Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны - Мухаммад ан-Насави

И вот беда стала угрожающей и недуг — неизлечимым, а земля, даже белая [от снега], словно почернела, так как гибель настигла /26/ множество людей из числа пеших воинов. Из верблюдов не спасся ни один. Одни воины лишились рук, другие — ног. Из-за этой неудачи и неуспеха султан отступился от того, что замышлял, и отчаялся в своем стремлении.

Он возвратил Шихаб ад-Дина ас-Сухраварди в качестве посла[151], просившего Аллаха о милости, предупреждавшего [о беде] и предостерегавшего от несправедливости.

Султан раскаялся в том, что совершил ранее, когда утратил стыд и попрал справедливость и уважение, соблюдение которых обязательно для всякого, кто тверд в вере, здрав рассудком и убежден в том, что его господь установил рай и ад. Он понял, что [Аббасиды] — это дом, который сам Аллах поддерживает своими ангелами небесными[152] и тайна продления его жизни и пребывания [на земле] принадлежит Ему (Аллаху), а тот, кто упорствует, «утратит и ближайшую жизнь и последнюю, а это — явная потеря»[153].

Глава 11

Рассказ о том, какие меры, внушенные осторожностью и законоположением, успел предпринять султан до своего похода в Ирак

В числе [этих мер] было установление наубы Зу-л-Карнайна[154]. Еще в прежние времена для него были установлены по примеру других султанов пять науб, соответственно времени пяти молитв. Это продолжалось до тех пор, пока Аллах не возвысил его положение и не усилил его власть. Ко времени своего похода в Ирак он предоставил право на пять науб своим сыновьям-султанам, чтобы эти наубы, в странах, которые он им определил, исполнялись перед воротами находившихся там султанских дворцов. На подробностях их прав [на наубу], то есть на том, что было установлено для каждого из них, мы остановимся в своем месте. Для себя же он выбрал наубу Зу-л-Карнайна. Эту наубу исполняли во время восхода и заката солнца. Для нее использовали двадцать семь золотых литавр, палочки которых были унизаны различными самоцветами, точно так же как все инструменты, необходимые для наубы.

В первый же день, избранный для того, чтобы она была исполнена, он ради своего величия повелел сделать это /27/ двадцати семи государям из числа наиболее значительных владетелей и сыновей султанов. В их числе были: [Бёркийарук] ибн Тогрул ибн Арслан ас-Селджуки[155], сыновья Гийас ад-Дина — владетеля Гура[156], Газны и Индии, малик 'Ала' ад-Дин — владетель Бамйана[157], малик Тадж ад-Дин — правитель Балха[158] и его сын ал-Малик ал-А'зам — правитель Термеза, малик Санджар — правитель Бухары[159] и им подобные. Словом, ему нужно было как-то довести количество государей до двадцати семи, и он включил в их число своего племянника (сына брата) Эрбоз-хана[160] и вазира государства Низам ал-Мулка Насир ад-Дина Мухаммада ибн Салиха[161]. Таковы те лица, которые били в литавры в день, избранный для исполнения [наубы].

В числе мер султана [было следующее]. Когда он решил предпринять поход в Ирак, то захотел очистить Мавераннахр от тех, в ком осталось отрицание под видом признания и тлел огонь под пеплом.

Государь отправил в город Насу[162] Тадж ад-Дина Билге-хана[163], правителя Отрара[164], и велел ему оставаться там. Билге-хан был первым из хита'и, который присоединился к нему. Он обладал красотой, которая превращала непроглядную ночь в день и оттесняла темноту блеском и сиянием. Когда султан отнял Мавераннахр у хита'и, Билге-хан покорно и охотно спешил на службу султану, так как был связан с ним близостью, которую нельзя нарушить в силу долга мужа, обязательства чести и доблести. Когда Шихаб ад-Дин ал-Гури после смерти султана Текиша[165] пошел походом на Хорезм с многочисленными силами и собранным отовсюду войском[166], а власть султана [Мухаммада] еще не упрочилась и он был не в состоянии дать ему отпор, сам Тадж ад-Дин и его двоюродный брат — по отцу — султан султанов 'Усман, правитель Самарканда[167], подняли на ноги свои войска и толпы хита'и и неожиданно напали на Шихаб ад-Дина ал-Гури в Андхуде, как это описал Ибн ал-Асир в своей книге, известной /28/ под названием ал-Камил[168]. Многие из числа его храбрых друзей и верных воинов погибли здесь, а Тадж ад-Дин продолжал верить то, что исполненный им ранее долг с воцарением султана принесет ему постоянный успех, еще большие почести и высокое уважение.

Когда он (Билге-хан) прибыл к султану, тот оказал ему почет, возвысил его и помнил прежнюю его заслугу. Так было до тех пор, пока [султан] не задумал своего похода в Ирак. Тогда султан счел нужным удалить его из Мавераннахра и направил его в Насу, чтобы он оставался там. Отправляя его в Насу, а не в какой-либо другой город, он полагал, что это местность очень нездоровая, там сильная жара и множество болезней. Люди здесь все время жалуются, и утратившие близких постоянно плачут. Тюрк может жить в Насе лишь очень короткое время, и жизнь его здесь самая жалкая.

Упомянутый (Билге-хан) прожил здесь год с лишним, терпеливо перенося превратности судьбы и скрывая от времени суровость тягот. С каждым днем росло благородство его нрава и множилась щедрость его рук. И не было человека, который, войдя к нему с приветом, не получил бы от него подарка. Вопреки тому, что обычно случалось в Насе, воздух и вода ее пошли ему на пользу, и он стал здесь еще красивее. Сердца знатных и простонародья Наш были охвачены любовью, и каждое сердце было полно привязанностью к нему.

Это дошло до султана, и он понял, что своей цели по отношению к нему (Билге-хану) он скоро не добьется, если не отбросит в сторону покровы верности и не наденет кольчугу жестокости. И он послал к нему того, кто снес вершину его ствола и заставил глаза плакать по нем кровавыми слезами.

Мне рассказывал тот, кто присутствовал при этом позорном убийстве: «Мы сидели у Захир ад-Дина Мас'уда ибн ал-Мунаввара аш-Шаши, вазира султана в Насе, когда кто-то подошел к нему и сообщил, что прибыл с несколькими людьми Джахан-Пахлаван, а это таштдар[169] Айаз, возвысившийся от должности таштдара до преимущества малика и поставленный во главе десяти тысяч всадников. Его назначили для отделения голов и уничтожения /29/ душ, и вот он прибыл с небольшой группой. Упомянутый вазир пришел в ужас [от этой вести]. То, что он