Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны - Мухаммад ан-Насави

Поистине, «земля принадлежит Аллаху: Он дает ее в наследие, кому пожелает из Своих рабов, а конец — богобоязненным»[263].

Глава 21

Рассказ о том, какие бедствия и тревоги испытал султан до его смерти на острове моря Кулзум[264]

/55/ Когда султан перешел Джейхун, к нему на службу прибыл 'Имад ад-Дин Мухаммад ибн аш-Шадид ас-Сави, вазир его сына Рукн ад-Дина, владетеля Ирака. Его сын Рукн ад-Дин направил его (вазира) к султанскому двору будто бы для решения дел. Но втайне он хотел обрести покой, освободившись от вазира: еще до этого он жаловался султану на его высокомерие и произвол и на то, что тот в делах следует лишь своей прихоти и своему желанию.

Прибыв к султанскому двору и узнав о том, что предпринято против него, он стал плести сети хитрости, чтобы спастись из этого трудного положения. А это был человек, к речам которого прислушивались и советам которого следовали. И вот он начал нашептывать султану, что если [он] пройдет в Ирак, позабыв Хорасан и его жителей и пренебрегая местом своего рождения и водами, орошающими его приобретенное и унаследованное [владения], то к нему стекутся такие богатства и он [соберет] столько людей, что сумеет заделать брешь и залечить свои раны.

Это были лживые басни и обманчивые рассказы, «точно мираж в пустыне. Жаждущий считает его водой, а когда подойдет к нему, видит, что это — ничто»[265]. А султан отдал наилучшее и приобрел сомнительное, оставил столько областей и людей, что в сравнении с этим Ирак подобен понятию частицы (аш-шай') у му'тазилитов, даже ничтожнее, либо же монаде тех, кто признает ее существование, даже меньше ее[266]. Султан с берегов Джейхуна направился в Нишапур и оставался в Нишапуре днем только час[267] из-за страха, овладевшего его сердцем, боязни, обосновавшейся в глубине его души, из-за опасения, которое завело его в русло сомнений и не давало ему [возможности] сложить крылья для отдыха.

Эмир Тадж ад-Дин 'Умар ал-Бистами, который был одним из вакилдаров[268], рассказывал: «Во время этого своего перехода в Ирак султан прибыл в Бистам[269]. Он позвал меня к себе и велел [кому-то] принести /56/ десять сундуков. А затем спросил: “Знаешь ли ты, что в них?” Я сказал: “Султан более сведущ в этом”. Он сказал: “Все это драгоценные камни, которым нет цены. Известна стоимость только этих двух, — он указал на два из них. — В них столько драгоценностей, что их стоимость равняется хараджу всей земли”. Он велел мне отвезти их в крепость Ардахн[270]. Это одна из самых неприступных крепостей на земле, орлы и те не достигали ее высоты, и ее обитатели видели птиц только сверху. Я отвез сундуки туда и у тамошнего вали взял расписку в том, что доставил их в запечатанном виде. Впоследствии, когда татары разошлись по многим странам и оказались в безопасности со стороны султана, они осадили упомянутую крепость, пока вали не заключил с ними перемирия на условиях передачи им сундуков, которые они получили запечатанными. Их отправили Чингиз-хану».

Так вот, прибыв в Ирак[271], султан остановился в долине Даулатабада[272], а это один из округов Хамадана. Он оставался здесь лишь несколько дней, имея при себе из тех, кого извергла страна, — скорее из жалких остатков отступивших — около двадцати тысяч всадников. Но то, что так устрашило его, было не чем иным, как боевым кличем и вражеской конницей, окружившей его сплошь словно линия окружности. Сам он ускользнул от нее, но гибель постигла большую часть его приближенных. 'Имад ал-Мулк был в числе тех, кто был убит в тот день. Султан же с небольшим количеством своих спутников и свиты спасся бегством в Джил[273], а затем оттуда в Исфизар, а это самая неприступная область Мазандарана[274] из-за ее узких ущелий и теснин. Далее отсюда он перебрался к побережью моря и здесь остановился близ гавани, в одном из ее селений[275]. Он посещал мечеть, где совершал по пяти молитв с имамом деревни, тот читал ему Коран, а он плакал, давал обеты и заверял Аллаха всевышнего, что установит справедливость, если Тот предопределит ему спасение и укрепит устои его государства, пока неожиданно не напали /57/ на него (селение) татары. С ними находился Рукн ад-Дин Кабуд-Джама[276]. Султан когда-то убил его дядю по отцу Нусрат ад-Дина и его сына 'Изз ад-Дина Кай-Хусрау и завладел их страной. И вот Рукн ад-Дин теперь воспользовался случаем, присоединился к татарам и захватил область, принадлежавшую его дяде, и не было здесь никого, кто бы мог с ним соперничать.

Когда татары неожиданно для султана напали на это селение, он сел на судно. Тут же на судно посыпались стрелы с их стороны, а группа их людей вслед за ним бросилась в воду, стремясь захватить султана. Но поспешность привела их к гибели, а вода доставила [адский] огонь.

Некоторые из тех, кто был на судне с султаном, рассказывали мне: «Когда мы вели судно, султан заболел плевритом и потерял надежду остаться в живых. В явном отчаянии и печали он говорил: “Из всех областей земли, которыми мы владели, не осталось у нас даже двух локтей, чтобы выкопать могилу. Но сей мир — это не дом для живущего; полагаться на его прочность — значит предаваться самообману и обольщению. Это всего лишь обитель для странников, через одни ворота которой входят, а через другие выходят. “Назидайтесь, обладающие зрением!”[277]».

Они рассказали мне: «Прибыв на остров[278], он очень обрадовался этому и пребывал здесь одиноким изгнанником, не владея ни полученным по наследству, ни вновь приобретенным. А болезнь его все усиливалась. Среди жителей Мазандарана были люди, которые приносили ему еду и то, чего ему хотелось.

Он как-то сказал: “Иной раз мне хочется, чтобы у меня был конь, который пасся бы вокруг этого моего шатра”. — Для него был разбит небольшой шатер. — Когда об этом услышал малик Тадж ад-Дин [ал-]Хасан[279] — а он был одним из сархангов султана и возвысился до сана малика при Джалал ад-Дине, который воздал ему должное милостями и щедротами за его службу султану в эти дни и дал ему во владение Астрабад /58/ с его округами и крепостями, — он подарил султану буланого коня».

А в