Vitrum Patrum (Житие Отцов) - Григорий Турский

часть интереса к монашеству происходила от праздней мечтательности, которая предпочитает лучше не сталкиваться лицом к лицу с повседневной борьбой и уничижением, необходимыми для истинной духовной жизни согласно Евангелию. Так преп. Кассиан делает особое ударение на необходимости самого простого труда. “От того и зависит, что в этих (западных) областях мы не видим монастырей с таким множеством братии; потому что они не поддерживаются стяжанием от своих трудов так, чтобы могли постоянно пребывать в них; а если бы как-нибудь щедрость другого и могла доставить им достаточное пропитание, то любовь к праздности и рассеянность сердца не попустят им дольше пребывать в том месте. Потому у древних отцов в Египте составилась поговорка: работающего монаха искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов”. (Постановления Х:23) Восточные Отцы “думают, что чем усерднее будут к рукоделью и работам, тем больше возродится у них желание высшей чистоты духовного созерцания”(II:12). Существует четкая взаимосвязь между готовностью к труду и подлинной ревностью к духовным навыкам: “…равно упражняя телесные и душевные сила, они уравнивают выгоды внешнего человека с пользою внутреннего, страстным движением сердца, и непостоянному волнению помыслов противопоставляют тяжесть рукоделья, как какой-нибудь твердый, непоколебимый якорь, которым можно бы удерживать рассеянность и блуждание сердца внутри келий, как в безопасной пристани” (II:14). Ревность к труду на деле является мерилом духовного продвижения: “…египетские отцы, наученные этими примерами, никак не позволяют быть праздными монахами, особенно молодым, рачительностью к делу измеряя состояние сердца и преуспеяние в терпении и смирении” (Х:22). Осознание этого основного принципа духовной жизни и есть то, что и в наше время делает подлинно православный монастырь “приземленным” и даже “грубым”. Послушник, воспитываемый в такой духовной атмосфере, часто чувствует себя в лихорадочном состоянии, что показывает его естественную любовь к праздности и покою. Так авва Дорофей, автор монашеской “азбуки” VI века, описывает свое собственное ученичество: “Когда я был в общежитии, игумен с советом старцев сделал меня странноприимцем, а у меня незадолго перед тем была сильная болезнь. И так бывало вечером приходили странники, и я проводил вечер с ними; потом приходили еще погонщики верблюдов, и я служил им; часто и после того, как я уходил спать, опять встречалась другая надобность, и меня будили, а между тем наставал и час бдения. Едва только я засыпал, как канонарх уже будил меня; но от труда или от болезни я был в изнеможении, и сон опять овладевал мною так, что, расслабленный от жара, я не помнил сам себя и отвечал ему сквозь сон: хорошо, господин, Бог да помянет любовь твою, и да наградит тебя; ты приказал, — я приду, господин. Потом когда он уходил, я опять засыпал и очень скорбел, что опаздывал идти в церковь. А как канонарху нельзя было ждать меня; то я упросил двоих из братии, одного, чтобы он будил меня, другого, чтобы он не давал мне дремать на бдении, и поверьте мне, братия, я так почитал их, как бы через них совершалось мое спасение, и питал к ним великое благоговение” (авва Дорофей “Душеполезные наставления”, Калуга, 1895, стр. IX-X). Подобное беспокойное послушание было в недалеком прошлом у оптинского старца Иосифа, у которого в качестве личной кельи была всегда переполненная приемная старца Амвросия! Ищущим монашества праздным мечтателям в таких условиях не выжить; и они часто уходят из-за того; что монастырь “недостаточно духовный” — не отдавая себе отчета в том, что тем самым лишают себя духовного “якоря”, без которого будут блуждать в пустой неудовлетворенности, так и не находя своего “идеального монастыря”.

Леность — не самый страшный грех для желающих стать монахами, но без любви к трудолюбию они никогда даже не войдут в подвиг монашеской жизни и не поймут самых элементарных принципов духовной брани.

Если у послушника есть ревность к делу, то можно надеяться, что он может стяжать разумение и других азов монашеской жизни. Первое — это отсечение своей воли. Старец прежде всего старается научить его побеждать свою волю, желания, чтобы чрез это он мог постепенно восходить к высшему совершенству; а для сего с намерением приказывает ему делать то, что противно ему. Многими опытами доказано, что не может обуздывать своих похотей тот монах (особенно из молодых), который не научился чрез послушание умерщвлять свою волю. Поэтому они говорят, что кто не научился наперед побеждать свою волю, тот никак не может подавлять гнев, уныние, блудную похоть; не может иметь истинного смирения, постоянного единения и согласия с братиями и долго пребывать в общежитии” (IV:8). Послушник, не желающий отсекать свою волю посредством монашеского послушания, часто находит, что он “не понят” начальствующими, или, что его вынуждают делать “неподходящие” для него вещи, или, что его “ревность” к прохождению аскетических трудов (согласно, конечно же, его собственному пониманию) недооценена; но истинный любитель послушания, как и любитель труда, радуется посреди тяжелой работы противостояния своей воле, даже когда его земной логике может казаться, что он “прав”, а его духовный отец “ошибается”.

Другой важной частью начальной монашеской подготовки является навык не доверять собственному суждению, тесно связанный с откровением помыслов. “Итак, если мы хотим последовать евангельской заповеди и быть подражателями апостола и всей первенствующей Церкви, или отцов, которые в наши времена последовали добродетелям и совершенству их, то не должны мы полагаться на свои мнения, обещая себе евангельское совершенство от этого холодного и жалкого состояния; но последуя стопам их, должны стараться не обманывать самих себя и так будем исполнять монастырское благочиние и постановления, чтобы нам поистине отречься от этого мира” (VII:18).

“Преподав новичкам первоначальные наставления, стараются возводить их к большему совершенству, при сем вернее узнавая, истинное или притворное у них смирение. А для более удобного достижения этого учат их не скрывать никаких помыслов сердечных по ложному стыду, но тотчас, по возникновении их, открывать старцу своему, и в суждении о них не доверять своему мнению, а считать худым или добрым только то, что старец признает таким. От того хитрый враг ни в чем не может уловить молодого монаха, как неопытного, ничем не может обольстить того, кто полагается не на свое, а на старцево суждение” (IV:9).

Несмотря на чудеса аскетизма, которыми отличались восточные Отцы, основное ударение их учения падает отнюдь не на внешнее подвижничество. “Немощь плоти не воспрепятствует чистоте сердечной, если употребляем только пищу ту, которая нужна для укрепления немощи, а не ту, которой требует похоть… Пост и воздержание состоят в умеренности… Каждый должен поститься столько, сколько