Больница неизлечимо помешанных - Томазо Гарцони

[5] Был и другой, еще развращенней, который спрашивал всякого, можно ли его поцеловать, но стоило человеку приблизиться, разбивал ночной горшок об его голову,[241] или кусал его, или что-нибудь еще дурное непременно с ним вытворял.

[6] Рассказывают об одном развращенном безумце, что, стоя однажды у окна и увидев перед собою красивую девицу, будто вмиг воспламенившись любовью, сказал ей: «Любезен ли я вам, о милая девица?», она же отвечала: «Нет, ибо вы — сер Маггио,[242] мне мнится». [7] А он возразил: «А все-таки позвольте мне своего добиться!»

[8] О другом развращенном безумце рассказывают, что однажды он забрался на прилавок мясника на рыночной площади и, собрав вокруг себя толпу зевак, начал кричать, чтобы все подошли его послушать. [9] Когда народ стекся, он сказал: «Представьте, что я — великий зверь, который держит совет с прочими зверями; я, со своей стороны, намерен отправиться позавтракать, а вы пойдите-ка нашинкуйте себя»; и так их надув, удалился, к общему смеху и стыду. [10] Этот человек был весьма схож с тем, который во время совещания о неких народных делах вошел в залу совета и завопил со всей силы: «Я голосую за то, что вы все тут голосуи!»[243]

[11] Похож на них был и Норандино из Савиньяно,[244] развращеннейший безумец, который в ту пору, как в городе Чезене, соседственном тому замку, происходил некий спор, по случаю проходя там, где собрались спорящие, расчистил себе место здоровым посохом и зычно сказал: «Я оспариваю то заключение, что Савиньяно отстоит от Чезены не более чем на десять миль, и отстаиваю другое, что Савиньяно мужского рода, а Чезена — женского, а вдобавок отстаиваю и то, что больше народу будет слушать меня, безумца, чем вас, строящих из себя мудрецов.

[12] И наконец, я отстаиваю еще и это: если бы Савио проходил посреди Чезены, я не был бы безумен».[245]

[13] Вот такие люди зовутся развращенными безумцами, и в Больнице им принадлежит палата с вывешенным над нею образом богини Фемиды,[246] которую, как покровительницу оных, я призываю на помощь нижеследующей молитвой.

Молитва к богине Фемиде

за развращенных безумцев

[1] О великая дочь Неба и Земли, столь же любимая Юпитером, сколь и скупая к его любви, не скупись на помощь тем, которые, будучи помешанными и порочными, добиваются от Фемиды, богини уместных просьб, того, о чем им подобает просить. [2] Домогаются они сей позволительной и справедливой вещи: чтобы ты вымолила у Неба, твоего отца, мудрости их помышлениям и крепости их уму, ибо если по твоей милости они избавятся от такого безрассудства, в храме твоем, столь чтимом беотянами, подле реки Келиса,[247] узришь принесенною тебе в жертву испанскую мулицу, что станет явным знаменьем великого триумфа, вмиг добытого тобою благодаря столь великому избавлению.

Рассуждение XIII

О помешанных злобствующих и кипучих[248]

[1] У некоторых в мозгу укоренилось такое свойство, что всякий раз, как они чувствуют, что их кто-то обидел или оскорбил, с безрассудной готовностью немедленно начинают свару, и как со стороны обидчика множатся оскорбления и обиды, так с его стороны возрастает вместе с ненавистью неотступная злоба, и дело сводится к тому, что, кипя умом на зверский лад, он удостоивается имени помешанного злобствующего и кипучего.

[2] Среди древних примеров можно, пожалуй, привести Клеомеда Астипалейского,[249] человека необычайной силы, упомянутого Плутархом: нечестно лишенный награды, приличествующей его доблести, он впал в столь великую злобу, что однажды оперся плечами о колонну, поддерживавшую здание школы, где были все дети знатных особ, и, яростно обрушив ее на землю, убил наставника вместе со всеми отроками. [3] К таковым можно причислить и Марганора у Ариосто, который из-за смерти двоих сыновей питал такую неприязнь к женскому полу, что все женщины, каким случилось быть в его владениях, по этой причине подверглись его грубым насмешкам и жестокому обращению.[250]

[4] В новейшие времена великим безумцем из кипучих все окрестили одного ученого бахвала:[251] такой это был бельфегор,[252] что от блошиного укуса был готов истребить всю вселенную, и когда он забирался в свою блажь и безумную повозку,[253] то не боялся всей артиллерии герцога Феррарского,[254] затем что злоба и неприязнь отнимали у него предвиденье опасности и насмешек, грозящих его неистовству. Что до нашей темы, о нем рассказывают, как однажды, когда кто-то назвал его «скрипичной головой», он, донельзя распаленный этими словами, отвесил тому человеку такой удар кулаком, что, угодив по колонне, сломал себе руку и плечо; видя, сколь самому себе навредил, осерчал сильней прежнего и бросил кусок мрамора, метя в лоб, но мрамор, ударив в стену и отскочив назад, ударил бросавшего в живот; вмиг возгоревшись сугубым неистовством, он попытался боднуть обидчика головой в брюхо, а как тот отступил с дороги, врезался в стену головой и здорово ее расшиб; наконец, не имея другого способа утолить злобу, беззастенчиво рыгнул в обидчика из самой глубины, примолвив: «Вот тебе, коли я не могу отомстить иначе!»

[5] Великим безумцем злобствующим и кипучим был Кристофоро из Криспино,[255] который, когда однажды кто-то сказал ему (а он был крайне безобразен): «Воистину, вы прекрасный юноша», он, не стерпев этой иронии, швырнул тому куском сыра в живот, а поскольку тот подобрал сыр и понес его прочь, чтобы съесть, бросил вслед ему и нож, который имел при себе, а тот подхватил и нож, чтобы нарезать им сыр, а так как это было подле лавки пекаря, безумец пустил в него хлебом, а тот подхватил и его, чтобы съесть с сыром; наконец тот думал кинуть в него кувшином без вина, подвернувшимся ему под руку, но обидчик молвил: «Братец, будь добр, налей в него вина, а потом уж бросай», безумец же пришел от этих слов в такую ярость, что побежал к соседнему фонтану, намеренный швырнуть в него кувшином, полным воды: но обидчик, смеясь и убегая, словно коварный парфянин,[256] сказал: «Приятель, я возьму нож, хлеб и сыр, а тебе пусть останется кувшин и вода, чтоб у нас было поровну»; и так избег последнего удара злобствующего безумца, который напоследок уразумел, что остался с величайшим позором от своей полоумной затеи.

[6] Для злобствующего помешательства не найти примера знаменитей того, что являет божественный Ариосто в злобной и преступной Габрине,