Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.

– Постойте, я возьму зеркальце! – истошным голосом завопил Цзя Жуй и больше не мог произнести ни слова.

Те, что за ним ухаживали, видели, как он упал навзничь, не сводя широко раскрытых глаз с руки, из которой выпало зеркальце.

Цзя Жуй лежал в холодной клейкой луже и уже не дышал. Его быстро одели, положили на кровать.

Цзя Дайжу и его жена плакали навзрыд, понося и проклиная монаха:

– Никакой он не даос, он – злой волшебник!

Цзя Дайжу приказал развести огонь и бросить в него зеркальце. Но тут раздался голос:

– Остановитесь! Не надо было смотреться в лицевую сторону зеркальца и принимать ложное за действительное!

Тут зеркальце взлетело в воздух. А Цзя Дайжу, выйдя за ворота, увидел босого даосского монаха, который кричал:

– Верните мне мое сокровище!

В этот миг зеркальце вылетело из дома, монах подобрал его и исчез.

Цзя Дайжу занялся устройством похорон внука и разослал извещения родственникам. На третий день началось чтение молитв, на седьмой день состоялось погребение. Гроб с телом поставили позади кумирни Железного порога. Все члены семьи Цзя приходили выразить соболезнование.

По двадцать лянов серебра пожертвовали на похороны Цзя Шэ и Цзя Чжэн из дворца Жунго, как и Цзя Чжэнь из дворца Нинго. Остальные родственники, в зависимости от достатка, кто один-два ляна, кто три-четыре. Соученики Цзя Жуя тоже внесли свою лепту, которая в целом составила лянов двадцать – тридцать. Так Цзя Дайжу, несмотря на скромные доходы, сумел устроить вполне приличные похороны.

В конце года пришло письмо от Линь Жухая. Он тяжело заболел и просил Линь Дайюй приехать.

Матушка Цзя опечалилась. Но ничего не поделаешь, пришлось собирать Дайюй в дорогу.

Баоюй тоже огорчился, но сделать ничего не мог. Дайюй должна была выполнить свой дочерний долг.

Матушка Цзя решила вместе с Дайюй отправить Цзя Ляня, ему же надлежало сопровождать Дайюй и на обратном пути.

Все расходы на дорогу и на подарки матушка Цзя взяла на себя. Был выбран счастливый день для отъезда, Цзя Лянь и Дайюй попрощались со всеми, сели в лодку и в сопровождении слуг отплыли в Янчжоу.

Если хотите узнать, чем кончилось их путешествие, прочтите следующую главу.

Глава тринадцатая

После отъезда Цзя Ляня и Дайюй Фэнцзе утратила интерес ко всему и по вечерам, поболтав немного с Пинъэр, сразу ложилась спать.

Однажды, погревшись у жаровни, она велела Пинъэр лечь в постель и согреть атласное одеяло, потом забралась под него сама и стала на пальцах считать, сколько прошло дней с тех пор, как уехал Цзя Лянь, чтобы определить, где он сейчас находится. В это время пробили третью стражу, и Пинъэр вскоре крепко уснула. Фэнцзе тоже смежила веки, и вдруг ей почудилось, будто вошла Цинь Кэцин.

– Спокойной ночи, тетушка! – произнесла она, едва заметно улыбаясь. – Я ухожу навсегда, а ты даже не хочешь меня проводить! Ведь мы всегда были дружны, и я не могу не попрощаться с тобой. К тому же есть у меня одна просьба, с ней я могу обратиться только к тебе.

– Просьба? Какая? – быстро спросила Фэнцзе. – Говори, я все исполню.

– Ты – женщина умная, незаурядная, – продолжала госпожа Цинь, – даже мужчинам, которые носят чиновничий пояс и шапку, и тем с тобой не сравниться. А вот простых пословиц не понимаешь: «Луна из полной становится ущербной», «Из переполненного сосуда вытекает вода», «Выше поднимешься – больнее падать». Почти сто лет наша семья знатна и могущественна, но может настать день, когда «великая радость сменится великим горем». Говорят: «Когда дерево падает, обезьяны разбегаются», не относится ли эта пословица и к старинным родовитым семьям?

Выслушав Кэцин, Фэнцзе разволновалась, но виду не подала и очень спокойно заметила:

– Ты совершенно права. Но я не знаю, как сохранить благосостояние нашей семьи навечно.

– Ну и глупа же ты, тетушка! – холодно усмехнулась госпожа Цинь. – Горе и радость, позор и слава издревле следуют друг за другом. Так неужели в силах человека вечно хранить свое счастье? Но сейчас, в пору процветания, еще можно найти способ уберечь себя от нищеты, когда придет время упадка. Надо уладить всего два дела, остальные в порядке, и тогда ты избегнешь несчастий.

– Два дела? – удивилась Фэнцзе. – Какие же именно?

