Эпосы, легенды и сказания - Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака

– Ты оставайся здесь, а мы поедем искать царевича.

Сказали так, вскочили в седло и пустились в путь. Они скакали по следам Хоршид-шаха, погоняли коней, пока не доехали до того пригорка на краю пустыни. Солнце стояло в зените, и богатырям открылась долина, подобная геенне огненной. А еще они увидели, что в сторонке бродит лошадь Хоршид-шаха, сам же царевич лежит меж камней на земле. Оба богатыря так и застыли на месте: испугались, что царевич затеял состязаться силами с онагром, да и свалился с коня, расшибся насмерть. Потом поспешили они туда, где лежал царевич, поглядели, а он живой! Они обрадовались, тотчас соскочили с седла: один голову Хоршид-шаху поддерживает, другой от солнца заслоняет, пока не полегчает ему.

Царевич очнулся, открыл глаза, увидел богатырей и говорит:

– Где моя возлюбленная, где шатер? Зачем вы меня сюда притащили, что это за место такое?

– О царевич, какая такая возлюбленная? – спрашивают богатыри. – Ты о чем говоришь-то? Мы нашли тебя вот здесь бесчувственного.

Царевич от душевного потрясения испустил вопль и сказал:

– О богатыри, что вы плетете? Что за речи? Только что тут был шатер из красного атласа с желтою каймою и моя возлюбленная красавица, мы с нею любовались друг другом! Говорите правду, куда вы все упрятали?

– Царевич, да какой там шатер, какая красавица, тем более здесь! – говорят богатыри. – Мы уж и тому рады, что тебя-то увидели.

Тут царевич заплакал в голос, а сам причитает:

– О любимая, куда же ты ушла?! Забрала мое сердце, а меня оставила, отдала на потеху недругам. Ни имени своего не сказала, ни родичей не назвала. У кого я теперь о тебе спрошу, кому горе поведаю? Да и кто мне поверит! Что жалкие смертные мне о тебе рассказать смогут? До сей поры порицал я влюбленных, теперь меня порицать станут. К кому мне воззвать, где лекарство найти от боли своей, кому тайну сердца поведать?

Богатыри говорят:

– Царевич, может, тебе это во сне привиделось? Ведь поверить невозможно, чтобы в такой пустыне, как эта, была подобная девушка да атласный шатер. Коли она одна была – куда же так быстро подевалась? И где укрывается? Перестань, приди в себя, поедем отсюда.

Но царевич заплакал и зарыдал еще сильнее. Через некоторое время смотрит, а перстня-то его нет! Опять он закричал, слезами залился.

– Ох, богатыри, – говорит, – не во сне я видал это, наяву видал. Вот этот перстень на моем пальце – он ведь ей принадлежит.

Альян и Альяр посмотрели на перстень и говорят:

– Ну, теперь подымайся, поедем в город к отцу твоему, может, по этому перстню ты и хозяина его найдешь.

Шахзаде велел им собираться, сели они на коней и поехали, а к вечеру уже вернулись к дружине. Царевич и с седла не сошел. Сразу направился в город, а воины за ним двинулись. Царевич всякий раз, как возвращался с охоты, прежде всего являлся к отцу. Но в этот раз поехал прямо в свой дворец. Богатыри пришли в шахское присутствие, шах, как увидел их, забеспокоился и спросил:

– Почему сын мой не показывается?

– О великий шах, – говорят они, – твоему сыну немного нездоровится, потому он и не пришел.

И они поспешили прочь из присутствия. Марзбан-шах задрожал, испугался за жизнь своего наследника, стал их спрашивать:

– Что же с ним приключилось? Может, беда какая?

Альян и Альяр развязали языки и выложили шаху все, что произошло с царевичем.

Марзбан-шах очень огорчился, опечалился и воскликнул:

– Моего сына сглазили!

Потом он обратился к Хаман-везиру и сказал:

– Давай-ка пойдем к Хоршиду-шаху, посмотрим, как он там.

Шах и везир пришли вместе к Хоршид-шаху. Видят, лежит царевич, склонив голову на подушку горя, со щек его румянец сбежал, на лице следы печали обозначились. Марзбан-шах подошел к изголовью сына, положил ему на лоб руку. Приподнялся Хоршид-шах: кто, мол, это? Смотрит – отец. Поклонился он ему и сказал:

– О государь-отец, зачем ты себя утруждаешь, меня навещаешь? Я виноват, сам хотел предстать пред твои очи, да вдали от счастливой звезды владыки притомился на охоте, вот и не пришел.

– Сыночек милый, плод моего сердца, свет очей моих, – ответил Марзбан, – что ж ты от отца-то таишься? Я ведь знаю, что с тобой случилось. Откройся мне! Раз уж так вышло, пусть отец будет тебе опорою в горе, найдет от него лекарство, избавит тебя от этой беды.

