Ашвагхоша - Жизнь Будды

Единственное чадо молодое,

Защиты не имея никакой,

Не можешь ты не причинять печали,

Не возбуждать заботу: «Что же с ним?»

Рассей же этот сумрак цепенящий,

Как, если затмевается Луна,

Все верные затменье гонят кликом,

Чтоб чудище не съело свет ночной.

Взметенные заставь утихнуть вздохи

И тем, кто ищет влаги, дай ее,

Ее получат — и огонь потушат,

Огонь потухнет — вновь прозреет взор».

Весьма смущен был в духе Бодгисаттва,

Услыша про своих отца и мать,

И, сидя, он предался размышленью

И в должный миг почтительно сказал:

«Отец мой царь, я знаю, обладает

Внимательным и любящим умом,

Но страх рожденья, дряхлости и смерти

Мое повиновенье устранил.

Услышав о его глубокой скорби,

Я тронут возрастанием любви,

Однако ж все, как греза сновиденья,

Проворно обращается в ничто.

Узнайте ж, без возможности отвергнуть:

Не однолик порядок всех вещей.

Природа скорби не необходимо

Есть отношенье сына и отца.

Что создает страдания разлуки,

Влиянье заблужденья это есть,—

Внезапно люди встретятся в дороге,

Лишь миг — и разлучаются они,

И каждый вновь своим путем уходит,—

Так силой совокупности растут

Соотношенья, родственные связи,

Удел отдельный, и разлука вновь.

Кто проследит внимательно ту ложность

Соотношенья связи и родства,

Не должен он печаль в себе лелеять:

Семейная здесь порвана любовь,

В другом же мире вновь той связи ищут,

И грубый — за мгновеньем — вновь разрыв.

Везде куется цепь родства и связи,

Всегда в цепях, всегда разъята цепь.

Кому скорбеть о вечности разлуки?

Зачатый постепенно изменен,

Родится в мире, снова расставанье,

Чрез смерть разлука, и родится вновь.

Все то, что есть во времени, погибнет,

Леса и горы,— что без часа есть?

Во времени вся пятикратность чувства,

И с временем мирское все живет.

Так, если смерть все время заполняет

И всюду застилает путь его,

Сбрось смерть с себя — и времени не будет.

Меня хотите сделать вы царем,

И долг любви так трудно не исполнить,

Но раз — недуг, тогда его врачуй,

Без врачеванья ж как его снесу я

И как снести гот сан тяжелый мне,

В высоком ли иль низком состояньи,

Безумье и незнание везде,

И люди с беззаботностью проходят,

Велениям покорствуя страстей.

Приходит страх, и тело — в вечном страхе,

Вся мысль — о внешнем лишь, и вянет дух,

С благоговеньем — сердце не содружно,

Коли идти за множеством вослед.

Но поведенье мудрого — не это,

Весь в яхонтах дворец — но в нем пожар,

Сто вкусных яств средь трапезы обильной,

Но примесь в них — язвящие яды.

Там в лилии, на озере спокойном,

Глянь, много насекомых, несть числа,

И в доме у богатого — злосчастье,

Высок,— но мудрый в нем не будет жить.

Я не дерзаю жить в дворце обширном,

В нем черная склубилася змея.

Я царское достоинство отбросил,

Я от пяти желаний ускользнул,

И, чтоб скорбей подобных мог избегнуть,

Блуждаю я среди пустынных гор.

И я, благоговейность возлюбивший

И в мудрость углубляющий свой путь,

И я оставлю тишь лесов спокойных,

Вернусь домой, вернусь к. страстям? О нет.

Великий вождь преславного народа,

Молитвенность всем сердцем возлюбя,

От чести племенной навек ушедши,

Чтобы духовным сделаться вождем,

Отбросив лик свой прежний,— вновь отброшу

Теперешний отшельнический лик

И растопчу свой замысел высокий?

Хотя бы было Небо мне дано,

Не мог бы это я свершить,— ужели ж

К тому меня земной подвигнет дом!

Неведенье отверг я, страсть отверг я,—

Так что ж, опять их яствами избрать?

Желать опять — свою блевоту видеть?

Такой позор не мог бы я снести.

Пожар, и дом горит, хозяин вышел,

Из пламени сумел он ускользнуть,—

Войдет ли он опять в свой дом горящий?

Войдет,— так он к ничтожеству причтен,

Ища покоя, все ж стремиться к царству —

Противоречья разные то два:

Спасение и царственность — враждебны,

Покой — движенье, пламя — и вода,

Соединить их вместе — невозможно.

