Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны - Мухаммад ан-Насави

страшился опасности для него не столько со стороны султана, сколько со стороны Шараф ал-Мулка, так как султан был более сдержан и мягок, чем тот. Затем я предложил упомянутому (Хусам ад-Дину) остановиться в каком-нибудь селе, пока я не улажу его дело с Шараф ал-Мулком и не смягчу его гнев, собрав для вазира часть того, что у него было взято. После этого я вошел к вазиру, /208/ но не сообщил ему о прибытии Хусам ад-Дина, а сказал, что Хусам ад-Дин будто бы написал мне просьбу об урегулировании дела за определенную сумму. Шараф ал-Мулк согласился на то, чтобы Хусам ад-Дин возместил за разграбленную ставку [вазира] пять тысяч динаров и лишь после этого явился с повинной. Я заручился клятвой Шараф ал-Мулка в том, что он будет проявлять необходимую заботу о его праве, если тот явится, забудет о зле и унижении, которые он претерпел от Хусам ад-Дина, и, наконец, очистит сердце султана от враждебности против Хусам ад-Дина. Шараф ал-Мулк поклялся все это сделать, и тогда я сообщил ему, что Хусам ад-Дин явился и находится недалеко. Шараф ал-Мулк засмеялся и сказал: «Ты обманул меня!» Затем он приказал своей свите и хаджибам, чтобы они встретили Хусам ад-Дина, и они вместе со мной приняли его. Дела Хусам ад-Дина поправились, к его праву было проявлено внимание, и Шараф ал-Мулк сделал все, что обещал мне.

Глава 84

Рассказ о походе султана на Хилат, его осаде и взятии

Войска, которые явились ранее султана к окрестностям Хилата, стояли на расстоянии дня пути от города, пока султан не возвратился из Нахичевана и не присоединился к ним[722].

Затем к нему прибыл посол от 'Изз ад-Дина Айбека[723]. Последний был на'ибом ал-Малика ал-Ашрафа Мусы в Хилате и арестовал хаджиба 'Али. Посол был умный старик-тюрк, а имя его исчезло из моей памяти.

Главным смыслом его посольства было выражение покорности и подчинения. Он прилагал все усилия для оправдания, заявляя, что ал-Малик ал-Ашраф приказал ему арестовать хаджиба только потому, что хаджиб был непочтителен к султану и вступил в его страну, не получив приказа об этом. «И вот он (ал-Малик ал-Ашраф) назначил меня вали Хилата, приказав подчиниться султану и следовать его желаниям. Он причисляет себя к сообществу помощников и друзей султана, подобно остальным султанским войскам во всех его странах». Он был преувеличенно любезен и заискивал перед султаном, чтобы отклонить его от его цели.

Однако султан отвечал уклончиво и дал понять, что не собирается отступать от своего намерения. Между прочим, он сказал следующее: «Если ты хочешь, чтобы я был удовлетворен, отправь ко мне хаджиба ['Али]!»

Когда посол вернулся [в Хилат] с этим ответом, хаджиб 'Али был убит[724]. Султан направился к Хилату и осадил его. Он установил против города двенадцать катапульт, из которых действовало восемь[725].

/209/ Глава 85

Рассказ о событиях, [происшедших] во время осады Хилата

В числе [событий произошло следующее]: испахбад Нусрат ад-Дин, правитель ал-Джибала[726], женил Утур-хана на своей сестре по отцу. Упомянутый был в это время самым главным из ханов при султане, и испахбад стал опираться на это родство по браку. Он доверился Утур-хану и направился на службу по примеру ширваншаха, действуя тем же способом. Он надеялся, что султан проявит о нем такую же заботу, как и о ширван-шахе.

Когда он прибыл к султану и преподнес ему подарки, большая часть которых состояла из драгоценных камней, Утур-хан отвернулся от него, [действуя] в пользу родного брата своей жены, и побуждал султана арестовать Нусрат ад-Дина и назначить вместо него ее родного брата. Тот так и сделал. Испахбад был закован в цепи, его лишили знаков уважения и отобрали его добро. Он некоторое время находился в тюрьме, пока Аллах не даровал ему свободу в то время, когда султан, потерпев поражение, возвращался из ар-Рума. [Султан] нашел, что доходы, поступающие в знак службы его брата, меньше, чем обещанные, а порой не поступают вовсе. Затем он (Нусрат ад-Дин) был освобожден и возвратился в свою страну, которую отобрал у брата за короткое время.

Султан послал меня к нему, когда он находился в заключении близ Хилата, так как он вызвал через поручителя кого-либо из доверенных лиц султана, чтобы поговорить с ним тайно. Затем, когда я прибыл к нему, он стал жаловаться на страдания от строгости заключения и тяжести оков. Он просил выполнить добрые обещания, которые были даны ему султаном, а затем перечислил мне то, что было взято у него Утур-ханом из сокровищ и драгоценных камней с той целью, чтобы он доставил это султану при ходатайстве о его освобождении. Однако тот ничего не передал.

Я повторил его рассказ султану и смягчил сердце султана по отношению к нему. Я увидел, как султан сожалеет о том, что совершил, унизив его, не посчитавшись со своим обязательством, разорвав [покров] уважения, как он упрекает тех, кто натолкнул его на это. И я узнал тогда, что его освобождение близко, и сообщил ему об этом.

И [произошло] еще такое: Хан-Султан — старшая из дочерей султана ['Ала' ад-Дина] Мухаммада — была взята в плен [татарами] вместе с Теркен-хатун. Ее взял к себе Души-хан, и она родила ему детей. Затем Души-хан умер, и она сообщила своему брату, султану [Джалал ад-Дину], сведения о татарах, о новостях у них и об их положении. Она прислала султану, когда он осаждал Хилат, один из перстней их отца, украшенный бирюзой, с выгравированным /210/ на нем именем султана Мухаммада. Это был знак для посланца, что он прибыл от нее. Она сообщала брату, что ал-хакан уже приказал учить ее детей Корану «и к нему дошло известие о твоей силе, вооружении, о твоем могуществе и обширности твоих владений. Поэтому он решил с тобой породниться и договориться о том, чтобы владения ваши были разграничены рекой Джейхун: тебе то, что до реки, а ему то, что за ней. Поэтому, если ты найдешь силы противостоять им, отомсти и сражайся с ними: смотри, как тебе угодно, [поступай], как захочешь. А если нет, пользуйся случаем примириться тогда, когда они этого хотят».

Однако султан сделал вид, что занят осадой Хилата, и не обратил внимания на это. Он не дал ей ответа, который содержал бы благоразумие и открыл бы ворота для мира. Он не произнес и слова, которое решило бы дело добром и