Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки - Коллектив авторов

дочь и моего сына». – «Пришло к тебе масло на лепешке!» – подумал красильщик и сказал старухе: «Правильно, у меня есть дом, и гостиная, и комната, но я не могу обойтись без какого-нибудь из этих помещений из-за гостей и феллахов с индиго». – «О сынок, – сказала Далила, – самое большее на месяц или два месяца, пока мы перестроим дом. Мы люди иноземные. Сделай помещение для гостей общим для нас с тобой. Клянусь твоей жизнью, о сынок, если ты потребуешь, чтобы твои гости были нашими гостями, добро им пожаловать, мы и есть будем с ними, и спать будем с ними».

И красильщик отдал Далиле ключи: один большой, другой маленький, и еще ключ кривой, и сказал: «Большой ключ – от дома, кривой – от гостиной и маленький – от комнаты». И Далила взяла ключи, и женщина пошла за нею следом, а сзади нее шел сын купца. И Далила пришла к переулку, и увидела ворота, и открыла их, и вошла, и женщина тоже вошла: и Далила сказала ей: «О дочка, это дом шейха Абу ль-Хамалата (и она указала ей на гостиную). Поднимись в комнату и развяжи изар, и я приду к тебе».

И женщина поднялась в комнату и села; и тут пришел сын купца, и старуха встретила его и сказала: «Посиди в гостиной, а я приведу тебе мою дочь, чтобы ты на нее посмотрел». И юноша вошел и сел в гостиной, а старуха вошла к женщине, и та сказала ей: «Я хочу посетить Абу ль-Хамалата, пока не пришли люди». – «О дочка, мы боимся за тебя», – сказала старуха. «Отчего?» – спросила женщина. И старуха сказала: «Тут мой сын, он дурачок – не отличает лета от зимы и постоянно голый. Он подручный шейха, и если входит к нему девушка, как ты, чтобы посетить шейха, он хватает ее серьги, и разрывает ей ухо, и рвет ее шелковую одежду. Сними же твои драгоценности и платье, а я поберегу это для тебя, пока ты не посетишь шейха».

И женщина сняла украшения и одежду и отдала ее старухе; а та сказала: «Я положу их под покровом шейха, и достанется тебе благодать».

И старуха взяла вещи и ушла, оставив женщину в рубахе и штанах, и спрятала вещи в одном месте на лестнице, а затем вошла к сыну купца и нашла его ожидающим женщину. «Где твоя дочь, чтобы я посмотрел на нее?» – спросил он старуху. И та стала бить себя в грудь. «Что с тобой?» – спросил юноша. И старуха воскликнула: «Пусть не живет злой сосед, и пусть не будет соседей, которые завидуют! Они видели, как ты входил со мной, и спросили про тебя, и я сказала: «Я высватала моей дочери этого жениха». И тогда они позавидовали и сказали моей дочери: «Разве твоя мать устала содержать тебя, что она выдает тебя за прокаженного?» И я дала ей клятву, что я позволю ей тебя увидеть не иначе, как голым». – «Прибегаю к Аллаху от завистников!» – воскликнул юноша и обнажил руки. И Далила увидела, что они точно серебро, и сказала: «Не бойся ничего! Я дам тебе увидеть ее голою, как и она увидит тебя голым». – «Пусть приходит и смотрит на меня», – сказал юноша и снял с себя соболью шубу, и кушак, и нож, и всю одежду, так что остался в рубахе и подштанниках, а тысячу динаров он положил в вещи. И старуха сказала ему: «Подай свои вещи, я тебе их поберегу».

И она взяла их, и положила их на вещи женщины, и понесла все это, и вышла в двери, и заперла обоих, и ушла своей дорогой…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха, взяв вещи сына купца и вещи женщины, заперла обоих за дверями и ушла своей дорогой. Она оставила то, что с ней было, у одного москательщика, и пошла к красильщику, и увидела, что тот сидит и ждет ее. «Если захотел Аллах, стало так, что дом вам понравился?» – спросил он. И Далила ответила: «В нем – благодать, и я иду за носильщиками, которые принесут наши вещи и ковры. Мои дети захотели хлеба с мясом; возьми же этот динар, приготовь им хлеба с мясом и пойди пообедай с ними». – «А кто будет стеречь красильню, в которой чужие вещи?» – спросил красильщик. «Твой малый!» И, взяв блюдо, он пошел готовить обед.

Вот что было с красильщиком, и речь о нем еще впереди. Что же касается старухи, то она взяла от москательщика вещи женщины и сына купца, вошла в красильню и сказала малому красильщика: «Догоняй твоего хозяина, а я не двинусь, пока вы оба не придете». – «Слушаю и повинуюсь!» – ответил малый. И Далила взяла все, что было в красильне.

И вдруг подошел один ослятник, гашишеед, который уже неделю был без работы, и старуха сказала ему: «Поди сюда, ослятник!» И когда он подошел, спросила: «Знаешь ли ты моего сына, красильщика?» – «Да, я его знаю», – ответил ослятник. И старуха сказала: «Этот бедняга разорился, и на нем остались долги, и всякий раз, как его сажают в тюрьму, я его освобождаю. Мы желаем подтвердить его бедность, и я иду отдать вещи их владельцам и хочу, чтобы ты дал мне осла. Я отвезу на нем людям их вещи, а ты возьми этот динар за наем осла, а после того как я уйду, ты возьмешь пиалу, вычерпаешь все, что есть в горшках, и разобьешь горшки и кувшины, чтобы, когда придет посланный от кади, в красильне ничего не нашлось». – «Милость хозяина лежит на мне, и я сделаю для него что-нибудь ради Аллаха», – ответил ослятник. И старуха взяла вещи и взвалила их на осла, и Аллах-покровитель укрыл ее, и она отправилась домой.

И когда она пришла к своей дочери Зейнаб, та сказала ей: «Мое сердце с тобой, матушка! Какие ты устроила плутни?» И старуха отвечала: «Я устроила четыре плутни с четырьмя: сыном купца, женой чауша, красильщиком и ослятником и привезла тебе все их вещи на осле ослятника». – «О матушка, – сказала Зейнаб, – ты не сможешь больше пройти по городу из-за чауша, вещи жены которого ты забрала, и сына купца, которого ты оголила, и красильщика, из чьей красильни ты взяла вещи, и ослятника, владельца осла». – «Ах, доченька, – ответила Далила, – я беспокоюсь только из-за ослятника: он меня узнает».