Египетские сказки - Автор Неизвестен

весьма разгневанным. Стражи на это были почтительны, он же, спустя несколько, успокоился, и, умерив свой гнев, отвел в конце концов своих ослов с дороги, чтобы переседлать и нагрузить их снова. Произошел, тем не менее, некоторый обмен замечаний с одной и с другой стороны, пока один из стражей не бросил в торговца насмешкой, которая только рассмешила того; и он дал им еще одну лишнюю козу вина. Тут они порешили усесться как были, и пить, прося торговца остаться и выпить с ними по-товарищески, на что он согласился; и видя, что они обращаются с ним кротко в смысле испивания, отдал им и оставшиеся козы вина. Когда они напились так, что все были мертвецки пьяны, напал на них сон, и они тут же заснули. Торговец выждал до глубокой ночи, потом пошел, снял с виселицы тело своего брата, и, издеваясь над стражами, сбрил им всем бороду правой щеки. Нагрузил тут тело своего брата на ослов своих, и угнал их домой, выполнив повеление своей матери.

На другой день, когда царь был оповещен, что тело грабителя ловко было похищено, чрезвычайно сделался он угрюм, и желая, во что бы то ни стало, найти того, кто изловчился на подобную проделку, совершил он нечто, чему, что до меня, я не могу поверить. Он открыл дом дочери своей, повелевая ей принять, без различия, каждого, кто придет к ней, чтобы иметь с ней свое удовольствие, но, однако, раньше, чем позволить прикоснуться к себе, принудить каждого сказать ей, что сделал он в своей жизни самое осторожное, и самое злое, и чтобы тот, кто расскажет ей похождение с грабителем, был бы ею схвачен, и да не упустит его из горницы. Царевна повиновалась приказу отца своего. Но грабитель, разумея, к чему это клонится, захотел явиться, перещеголяв все изощрения царя, и провел его следующим образом. Он отрубил руку у одного вновь умершего, и, спрятав ее под своей одеждой, направился к дочери царя. Едва он вошел, она вопросила его, подобно другим, и он рассказал ей, что самое тяжкое преступление, им совершенное, было, когда он отсек голову своему брату, схваченному западней в сокровищнице царя, — равно как наиболее осторожное, из совершенного им когда-либо, было, когда снимал с виселицы тело своего брата, напоив предварительно стражей. Чуть услышала она это, не преминула она схватить его. Но грабитель, с помощью тьмы, бывшей в горнице, протянул ей мертвую руку, что прятал он, которую она крепко схватила, уверенная, что это была рука говорившего; но она была обманута, ибо грабитель имел время выйти и бежать.

Когда случай донесен был царю, чрезвычайно дивовался он на лукавство и отвагу подобного человека. Наконец, повелел он, чтобы оглашено было по всем городам его царства, что прощает этого человека, и что, если захотел бы он предстать пред ним, он, царь, облагодетельствует его. Грабитель уверовал в оглашенное царем, и явился к нему. Когда царь увидел его, весьма был поражен им. Однако же он выдал за него замуж свою дочь, как за наидостойнейшего из мужей и того, который перелукавил всех Египтян, их, что всех народов лукавей.

СТРАНСТВОВАНИЕ УНАМУНУ К БЕРЕГАМ СИРИИ

В году пятом, третьего месяца Жатвы, дня шестнадцатого, в тот день, отправился Унамуну, старейший в чертоге храма Амонра, царя богов, владыки Карнака, чтобы добыть дерево для ладьи наиверховнейшей Амонра — царя богов, — что пребывает на Ниле, Аманусихаит.

В день, как я пришел в Танис, место, где находятся Смэндэс и Тантаману, я вручил им повеления Амонра, царя богов. Они велели прочесть их в присутствии своем, и они сказали: «Да свершат, да свершат по слову Амонра, царя богов, властителя нашего!» Я оставался до четвертого месяца Жатвы в Танисе, потом Смэндэс и Тантаману стали торопить меня вместе с кормчим корабля Мангабути, и я отчалил в великое море Сирийское в четвертый месяц Жатвы, первого дня. Я прибыл в Дору, город Цаккалы, и Бадилу, их правитель, велел принести для меня десять тысяч хлебов, жбан вина, бычачью ногу. Один человек с моего корабля бежал, похитив золотой сосуд, весом в пять табону, пять серебряных сосудов в двадцать табону, малый мешок серебра в одиннадцать табону, всего пять табону золота и тридцать табону серебра. Я встал рано утром, я пошел к месту, где был правитель страны, я сказал ему: «Меня ограбили в твоей гавани. Ты же правитель этой страны, и ты ее каратель, ищи мое серебро! Увы, это серебро, принадлежит оно Амонра, царю богов, владыке стран, оно принадлежит Смэндэсу, оно принадлежит Григору, моему правителю, и другим благородным Египта, оно — твое, оно принадлежит Макамару, оно принадлежит Уаради, оно принадлежит Цикарбалю, правителю Библоса». Он сказал мне: «Гневу твоему, и твоему благоволению. Но, видишь ли, я не знаю ничего об этом происшествии, о котором ты рассказываешь мне. Если однако грабитель из моей страны, что вошел на твой корабль, и похитил у тебя серебро твое, я возмещу его из моей сокровищницы, пока не найдут вора самолично; но если вор, что ограбил тебя, если он твой, если он принадлежит к кораблю твоему, останься несколько дней близ меня, дабы я нашел его!» Я был девять дней на якоре в его гавани, потом я пошел к нему, и я ему сказал: «Итак, ты не находишь моего серебра. Я же отбуду, также и кормчий корабля, с теми, что отправляются в гавань Тира. Ежели ты найдешь мое серебро, сохрани его у себя, и когда возвращаться буду я в Египет, я остановлюсь у тебя, и я возьму его». Он согласился на это, и в четвертый месяц Жатвы, в день десятый, я снова отплыл в великое море Сирийское. Я прибыл в гавань Тира, я рассказал свою беду правителю Тира, и я сетовал на властителя Доры, который не нашел грабителей и который не вернул мне моего серебра, но правитель Тира был друг властителя Доры. Он сказал мне: «Умолкни, или постигнет тебя злосчастье!» Я отбыл из Тира с утра, я поплыл вниз по великому морю Сирийскому, чтобы направиться к местности, где был Цикарбаль, правитель Библоса. Были же Цаккалы на корабле с сундуком: я открыл сундук, я нашел там серебро, тридцать табону, я завладел им. Я сказал им: «Вот, я беру ваше серебро и оно останется при мне, пока вы не найдете собственное мое серебро. Если скажете вы: «Мы не ведаем того кто украл его,