Похвала Глупости - Дезидерий Эразм Роттердамский

Второе детство

Если вы спросите, каким образом произвожу я подобное превращение со стариками, извольте, скажу вам, это не секрет. Я их подвожу к истокам Леты – река эта, как вам известно, берет начало на блаженных островах, а в подземном царстве протекает лишь небольшим ручейком, – и там, напившись воды забвения и понемногу смыв с души тревоги, мои пациенты снова возвращаются к юности. Про них говорят: «они выжили из ума, поглупели». Ну да! это именно и значит – помолодеть, возвратиться в детство. Быть ребенком – значит не что иное, как быть неразумным и глупым? Что составляет лучшую прелесть детского возраста, как не это отсутствие здравого ума? Ребенок с умом взрослого человека был бы чудовищем; он не мог бы внушить к себе иного чувства, кроме неприязни и отвращения. Это вполне согласно и с общеизвестной пословицей: «Терпеть не могу мальчугана с умом взрослого». Что касается старости, то я предоставляю вам самим судить, насколько невыносим был бы и в обществе, и в приятельском кругу такой старик, который, вдобавок к приобретенной летами опытности, сохранил бы вместе с тем еще и всю остроту ума. Вот почему старческая глупость – истинное благодеяние с моей стороны. Избавившись, по моей милости, от ума, старик тем самым избавляется от тысячи душевных тревог и проклятых вопросов, беспрестанно терзающих мудреца. И это далеко не единственное преимущество, которым мне обязан старик. Благодаря мне его компания иногда не лишена приятности; как собутыльник он не ударит в грязь лицом. Ему чуждо то томительное чувство пресыщения жизнью, под гнетом которого часто изнемогает и человек во цвете возраста и сил. Иногда он не прочь, по примеру плавтовского старика, вспомнить эти три буквы: АМО[20]. Что за несчастье было бы для него – сохранить при этом свой ум! А меж тем, по милости моей, он вполне счастлив, приятен друзьям и не прочь даже побалагурить в приятельской компании. Вот хотя бы у Гомера, например: там из уст старца Нестора «льется речь слаще меда», – какой контраст с желчными речами Ахилла! У того же Гомера в другом месте старички, сидя на городских стенах, тараторят, и поэт сравнивает их лепет с шелестом лилий. В этом отношении старики даже превосходят детей. Детство, нет слов, приятно, но оно бессловесно и потому лишено главной услады жизни, я хочу сказать – болтовни. Наконец, в пользу моего положения о родстве старости с младенчеством говорит и то обстоятельство, что старики имеют какое-то безотчетное влечение к детям, а последние, со своей стороны, выказывают особенную симпатию к старикам, что совершенно согласно с гомеровским изречением, что «подобное боги сближают с подобным». Да и какая, в самом деле, разница между стариком и ребенком, кроме той, что первый насчитывает более морщин и дней рождения? Зато во всем остальном полнейшее сходство: и белые волосы, и беззубый рот, и маленький рост, и аппетит к молоку, и косноязычие вместе с болтливостью, и придурковатость, забывчивость, недогадливость и т. д. И чем более старится человек, тем ближе он подходит к состоянию детства, пока наконец не умирает, и жизнью не наскучив, и не чуя смерти.

Глупость – благодетельница человеческого рода

Пусть после всего этого попробует кто сравнить производимую мной благодетельную метаморфозу с превращениями прочих божеств. Что творят они в минуты гнева, не стоит и говорить о том. Но в минуты доброго расположения чем выражают они свое благорасположение к своим любимцам? Они их превращают – одного в дерево, другого в птицу, третьего в стрекозу, а то и в змею. Как будто потерять свой образ не все равно что погибнуть! Не то – я: оставляя человека человеком, я только возвращаю его к иной, наилучшей и счастливейшей поре его жизни. Не ясно ли, что, если бы люди совершенно избегали всякого знакомства с мудростью и водились бы всю свою жизнь исключительно со мной, тогда и старости бы вовсе не было, но все бы счастливо наслаждались беспрерывной юностью.

Глупцы счастливее умных

Посмотрите, в самом деле, на этих угрюмых господ, по уши ушедших либо в изучение философии, либо в другие серьезные и трудные занятия: разве они не превратились в стариков, прежде чем стать молодыми? Заботы и усидчивая, напряженная умственная работа разве не вытянули из них каплю за каплей все жизненные соки? Взгляните, напротив, на моих морионов[21]: что за цвет лица – кровь с молоком! А это выхоленное тело, а эта лоснящаяся кожа, точно у акарнанских поросяток! Они уж, конечно, никогда не почувствуют невзгод старости, разумеется, если только не заразятся от соприкосновения с мудрецами. К сожалению, это случается! Такова уж человеческая жизнь: полное благополучие не ее удел.

Глупость – источник вечной юности

Я могу, кроме того, сослаться, в подтверждение высказанного мной положения, на авторитет общеизвестной пословицы, утверждающей, что одна лишь глупость способна задержать столь быстрое течение юности и отдалить постылую старость. Пословица эта гласит, что брабантцы глупеют с возрастом. А какой же другой народ может сравниться с брабантцами в их жизнерадостном отношении к жизни и в той молодцеватой беззаботности, с какой они переносят невеселую старость? Близки к ним и по месту и по складу жизни мои голландцы – почему бы мне и не называть моими этих ревностных почитателей моих, которые за свое усердное служение мне удостоились соответствующего прозвища? И они не только не думают стыдиться последнего, а им-то в особенности и гордятся.

Пусть после этого дураки-люди, в чаянии возвратить себе юность, рыщут в поисках Медей, Цирцей, Венер и каких-то там чудодейственных источников, когда я одна в состоянии доставить им это, – что обыкновенно и делаю. Я располагаю этим чудодейственным бальзамом, при помощи которого дочь Мемнона возвратила юность своему деду Тифону. Я – та Венера, по милости которой старик Фаон помолодел настолько, что в него по уши влюбилась Сафо. У меня те волшебные травы – если только существуют такие, – у меня те заколдованные слова, у меня тот чудодейственный источник, который не только возвращает утраченную молодость, но – что еще вожделеннее – навеки сохраняет ее. Если вы все согласны в том, что нет ничего лучше молодости и несноснее старости, то вы видите, полагаю, чем обязаны той, которая сохраняет людям столь великое благо и устраняет столь великое зло?

Глупость у богов

К чему мне, однако, останавливаться слишком долго на смертных? Обрыскайте все небеса, и