Сборник летописей. Том II - Рашид-ад-дин

престол ханского достоинства сподобился восшествия в благополучии и под счастливой звездой Менгу-каана и после того как привели Бурунгтая, который был посажен на границе Бишбалыка, послали гонца потребовать Али Ходжу, который стал его приближенным. Кто-то другой обвинил его в таком же преступлении. Менгу-каан приказал бить его слева и справа, пока все его тело не оказалось искрошено на мелкие куски. Он пал в таких мучениях, а его жены и дети впали в унижение рабства.

Стихи

Если ты сделал [кому-нибудь] зло, — опасайся беды.

Ибо всему живому необходимо воздание по заслугам.

Вот то немногое, что было упомянуто об обстоятельствах Туракина-хатун и ее наперсницы. Теперь мы приступим и подробно расскажем о восшествии Гуюк-хана на престол, если всемогущему богу будет угодно.

Рассказ о восшествии Гуюк-хана на ханский престол

[Угедей-]каан [еще] при жизни выбрал в качестве наследника престола и заместителя третьего своего сына Кучука, появившегося на свет от Туракина-хатун. [Но] он скончался еще при жизни каана. А так как каан его любил больше всех, то его старшего сына Ширамуна, который был очень одарен и умен, воспитывал в своей ставке и сказал, что он будет |A 152а, S 362| наследником престола и [его] заместителем. В том же году, когда он простился с жизнью, он послал гонцов с вызовом Гуюк-хана. Гуюк-хан, согласно приказу, возвратился [из похода в Дашт-и Кипчак]. Еще до его прибытия пришел неизбежный рок и не дал нисколько срока отцу и сыну порадовать [свои] очи созерцанием красоты друг друга. Когда Гуюк-хану сообщили об этом обстоятельстве, он поспешно прибыл в Имиль, а оттуда направился в ставку отца. С его прибытием пресеклись стремления алчущих [власти].

Так как во все концы государства, в близкие и отдаленные области, отправились гонцы с приглашением и созывом царевичей, эмиров, меликов и писцов, то все они, повинуясь и следуя приказу, выступили из своих обиталищ и родных мест. И когда наступила весна года лошади, случившаяся в месяце раби II 643 г.х. [26 августа — 23 сентября 1245 г. н.э.], царевичи и эмиры правого и левого крыла прибыли каждый со своими подчиненными и приверженцами. Все они собрались в местности ...-нор, за исключением Бату, который был на них обижен по какому-то поводу и который уклонился от участия [в курилтае], сославшись на слабое здоровье и на болезнь ног. Раньше всех прибыли в пышном убранстве и во всем великолепии Соркуктани-беги и ее сыновья. С востока приехали Отчигин с восемьюдесятью сыновьями,[477] и Илджидай, и другие дяди и двоюродные братья; из ставки Чагатая — Кара[-Хулагу],[478] Йису[-Менгу],[479] Бури, Байдар, Йисун-Бука и другие сыновья и внуки Чагатая, из ставки [улуса Джучи][480] Бату послал своих братьев Орду, Шейбана, Берке, Беркечара, Тангута и Тука-Тимура. Вместе с царевичами приехали влиятельные нойоны и старшие[481] эмиры, которые имели отношение к какой-либо стороне. Из Хитая [приехали] эмиры и должностные лица, из Туркестана и Мавераннахра — эмир Мас`уд-бек и с его согласия[482] вельможи тех стран, из Хорасана — эмир Аргун и вместе с ним вельможи и влиятельные лица той местности, Ирака, Лура, Ширвана и Азербайджана, из Рума — султан Рукн-ад-дин, из Гурджистана — оба Давуда, из Халеба — брат тамошнего владетеля, из Мосула — посол султана Бадр-ад-дина Лу`лу, из столицы халифов Багдада — верховный кази Фахр-ад-дин и послы франков, Фарса и Кермана, от Ала-ад-дина, [владетеля] Аламута, — мухташамы Кухистана Шихаб-ад-дин и Шамс-ад-адин. Все эти лица приехали каждый с такой кладью и со столькими дарами, как приличествовало для такого государя. Для них приготовили около двух тысяч шатров. От множества народа в окрестностях ставки не было места, где можно было бы остановиться. Съестные припасы и напитки сильно поднялись [в цене], и [их нельзя было найти].[483] Относительно ханского достоинства царевичи и эмиры [так] говорили: «Так как Кудэн, которого Чингиз-хан соизволил предназначить в кааны, скончался,[484] а Ширамун, [наследник] по завещанию каана, не достиг зрелого возраста, то самое лучшее — назначим Гуюк-хана, который является старшим сыном каана». [Гуюк-хан] прославился военными победами и завоеваниями, и Туракина-хатун склонилась на его сторону, большинство эмиров было с ней согласно. После словопренья [все] согласились на возведение его [на престол], а он, как это обычно бывает, отказывался, перепоручая [это] каждому царевичу, и ссылался на болезнь и слабость здоровья. После убедительных просьб эмиров он сказал: «Я соглашусь на том условии, что после меня [каанство] будет утверждено за моим родом». Все единодушно дали письменную присягу: «Пока от твоего рода не останется всего лишь кусок мяса, завернутого в жир и траву, который не будут есть собака и бык, мы никому другому не отдадим ханского достоинства». Тогда, исполнив обряд шаманства,[485] все царевичи сняли шапки, развязали кушаки и посадили его на царский престол. [Это произошло] в морин-ил, то есть в году лошади, соответствующем [месяцу] раби II |A 152б, S 363| 643 г.х. [24 сентября — 23 октября 1245 г. н.э.].

По обыкновению все принялись за чаши и неделю занимались пиршествами, а когда кончили [пировать], он раздарил много добра хатунам, царевичам, эмирам-темникам, тысячникам, сотникам и десятникам. А потом они приступили к приведению в порядок важных и ко благу направленных дел государства. Во-первых, судили Фатиму-хатун, во-вторых, принялись за расследование случая с Отчигином и подробно допрашивали, а расследование этого [дела] нужно было вести со всей тонкостью, и не всякому [это] было возможно по обстоятельствам близости родства. Менгу-каан и Орда вели расследование и никому другому не давали вмешиваться. После окончания суда несколько эмиров предали [Отчигина] казни.

Кара-Огул был наследником Чагатая и не давал Йису-Менгу, который был прямым сыном [Чагатая], вмешиваться [в дела улуса]. Гуюк-хан по дружбе, которую с ним имел, сказал: «Как может быть наследником внук, когда сын находится в живых?». И место Чагатая утвердил за Йису-Менгу и укрепил его власть в этом деле. Поскольку после смерти [каана] каждый из царевичей совершил неуместные поступки, писал бераты на области и всякому давал пайзы, то [каан] изволил взыскать [с них] за это, а так как это было не по закону и не по обычаю, то они были пристыжены и от смущения поникли головой. Они брали обратно от людей пайзы и ярлыки, [которые они выдали], и клали перед ним. «Читай запись о себе, она достаточна тебе сегодня, как счетчик против тебя».[486]