Рассказы о необычайном - Пу Сунлин

Студент ушел, сговорился с приятелями, и они, подставив лестницу к забору, велели одной веселой девице влезть по ней и спуститься к Сану во двор. Вот она постучала к нему в дверь, Сан посмотрел на нее, спросил, кто она. Девица сказала, что она бес. Сан страшно перепугался. Зубы от страха громко защелкали. Девица сделала несколько нерешительных шагов, потом взяла да ушла.

Студент-сосед рано утром зашел к Сану. Тот рассказал ему о том, что видел ночью, и заявил, что он собирается уехать отсюда к себе. Сосед захлопал в ладоши и крикнул:

– Ну что же ты не открыл двери, как говорил, и не принял ее сам?

Сан сейчас же понял, что с ним сыграли шутку, и успокоился: стал жить себе по-прежнему.

Прошло с полгода. Раз ночью к нему постучала какая-то дева. Сан решил, что это опять проделка приятеля. Открыл дверь, пригласил войти. Видит – перед ним головокружительная красота, из тех, что могут опрокинуть царство[424]. Изумленный, стал он расспрашивать ее, откуда она такая пришла. Дева сказала, что она гетера Лянь-сян, Аромат Лотоса, живет по соседству с ним. Сан поверил, так как в порту было много этих «зеленых теремов», погасил свечу, влез на кровать и слился с девушкой крепко-крепко.

С этой поры она стала приходить к нему дня через три, дней через пять.

Однажды вечером Сан сидел, погруженный в думы. Вдруг впорхнула какая-то девушка. Студент, думая, что это Лянь-сян, пошел к ней навстречу и начал беседу. Всмотрелся – совсем не она! Этой деве было лет пятнадцать-шестнадцать. Свисали длинные рукава, падала на лоб челка, и вся фигура дышала живою и утонченной грацией. Она подходила нерешительно: то подойдет, то опять назад… Студент был сильно поражен и спросил ее недоверчиво, не лиса ли она.

– Нет, – отвечала дева, – я из хорошей семьи. Моя фамилия Ли. Я так уважаю вас за вашу тонкую и высокую образованность… И очень довольна, что вы снизошли до меня и выказываете свое дорогое мне расположение.

Студент пришел в восторг, схватил ее за руки – руки были холодны как лед.

– Почему руки твои такие холодные?

– А как им не быть холодными? Я такая маленькая, такая хрупкая и зябкая, а тут еще ночью заморозки, иней… Понятно, я зябну!

Студент сейчас же разложил постель, стал расстегивать ей платье… Оказалась самой настоящей девственницей.

– Меня влечет к тебе, – сказала она, – любовь. Потеряв сегодня то, что было моим цветом, я все же не гнушаюсь своего падения. Хочу всегда служить тебе у подушки и постели… Кстати, у тебя в доме есть кто-нибудь еще?

– Нет, – отвечал студент, – посторонних нет. Разве вот есть тут одна соседская гетера; только она и посещает меня нечасто.

– Мне надо, – сказала она ему на это, – изо всех сил от нее скрываться. Я, видишь, не такая, как эти девки со дворов. Ты уж, пожалуйста, помолчи, не пророни ни слова обо мне. Она придет, я уйду. Она уйдет, я приду. Вот так еще можно будет.

Когда запели петухи, она собралась уходить. Подарила студенту вышитый башмачок, имевший вид тонкого крючочка, и сказала:

– Это я надеваю себе вниз… Поиграй им иногда, и этого будет достаточно, чтобы дать мне знать, что ты думаешь обо мне и любишь. Однако если есть кто-нибудь посторонний, остерегайся играть.

Сан взял и стал рассматривать: башмачок востренький, тоненький, словно шило для разматывания узлов… И душа его была полна любовной радости.

Через вечер, когда никого у него не было, он вытащил башмачок и стал внимательно смотреть на него, любоваться. Дева сейчас же впорхнула, как ветерок, и они тут же прильнули друг к другу. С этих пор каждый раз, как он вынимал башмачок, дева, как бы отвечая его мыслям, сейчас же прилетала. Сан дивился и расспрашивал ее. А она смеялась и говорила:

– Так, как-то кстати приходится!

Однажды ночью пришла Лянь-сян и с испугом заметила:

– Послушай, какой у тебя плохой вид. Как твое здоровье? Почему это?

Студент сказал, что он сам ничего не замечает. Лянь сейчас же простилась и ушла, назначив свидание через десять дней. Как только она ушла, пришла Ли и приходила все время, не оставляя ни одного вечера свободным.

Раз она спросила:

– Что же эта твоя любовь так долго не приходит?

Сан сказал, как у них условлено. Ли засмеялась и спросила:

– Кого из нас двоих, меня или ее, ты считаешь красивее?

– Можно сказать: обе вы прекрасны, – отвечал студент. – Только у милой Лянь кожа нежнее и мягче…

Ли изменилась в лице и сказала:

– Ты говоришь: красивы мы обе… Это ты только мне так говоришь… Та, наверное, настоящая фея из лунных чертогов. А мне, конечно, с ней не сравниться!

И надулась… Стала считать по пальцам. Сосчитала, что десять дней уже прошло. Велела не выдавать ее и решила тайком посмотреть на Лянь-сян.

В следующую ночь действительно пришла Лянь-сян. Стали очень мило шутить и смеяться… Потом пошли спать, и вдруг дева испуганным голосом говорит ему:

– Пропал ты! Всего десять дней, как я тебя не видела, а смотри, как ты высох и осунулся: куда больше прежнего! Уверишь ли ты меня, что у тебя нет еще и других встреч?

Студент спросил, почему она так думает.

– Я сужу, – сказала она, – по внутреннему состоянию: смотри – пульс-то твой еле-еле бьется, с перерывами, словно путаные нити шелка. Это болезнь от беса!

На следующую ночь пришла Ли. Сан спросил:

– Ну как? Посмотрела? Как тебе нравится Лянь-сян?

– Прекрасна, – отвечала Ли. – Я сразу же решила, что в мире таких красавиц нет. И конечно, права: она – лиса. Как только она от тебя вышла, я за ней следом. Она прошла к южным горам и там, оказывается, живет в норе.

Сан, думая, что она просто ревнует, вяло одобрил это предположение в общих словах, а на следующий вечер шутил с Лянь-сян:

– Я, конечно, не верю, но вот говорят, что ты, милая, – лиса.

Лянь быстро спросила, кто это так говорит. Но студент, смеясь, уверял ее, что он просто шутит… Лянь продолжала:

– Ну, хорошо! А какая же разница между лисой и человеком?

– Такая, говорят, что завороженные лисой сильно хворают и умирают. Вот чего нужно бояться!

– Неправда это, – возразила Лянь, – в твои годы, милый мой, после спаленки дня в три силы восстанавливаются. Пусть даже это будет лиса – какой вред для тебя? Конечно, если, как говорится, «рубить да рубить каждый день», то ведь человек-то окажется еще почище лисы! Разве ты думаешь, что