрые лагуатанские воины последовали за ними, пока не заполнили собой поля и близрасположенные холмы, пустые долины, леса и потоки. Дикарь Иерна, их второй начальник, был с ними, как и высокомерный Брутен. За этими двумя следовал Камал, ярясь на наступающего противника и [ведя] много тысяч людей. Затем следовали Идреазан, яростный Иалда и Синдзира, горячий до битвы, и все те, чьи имена никто и выговорить-то не сможет, даже если захочет оставить памяти ради все эти многочисленные дикие племена. Посреди них стоял яростный Сидифан, подстрекатель и руководитель этой войны, который командовал кавалерией и держал свои знамена на правом фланге. На левом фланге Карказан присоединил свои отряды к общим и, подстрекая ифураков к бою, выпустил плотные ряды своих [воинов] по всей долине. Рядом с ним подняли знамена Меланг, Гантал, Гуентан, Алакандза и вселяющий ужас Ютунгун, быстрый Афтилиен, храбрый Катубар и все тысячи командиров, которых послал на битву Сирт.

Песнь V

(ст. 1—98)

И вот враг шел рядом с врагом, знамя [развевалось] рядом с другим добротно установленным знаменем. Они схватили свои луки, достали оперенные стрелы из колчанов и потрясали копьями с железными наконечниками. Когда первые ряды преодолели расстояние между армиями, чужие воины прекратили дальнейшее наступление наших. Стоя твердо, они заставили остановиться наступающего врага, и в итоге наши ряды встали, натянув удила. Смотря на наше войско, наш враг Антала, сын Гуенфана, увидел полководца Иоанна среди его знамен и узнал его еще издалека. Он тогда проехал сквозь ряды своих вооруженных людей на башнеподобном коне и предстал перед глазами нашего великого полководца. Храбрый командующий, [считая, что его] вызывают [на поединок] этой демонстрацией оружия, выехал навстречу врагу. Его же противник немедленно повернул назад, потянув удила послушного коня. Тогда наш командующий воззвал к нему: «Куда ты бежишь, Антала? Вот к чему привели твои угрозы? Смотри, Иоанн на хилой лошадке выехал принять твой вызов. Почему ж ты так быстро поворотил? Пусть нас рассудит Тот, Кто движет небо и землю, Кто мечет молнию». Пока Иоанн подобными насмешками принуждал его к единоборству, мавр устыдился и в своем горе исчез в толпе воинов. Тогда внезапно, [при помощи] какого-то колдовского искусства, из центра линии войск мавров вырвался бык, которого Иерна, жрец и могучий предводитель вождей племен, намеревался принести в жертву Гурзилу Аммонийскому, и он стал первым предзнаменованием для его людей. Он метался меж двух армий с задранными длинными рогами в неуверенности, где он сможет пробить вражескую линию. Пока наши ряды в страхе попятились назад, он вломился в сиртские ряды и дико помчался к своему лагерю. Римский всадник последовал за ним, всадил под плечо трепещущее копье и уложил его на песок. Тогда грубым звуком затрубили сигнал к бою рога, и к небу вознесся внезапный шум смешавшихся голосов. Ярость нарастала по мере усиления воплей. Весь стоявший по округе лес эхом отразил шум [боя], посылая племенам обратно подражания разным языкам. Вот отряд мавров призвал Синифера и выкрикнул имя дикого Мастимана. «Мастиман», – ответило эхо. Там они призвали Гурзила – и «Гурзил» отразилось от пустот скал. С нашей стороны, римская армия привела небо в смущение своими голосами, подобными грому, и горы ответили грохотом сотрясенных колчанов. Где-то почтенный голос пропел и выкрикнул: «Пусть храбрые бьются во [славу] твоего оружия, Юстиниан, вдохновленные божественной силой Христа. Храни, Всемогущий Отец, правление нашего императора!» При звуке этого имени небеса содрогнулись, и земля сотряслась, леса застонали по горным хребтам, сотрясясь до самих макушек. Горы и озера издали нестройный стон. Земля, расшатав основы, затрепетала, и элементы всяк по-своему воздали хвалу Творцу.

Ко всему этому была добавлена сама ярость, и души людей разгорячились к войне. Они понукали своих лошадей и с силой метали один [вид] оружия за другим. Воистину даже солнечный свет померк от обилия копий, и темная ночь настала от [полета] их дротиков, и металлические [метательные] снаряды с обеих сторон отделили яркое небо над оружием от темени поля боя. Лязгающим мечам и щитам мешали стрелы, посылаемые поочередно то с одной, то с другой стороны. Наконец все небо, мрачное и темное, ощутило на себе вес могучих копий, и каждый раз, когда [такое] оружие металось, человек с той или иной стороны падал от полученной раны, ибо все прилетавшие [метательные] снаряды несли смерть. Но нежданная Фортуна правит битвой. Часто, когда оружие брошено [во врага], оно сталкивается с брошенным дротиком противника и, соединенное с подобным собственному весом, падает на равнину, так что Марсу приходится расплачиваться двумя ранами за случайный уход от одной. Некоторых бойцов сама смерть уже окрасила красным, и земля стала влажной от пролитой [на нее] крови. Воздух звенел от брошенных копий. Битва разгоралась, и кони страдали от людской бойни, барахтаясь [по земле]. Собравшись, сила нечестивцев мощно ударила с двух сторон, и [наши] люди, ослепленные суматохой и сумасшествием, подставляли груди