Как услышал Хоршид-шах, что отцу все известно, понял: скрывать напрасно, и сказал так:

– О государь-отец, поскольку мне было дано высочайшее соизволение охотиться, я шесть дней рыскал за дичью по горам и степям. А на седьмой день повстречалась мне лужайка, красивая и благодатная. Я и спешился там отдохнуть; сел вина испить. Вдруг в степи показался онагр. И так захотелось мне его поймать, что я поскакал следом и гнался за ним до вечера, однако так и не сумел его изловить. Когда стемнело, я не смог вернуться на стоянку, побоялся сбиться с пути. Так и оставался посреди степи до рассвета. А как рассвело, я увидел все того же онагра, который бродил там. Снова захотел я поймать его и гонялся за ним, пока солнце не поднялось высоко. Тут впереди пригорок показался. Онагр взбежал на пригорок, скрылся за ним, а когда я взобрался наверх и огляделся, его нигде не было. Увидел я ужасную пустыню, которая меня устрашила, такая она была мрачная и пыльная. А на краю ее я приметил шатер и направился к нему. В шатре том циновки разложены, ковры разостланы, подушки повсюду раскиданы, и на них отдыхает кто-то. Как услышал мои шаги, приподнялся, гляжу, а это девушка, красоты невиданной, я такую не встречал никогда. Смутила меня ее краса, я отдал ей сердце, глазам своим поручил любоваться ею. Оглянулся, а там чаша стоит, я и скажи: «Не разрешишь ли ты мне чистой воды испить?» Она говорит: «Отчего не разрешить, для того вода и есть, чтобы пили ее». Я поднес эту чашу ко рту, еще до дна не осушил, как сознания лишился. А когда пришел в себя, смотрю, богатыри подле меня сидят, а от шатра с девушкой и следа не осталось. Полились у меня из глаз слезы, и тут взгляд мой упал на палец, а на нем этот вот перстень, а на перстне – печать.

Сказал это царевич и протянул перстень отцу. Марзбан-шах посмотрел на кольцо, на печать посмотрел, передал Хаман-везиру:

– Прочти-ка, что тут написано, надо нам узнать, чья это печать.

Взял перстень Хаман-везир, но, как ни старался разобрать, что начертано на нем, не смог, только смутился. Марзбан-шах встал, вернулся в свой дворец, приказал собрать всех ученых и грамотеев, вручил им кольцо, чтобы они прочли надпись на печати. И все эти мудрецы оказались бессильными перед тем перстнем.

Марзбан-шаха даже слеза прошибла, так он опечалился из-за беды своего сына. И он сказал Хаман-везиру:

– Отыщи какой-нибудь способ, чтобы разрешить загадку и избавить моего сына от этой напасти.

– А способ такой, о шах, – ответил везир. – Прикажи, чтобы этот перстень, а с ним вместе тысячу динаров выложили посреди базара, приставь к нему доверенных лиц и поручи глашатаю кричать, что, мол, кто прочтет надпись на перстне, тому достанется тысяча динаров, а шах наградит его почетным платьем. Может, и разберет кто из тех, что приезжают из разных краев.

Марзбан-шах похвалил его:

– Ты хорошо придумал!

Принесли этот перстень и тысячу золотых динаров. А в городе был заезжий двор, где останавливались все известные купцы. Там перстень и повесили, а глашатаи каждый день стали объезжать весь город. Приходили знать и простолюдины, разглядывали кольцо, но никому не удавалось прочитать надпись. Четыре месяца прошло, а все не объявился человек, который сказал бы. мол, мне эта надпись понятна.

Царевич от тоски заболел, пожелтел, как шафран, и, сколько ни пользовали его наилучшие врачи и лекари, ничего ему не помогало, потому что лечение его было в том, чтобы увидеть возлюбленную, а не в прогреваниях или охлаждениях тела, не в увлажнении или запирании влаги.

Предводители войска и вельможи государства стенали и лили слезы о Хоршид-шахе. А Гольнар, мать его, и сестра Камар-мольк у изголовья больного рыдали так, что прямо сердце разрывалось. И хоть врачи старались, кормили его, как положено, гороховым отваром [9], никакого проку от их лечения не было.

Коли был бы врач силен,Смерть свою прогнал бы он!

А еще по этому поводу Фахраддин Горгани [10] говорит в «Вис и Рамин»:

Коли в сердце ужалила страсти змея.Излечить его соком алоэ нельзя.Сладок сахар во рту, но от горьких заботТолько горький терьяк утешенье дает.И пускай ароматен на розах настой,Жажду ты утолишь ключевою водой.

Так и царевич, хоть пил всякие эликсиры, пользы ему от них не было, тоска его только усиливалась. Отец за жизнь его испугался. Сказал Хаман-везиру:

– Посмотри гороскоп моего наследника!

– О шах, у меня сердце не на месте от опасений за царевича, – ответил Хаман-везир, – а чтобы понимать тайны судьбы и объяснять их, сердце должно быть в равновесии. Давай позовем мудрецов, пусть они составят гороскоп, а мы тогда уж посмотрим.