Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны - Мухаммад ан-Насави

class="a">[221], Кутлуг-хана и других [военачальников] с десятью тысячами всадников в Шахркенте[222], эмира Ихтийар ад-Дина Кушлу, амир-ахура[223], и Огул-хаджиба, прозванного Инандж-ханом, с тридцатью тысячами в Бухаре[224], своего дядю — по матери — Тагай-хана[225] и эмиров Гура, таких, как Хурмандж, Хурзур, сын 'Изз ад-Дина Карта[226], Хусам ад-Дина Мас'уд, и других /45/ с сорока тысячами в Самарканде[227], Фахр ад-Дина Хабаша, известного как 'Аййар ан-Насави[228], с войском Сиджистана в Термезе[229], Балхамур-хана в Вахше[230], Ай-Мухаммада, дядю — по матери — своего отца, в Балхе[231], Утрук-Пахлавана в Джендеруде[232], Огулджик-Малика в Хутталане[233], ['Ала' ад-Дина] ал-Буртаси в Кундузе[234] и Аслаба-хана в Валдже[235], а вообще он ни одного города Мавераннахра не оставил без большого войска, и в этом была ошибка. Если бы он дал бой татарам своими отрядами до того, как распределил их, то он схватил бы татар в охапку и начисто стер бы их с лица земли.

Когда Чингиз-хан подошел к границам султанских земель, то повел [войска] по направлению к Отрару и день и ночь непрерывно сражался за город, пока не завладел им[236]. Он велел привести к нему Инал-хана, затем приказал расплавить серебро и влить ему в уши и глаза. Так он был убит в мучении и был наказан за позорный свой поступок, за гнусное дело и за происки, осужденные всеми[237].

Глава 17

Рассказ об уловке, обернувшейся в пользу Чингиз-хана и против султана, который подозревал своих эмиров и поддался подстрекательству к тому, чтобы отделиться от них, и разобщил их

Когда Чингиз-хан овладел Отраром, к нему прибыл и беседовал с ним наедине Бадр ад-Дин ал-'Амид[238], замещавший в Отраре ас-Сафи ал-Акра', вазира султана в Стране тюрок. Бадр ад-Дин ненавидел султана за то, что тот во время окончательного захвата Отрарского владения убил его отца, кади ал-'Амида Са'да, его дядю — по отцу — кади Мансура и нескольких человек из его двоюродных братьев — по отцу — и его родни. Он сказал: «Пусть знает хан, что султан в моих глазах — самое ненавистное из творений Аллаха потому, что он погубил многих из моей семьи. Если бы я мог полностью отомстить ему, даже пожертвовав своей жизнью, я бы сделал это. Однако я сообщаю тебе, /46/ что султан еще велик и могуществен. Пусть не вводит тебя в заблуждение то, что он разделил свои войска в этих краях. Там при нем еще есть многочисленная армия, и он не нуждается в другой. А если бы он захотел, то собрал бы с просторов и обширных пространств своего государства еще вдвое больше этого. У меня есть мысль, чтобы ты применил против него хитрость, вследствие которой он стал бы подозревать эмиров своих войск». Он (Бадр ад-Дин) сообщил ему о неприязни и раздорах между султаном и его матерью. Беседа продолжалась, пока они не условились, что Бадр ад-Дин ал-'Амид подделает письма от имени военачальников — родственников матери султана, упоминая в них о том, что де «мы с нашими племенами и теми, кто ищет у нас убежища, пришли из Страны тюрок к султану, желая служить его матери. И мы помогали ему против всех государей земли, пока он не завладел ею, пока ему не покорились тираны и не подчинились подданные. И вот теперь изменилось его намерение в отношении прав его матери: он ведет себя заносчиво и непочтительно. Поэтому она приказывает оставить его без помощи. А мы ожидаем твоего прихода, чтобы следовать твоей воле и твоему желанию».

Чингиз-хан отправил эти письма через посредство одного из своих приближенных, якобы совершившего побег, а на самом деле посланного в глубокой тайне. Тот распространял их, и от таких предвестников гибели мир помрачился в глазах султана и ослабела его решимость в отношении своего предприятия, так как его постигла неудача в отношении тех, на кого он рассчитывал. И он начал разъединять их союз и рассеивать их сборище, объясняя это укреплением страны, как мы об этом упомянули.

Чингиз-хан послал одного из верных ему людей, хаджиба Данишманда[239], к Теркен-хатун в Хорезм, и тот передал: «Мне известно, как непочтительно поступил твой сын в отношении твоих прав. Вот теперь, в согласии с некоторыми из его эмиров, я выступаю против него, но я не стану нападать на те из областей, которыми владеешь ты. Если ты принимаешь это, то пришли ко мне кого-нибудь, кто удостоверит тебе мое обязательство, а затем тебе будут отданы Хорезм, Хорасан и то, что соседствует с ними по ту сторону Джейхуна».

/47/ Ответом ее на это послание было то, что она в испуге выехала из Хорезма и оставила его на произвол судьбы.

Глава 18

Рассказ о выезде Теркен-хатун из Хорезма в последних числах шестьсот шестнадцатого года[240]

Посол Чингиз-хана — вышеупомянутый хаджиб [Данишманд] прибыл в Хорезм одновременно с вестью о бегстве султана с берегов Джейхуна. Теркен-хатун была встревожена этой вестью настолько, что не стала обольщаться преуменьшением опасности. Она не сочла Хорезм надежным убежищем и взяла с собой всех, кого можно было взять из жен султана, его младших детей, а также сокровища его казны и выступила из Хорезма, прощаясь с ним. При этом прощании из глаз струились слезы, а сердца таяли.

Перед своим отъездом она совершила вопреки справедливости такое, что время отметило недобрым словом и заклеймило вечным позором на лице века. А именно: думая, что огонь этой смуты вскоре погаснет, а развязавшийся узел будет завязан снова и вскоре наступит утро после темной ночи, она приказала убить всех находившихся в Хорезме пленных владетелей, их сыновей и людей высоких степеней из числа видных садров и благородных господ. Всего их было двенадцать человек[241], находившихся под ее защитой. Среди них были, например, два сына[242] султана Тогрула ас-Салджуки, владетель Балха 'Имад ад-Дин, его сын — владетель Термеза ал-Малик Бахрам-шах[243], владетель Бамйана 'Ала' ад-Дин[244], владетель Вахша Джамал ад-Дин 'Умар, два сына владетеля Сугнака[245], что в Стране тюрок, и [еще] Бурхан ад-Дин Мухаммад Садр Джахан, его брат Ифтихар Джахан, его два сына, Малик ал-Ислам и 'Азиз ал-Ислам[246], и другие. /48/ Она не знала, что положить заплату на эту прореху и заштопать