Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.

Не успела Сяохун договорить, как Ли Вань расхохоталась:

– Ой-ой-ой! Ничего не поняла. Сколько здесь «господ» и «госпож»!

– И не удивительно, что не поняла, – улыбнулась Фэнцзе. – Ведь речь идет о четырех или пяти семьях.

И она обратилась к Сяохун:

– Милая девочка, спасибо тебе за то, что ты так точно выполнила мое поручение, не то что другие служанки, которые только и умеют, что зудеть как комары. Знаешь, сестрица, – повернулась она к Ли Вань, – я не рискую никому давать поручения, кроме нескольких моих доверенных служанок. Скажешь им слово, они от себя добавят десять, будут мямлить, повторять одно и то же. Да еще с важным видом! Ты не представляешь, как порой они меня злят! И моя Пинъэр была раньше такой. Говорю ей однажды: неужели ты думаешь, что станешь лучше, если будешь жужжать мне на ухо, как комар? Сказала так несколько раз, и она в конце концов поняла.

– А ты хочешь, чтобы служанки были такими же колючими, как ты сама? – засмеялась Ли Вань.

– Эта девочка мне понравилась, – продолжала Фэнцзе, пропустив замечание мимо ушей. – Правда, поручение я ей дала несложное, но и его достаточно, чтобы убедиться, что девочка бойка на язык и не говорит лишнего.

– Я возьму тебя к себе, – обратилась она к Сяохун, – и сделаю своей приемной дочерью. По крайней мере у тебя будет надежда на хорошее будущее.

Сяохун смущенно улыбнулась.

– Ты почему улыбаешься? – удивилась Фэнцзе. – Может быть, думаешь, что я чересчур молода, всего на несколько лет старше тебя, и не могу стать твоей матерью? Заблуждаешься! Ты поспрашивай, и тебе каждый скажет, что люди постарше сочли бы за счастье называть меня матерью, только мне это не нужно. А вот ты – исключение.

– Я смеюсь потому, – отвечала Сяохун, – что вы запутались в родственных отношениях: ведь моя мать приходится вам приемной дочерью, а теперь вы хотите сделать дочерью и меня.

– А кто твоя мать? – поинтересовалась Фэнцзе.

– Разве ты не знаешь? – вмешалась в разговор Ли Вань. – Ведь она дочь Линь Чжисяо.

– Ах вот оно что! – удивилась Фэнцзе и сказала: – Линь Чжисяо и его жена достойная пара: слова из них не вытянешь, хоть шилом коли! Он глух, как небо, она, как земля, нема. И как это им удалось вырастить такую умную дочь! Сколько же тебе лет?

– Семнадцать, – ответила Сяохун.

– Как тебя зовут?

– Прежде звали Хунъюй, но, поскольку слог «юй» входит в имя второго господина Баоюя, меня стали называть Сяохун, – объяснила девушка.

Фэнцзе нахмурилась.

– До чего же мне надоели подобные имена! Все думают, имя «юй» – «яшма», счастливое. И оно встречается на каждом шагу. Ты ведь не знаешь, сестра, – обратилась она к Ли Вань, – сколько раз я ее матери говорила: «У жены Лай Да дел всегда много, да она и не знает, кто какие должности занимает во дворе, так что подыщи для меня пару девочек-служанок». Она пообещала, но не только не выполнила своего обещания, а даже собственную дочь постаралась устроить в другое место. Неужели она думает, что служанкам у меня плохо живется?

– Ты чересчур подозрительна, – усмехнулась Ли Вань. – Ведь девочку устроили в сад, когда ее мать еще не знала, что тебе нужны служанки! Зачем же ты на нее сердишься?

– В таком случае завтра же поговорю с Баоюем, чтобы он отдал мне эту служанку, а ему подыщем другую, – улыбаясь, промолвила Фэнцзе и спросила Сяохун: – Ты согласна прислуживать мне?

– Стоит ли спрашивать моего согласия, – с улыбкой отвечала Сяохун, – но я почту за счастье прислуживать вам, по крайней мере научусь хорошим манерам, обращению со старшими и младшими и поднаторею в хозяйственных делах.

Едва она это произнесла, как на пороге появилась служанка и сказала Фэнцзе, что ее просят пожаловать к госпоже Ван. Фэнцзе попрощалась с Ли Вань и ушла, а Сяохун вернулась во двор Наслаждения пурпуром, но об этом речь пойдет дальше.

Расскажем сейчас о Дайюй. Почти всю ночь она не спала и встала поздно. Узнав, что сестры давно уже провожают Духа цветов в саду, она заторопилась, боясь, как бы сестры не стали насмехаться над ее ленью. Она наскоро умылась, причесалась и вышла из дому. Как раз в это время в ворота вошел Баоюй и с улыбкой спросил:

– Милая сестрица, ты вчера на меня пожаловалась? Я всю ночь беспокоился.

Ничего не ответив, Дайюй отвернулась, позвала Цзыцзюань и приказала:

– Убери комнату и подними на окне занавеску. Прилетит ласточка, занавеску опустишь и прижмешь «львом»[245]. Зажги благовония и прикрой курильницу колпаком!