Приманку связи я содвинул прочь,

Прямое применил при этом средство,

Оставил дом,— зачем же я вернусь?»

Советник, мысля, про себя промолвил:

«Царевич мыслит правильно сейчас,

Приятно к добродетели склонен он

И мысль вложил в разумные слова».

И, обратясь к царевичу, он молвил:

«Как царственно изволил ты изречь,

Кто хочет в правой вере укрепиться,

Ее он должен правильно искать.

А час твой — он не этот час текущий.

На убыли твой царственный отец,

В преклонности он думает о сыне,

К печали прибавляется печаль.

Ты говоришь: «В освобожденьи — радость.

Возврат есть отреченье от себя».

Не в мудрости твоя возникла радость,

И нет в том размышленьи глубины.

Плода ты ищешь, а того не видишь,

Что долг текущий должен быть свершен.

Иные говорят: «Тот свет», «Есть После».

Твердят другие: «После — ничего».

Итак, пока вопрос висит вопросом,

Зачем восторг текущий отвергать?

Коль есть «Тот свет», коль «После» есть,

должны мы

Взять все, что это «После» нам несет.

Коль скажешь ты: «Не существует «После»,

Освобожденья, значит, нет тогда.

Коль скажешь ты, что «После» существует,

Не скажешь ты: «Причины избеги».

Земля тверда, огонь горяч, вода же

Сыра, а ветер движется всегда,—

«Тот свет» — таков же, «После» — в том же строе,

Отличная природа у него.

Раз говорим о чистом и нечистом,

Нечистое и чистое идет

Из собственной природы той отличной.

Коль скажешь: «Мыслью это устраню»,—

Такая мысль как довод есть безумье.

Основа чувств как чувств предрешена,

Все корни, по природе, изначальны.

И память и забвение — суть два,

Природа их отчетлива в рисунке.

Преклонный возраст, смерть, болезнь, печаль,—

Кто воинской уловкой их избегнет?

Коль скажешь ты: «Вода зальет огонь»,

Иль: «Воду вскипятив, огонь потухнет»,—

Различность их природ лишь утвердишь,

Природа в строе — создает живое.

Так человек, раз в чреве он зачат,

Весь — руки, ноги, все иные части,

И ум его, и дух его,— растет,

Но кто же он, кто это совершает?

Кто он, кто заостряет цепкий терн?

В самодозоре, то природа снова.

Различные возьми ряды зверей,

Что есть, то есть, им быть такими должно.

Неборожденных, вновь, коснись существ,

Владычествует ими Самобытный,

У них же самоцельных нет путей.

Когда б они могли создать причинно

Рожденье, смерть могли бы проверять.

К чему ж тогда искать освобожденья?

Иные говорят, что это «Я»

Причина есть рожденья, а другие

Твердят, что «Я» — причина смерти есть.

Иные утверждают, что рожденье

Идет из ничего и гибнем мы,

Не выполняя замысла кончиной.

Родится так счастливое дитя,

В семье, что благородна и богата,

Завещанному учится, растет,

Великие Богам приносит жертвы,

И имя знаменитое его

Является как путь освобожденья,

В том имени идет к нам ценный клад.

Но, если так, сколь тщетно и бесплодно

Освобожденья все ж еще искать.

Ты вольности возжаждал, ты желаешь

Свой замысел высокий совершить,

А твой отец тем временем тоскует,

И ты едва вступил на. этот путь,—

Не будет зла, коли домой вернуться.

Царь Амбариша, в оны времена,

В печальном лесе долгое жил время,

Оставивши всю царскую родню,

И вновь пришел, и царствовал он снова.

И Рама, царский сын, родимый край

Покинувши, ушел в глухие горы,

Но, услыхав разлучности упрек,

Вернулся и страной разумно правил.

Царь Друма был, ушли отец и сын,

Отшельниками были и блуждали,

В конце концов вернулися назад.

Еще мне говорить ли о Васите?

Атрейю называть ли? Эти все

Достойные, отмеченные древле,

Ушли, пришли, как звезды, свет струить,

Светильники прекрасные для мира.

Пустыню гор оставить — и царить

Благоговейно — нет в том преступленья».

Царевич, слыша добрые слова,

Храня в душе свой закрепленный довод,

Слова любя, не расточая слов,

Не споря по примеру школ различных,

Советнику спокойно отвечал:

«Быть и не быть — то трудные понятья,

Вопрос о бытии, небытии —

Напрасен он, сомнительность лишь множит,

Недостоверность шаткого ума.

Наклонности беседовать об этом —