Госпожа Цинь ответила:

– Четыре раза в году вы совершаете жертвоприношения на могилах предков, содержите домашнюю школу, но сумма расходов на эти нужды у вас точно не установлена, каждый дает сколько может. В период расцвета хватает средств и на жертвоприношения, и на школу, но откуда вы их возьмете в период упадка? Чем будете пополнять? Вот я и подумала, что самое лучшее – это употребить все богатство на имения и усадьбы вблизи могил предков, чем больше, тем лучше, развести побольше огородов, тогда будут средства и на жертвоприношения, и на содержание школы. В строго установленном порядке, каждый год сменяя друг друга, старшие и младшие члены рода должны ведать всеми этими делами, чтобы прекратились всякие споры и не приходилось отдавать имущество в заклад. В случае, если кто-нибудь проштрафится на службе, конфискуют только его личное имущество, что никак не повлияет на жертвоприношение предкам, потому что общее имущество останется неприкосновенным – власти не вправе его конфисковать. Даже при полном крахе благосостояния семьи дети и внуки не пропадут – они смогут уехать в деревню учиться и заниматься хозяйством, таким образом, жертвоприношения предкам никогда не прекратятся. Уповать на то, что слава и процветание вечны, и не заботиться о будущем могут только люди недальновидные. Тебя ждет в скором времени радостное событие, но отмечать его с чрезмерной пышностью – все равно что подливать масла в огонь или украшать цветами пеструю узорчатую ткань. Помни, радость эта будет кратковременной, пословица гласит: «Даже самый роскошный пир не может длиться вечно»! Не позаботишься о будущем – раскаешься, но поздно будет!

– Что за радостное событие ты имеешь в виду? – поспешно спросила Фэнцзе.

– Это – небесная тайна, – ответила Цинь Кэцин. – Но мы были с тобой дружны, и на прощанье я, так и быть, открою ее тебе. Запомни хорошенько, что я скажу!

Когда минуют три весны[136],Исчезнет аромат густой,И каждый сам к своим дверямПроложит путь – и только свой!

Фэнцзе хотела еще о чем-то спросить, но в этот момент у вторых ворот четырежды ударили в «облачную доску»[137]. От этих скорбных звуков Фэнцзе пробудилась.

– В восточном дворце Нинго скончалась супруга господина Цзя Жуна, – доложили служанки.

Фэнцзе от страха покрылась холодным потом. Но раздумывать было некогда, она быстро оделась и поспешила к госпоже Ван. Вскоре печальная весть стала известна всей семье, всех охватило чувство грусти и какой-то смутной тревоги. Старшие вспоминали почтительность и смирение госпожи Цинь, ровесники – ее сердечность и отзывчивость, младшие – доброту и ласку. Слуги толковали о том, как жалела госпожа Цинь бедных и обездоленных, как уважала стариков и любила детей! В общем, все до единого в доме оплакивали покойную.

Но пока мы их оставим и вернемся к Баоюю. После отъезда Дайюй он забросил все забавы и развлечения и с наступлением вечера сразу ложился спать.

Ночью, услыхав сквозь сон, что умерла госпожа Цинь, Баоюй хотел было подняться, но вдруг почувствовал, будто в сердце ему вонзили нож. Он вскрикнул и выплюнул сгусток крови, переполошив всех служанок. Они бросились его поднимать, стали расспрашивать, что с ним, хотели идти к матушке Цзя, бежать за врачом.

– Успокойтесь, – сказал Баоюй. – Это у меня от волнения огонь проник в сердце и кровь перестала поступать в жилы.

Он встал, потребовал одежду и заявил, что сам отправится к матушке Цзя просить разрешения взглянуть на покойницу. Сижэнь хотелось удержать юношу, но она не осмелилась. А матушка Цзя, узнав, что Баоюй собирается во дворец Нинго, принялась его отговаривать:

– Там еще не успели убрать, бедняжка только что умерла. Да и ветер поднялся. Утром пойдешь.

Но Баоюй настоял на своем, и матушка Цзя распорядилась заложить коляску и велела слугам его сопровождать.

Во дворце Нинго по обе стороны настежь распахнутых ворот ярко горели фонари и было светло как днем. Взад и вперед сновали люди, из дома доносились стенания, способные, казалось, потрясти горы.

Баоюй вышел из коляски и бросился в зал, где лежала покойница. Поплакав, он отправился повидаться с госпожой Ю, но она лежала в постели – неожиданно начался приступ застарелой болезни. Затем Баоюй отправился разыскивать Цзя Чжэня.

Вскоре собрались все родственники. Цзя Чжэнь, рыдая, как настоящий плакальщик, говорил сквозь слезы:

– Все в нашем роду, старые и малые, близкие и дальние родственники и друзья, знают, что наша невестка была в десять раз лучше моего сына! И сейчас, когда ее не стало, дом совсем опустел!