Она повернулась и пошла прочь.

Баоюй решил, что сестра обиделась за то, что он ей сказал накануне в полдень – он не знал, что произошло вечером! Ведь Дайюй даже не удостоила его взглядом, хотя он ей поклонился, и пошла искать сестер.

«Она сердится, – подумал расстроенный Баоюй. – Но за что? Ведь я вернулся вчера поздно вечером и больше мы с ней не виделись».

Он не выдержал и побежал следом за Дайюй, но та уже успела присоединиться к Таньчунь и Баочай, они о чем-то разговаривали и любовались журавлями.

Баоюй подошел к девушкам.

– Как ты себя чувствуешь, братец? – спросила Таньчунь. – Я тебя целых три дня не видела.

– А ты как поживаешь, сестрица? – в свою очередь осведомился Баоюй. – Третьего дня я справлялся о твоем здоровье у старшей тетушки.

Тут Баоюя позвала Таньчунь:

– Иди сюда, мне надо с тобой поговорить!

Они отошли в тень гранатового дерева.

– Отец тебя не вызывал? – спросила девушка.

– Нет, – ответил Баоюй.

– А я слышала, будто вызывал, – промолвила Таньчунь.

– Это тебе неправду сказали, – рассмеялся Баоюй.

– За последние месяцы я скопила почти десять связок монет, – продолжала Таньчунь. – Возьми их и, когда поедешь в город, купи мне хорошую картинку или интересную безделушку.

– В последний раз я гулял и в городе, и за городом, осматривал храмы и террасы, но нигде ничего оригинального не встречал, – проговорил Баоюй, – везде только золотая, яшмовая, бронзовая да фарфоровая утварь и еще старинные безделушки, которые тебе ни к чему. Может быть, купить что-нибудь из одежды, какую-нибудь шелковую ткань или лакомство?

– Нет! – воскликнула Таньчунь. – Купи мне лучше маленькую корзиночку из ивовых прутьев, как ты недавно привозил, или выдолбленную из корня бамбука коробочку для благовоний, или глиняную курильницу. Я с удовольствием собирала такие вещицы, но сестрицы мои тоже их оценили и растащили все, будто какие-то сокровища.

– Так вот, оказывается, чего ты хочешь! – сказал Баоюй. – Это достать совсем нетрудно! Дай слугам несколько связок монет, и они тебе привезут хоть две телеги!

– Что слуги понимают! – возразила Таньчунь. – Ты сам купи. Если попадется что-то оригинальное, непременно бери. А я за это сошью тебе туфли, получше, чем в прошлый раз. Ладно?

– Ты упомянула о туфлях, и мне припомнилась забавная история, – проговорил Баоюй. – Надев в первый раз сшитые тобой туфли, я повстречался с отцом. Туфли, видимо, ему не понравились, и он спросил у меня, кто их сшил. Но разве мог я выдать тебя?! Я ответил, что мне их подарила тетушка на день рождения. Отец долго молчал в замешательстве, но потом все же сказал: «К чему это! Только зря испортила шелк и потратила время!» Когда я вернулся домой и рассказал об этом Сижэнь, она мне и говорит: «Это еще что! Вот наложница Чжао как разозлилась, узнав, что тебе сшили туфли. Стала браниться, кричать, что Цзя Хуань ходит в рваных, но до него никому дела нет, а о Баоюе все заботятся!»

Таньчунь опустила голову и долго молчала.

– Скажи, – промолвила она наконец, – не глупо ли это? Разве обязана я шить всем туфли? Неужели ей не выдают денег на содержание Цзя Хуаня? Ведь и одет он, и обут, и служанок хватает – на что обижаться? Зачем эти пересуды? Есть у меня свободное время и к тому же желание, могу сшить пару туфель. Кому хочу – тому дарю. Кто мне смеет указывать? Это она от зависти злится.

Баоюй кивнул и сказал:

– Ты, может, не замечаешь, а я уверен, что у нее своя корысть.

Таньчунь так рассердилась, что даже головой замотала.

– Конечно, корысть. Как и у всякого подлого человека. Но мне до наложницы Чжао нет дела – пусть думает что хочет, я признаю только отца с матерью! А братьям и сестрам, если они ко мне хорошо относятся, плачу тем же, неважно, чьи они дети. Может, и не надо мне ее осуждать, но чересчур далеко она зашла в своей слепой злобе! Был такой смешной случай: помнишь, я дала тебе как-то деньги на покупку безделушек. Так вот, через два дня после этого встречает она меня и начинает жаловаться, что она все время сидит без денег, что ей тяжело живется. Я пропустила ее слова мимо ушей. Но когда служанки ушли, она вдруг стала ворчать, почему, мол, я отдала деньги тебе, а не Цзя Хуаню. Я рассердилась, и вместе с тем мне стало смешно, но спорить с ней я не хотела и ушла к госпоже.

– Ладно вам! – услышали они голос Баочай. – Поболтали, и хватит, идите к нам! Я понимаю, что разговор у вас личный, но другие тоже хотят послушать.