Александр Афанасьев - Народные русские сказки. Том 1

Ночью Иван-царевич вынул дудочку, свистнул — явились хромой да кривой: «Что угодно, Иван-царевич?» — «Чтоб такие-то башмаки были готовы». — «Слушаем!» Иван-царевич лег спать; поутру просыпается — башмаки на столе стоят, как жар горят. Идет он будить хозяина: «Хозяин! Вставать пора». — «Что, али за мной пришли? Давай скорее бочонок с вином, вот кружка — наливай; пусть уж пьяного вешают». — «Да башмаки-то готовы». — «Как готовы? Где они? — Побежал хозяин, глянул: — Ах, когда ж это мы с тобой делали?» — «Да ночью, неужто, хозяин, не помнишь, как мы кроили да шили?» — «Совсем заспал, брат; чуть-чуть помню!»

Взял он башмаки, обернул, бежит во дворец. Елена Прекрасная увидала башмаки и догадалась: «Верно, это Ивану-царевичу ду'хи делают». — «Как это ты сделал?» — спрашивает она у башмачника «Да я, — говорит, — все умею делать!» — «Коли так, сделай мне платье подвенечное, чтоб было оно золотом вышито, бриллиантами да драгоценными камнями усеяно. Да чтоб заутра было готово, а не то — голову долой!» Идет башмачник опять пасмурный, а други давно его дожидают: «Ну что?» — «Да что, — говорит, — одно окаянство! Вот проявилась переводчица роду христианского, велела к завтрему платье сшить с золотом, с каменьями. А я какой портной! Уж верно завтра с меня голову снимут». — «Э, брат, утро вечера мудренее: пойдем погуляем».

Пошли в трактир, пьют-гуляют. Башмачник опять нализался, притащил домой целый бочонок вина и говорит Ивану-царевичу: «Ну, малый, завтра, как разбудишь, так целое ведро и выдую; пусть пьяному рубят голову! А этакого платья мне и в жизнь не сделать». Хозяин лег спать, захрапел, а Иван-царевич свистнул в дудочку — явились хромой да кривой: «Что угодно, царевич?» — «Да чтоб к завтрему платье было готово — точно такое, как Елена Прекрасная у Вихря носила». — «Слушаем! Будет готово». Чем свет проснулся Иван-царевич, а платье на столе лежит, как жар горит — так всю комнату и осветило. Вот он будит хозяина, тот продрал глаза: «Что, аль за мной пришли — голову рубить? Давай поскорей вино!» — «Да ведь платье готово…» — «Ой ли! Когда ж мы сшить успели?» — «Да ночью, разве не помнишь? Ты сам и кроил». — «Ах, брат, чуть-чуть припоминаю; как во сне вижу». Взял башмачник платье, бежит во дворец.

Вот Елена Прекрасная дала ему много денег и приказывает: «Смотри, чтоб завтра к рассвету на седьмой версте на' море стояло царство золотое и чтоб оттуда до нашего дворца сделан был мост золотой, тот мост устлан дорогим бархатом, а около перил по обеим сторонам росли бы деревья чудные и певчие б птицы разными голосами воспевали. Не сделаешь к завтраму — велю четверить тебя!» Пошел башмачник от Елены Прекрасной и голову повесил. Встречают его други: «Что, брат?» — «Да что! Пропал я, завтра четверить меня. Такую службу задала, что никакой черт не сделает». — «Э, полно! Утро вечера мудренее; пойдем в трактир». — «И то пойдемте! Напоследях надо хоть повеселиться».

Вот они пили-пили; башмачник до того к вечеру напился, что домой под руки привели. «Прощай, малый!» — говорит он Ивану-царевичу. — Завтра казнят меня». — «Али новая служба задана?» — «Да, вот так и так!» Лег и захрапел; а Иван-царевич тотчас в свою комнату, свистнул в дудочку — явились хромой да кривой: «Что угодно, Иван-царевич?» — «Можете ль сослужить мне вот этакую службу…» — «Да, Иван-царевич, это служба! Ну, да делать нечего — к утру все готово будет». Назавтра чуть светать стало, Иван-царевич проснулся, смотрит в окно — батюшки светы! Все как есть сделано: золотой дворец словно жар горит. Будит он хозяина; тот вскочил: «Что? Аль за мной пришли? Давай вина поскорей! Пусть казнят пьяного». — «Да ведь дворец готов». — «Что ты!» Глянул башмачник в окно и ахнул от удивления: «Как это сделалось?» — «Да разве не помнишь, как мы с тобой мастерили?» — «Ах, видно, я заспался; чуть-чуть помню!»

Побежали они в золотой дворец — там богатство невиданное и неслыханное. Говорит Иван-царевич: «Вот тебе, хозяин, крылышко; поди, обметай на мосту перила, а коли придут да спросят: кто такой во дворце живет? — ты ничего не говори, только отдай эту записочку». Вот хорошо, пошел башмачник и стал обметать на мосту перила. Утром проснулась Елена Прекрасная, увидала золотой дворец и сейчас побежала к царю: «Поглядите, ваше величество, что у нас делается; на' море золотой дворец выстроен, от того дворца мост на семь верст тянется, а вокруг моста чудные деревья растут, и певчие птицы разными голосами поют».

Царь сейчас посылает спрашивать: «Что бы это значило? Уж не богатырь ли какой под его государство подступил?» Приходят посланные к башмачнику, стали его расспрашивать; он говорит: «Я не знаю, а есть у меня записка к вашему царю». В этой записке Иван-царевич рассказал отцу все, как было: как он мать освободил, Елену Прекрасную добыл и как его старшие братья обманули. Вместе с запискою посылает Иван-царевич золотые кареты и просит приехать к нему царя с царицею, Елену Прекрасную с ее сестрами; а братья пусть назади в простых дровнях будут привезены.

Все тотчас собрались и поехали; Иван-царевич встретил их с радостью. Царь хотел было старших сынов расказнить за их неправду, да Иван-царевич отца упросил, и вышло им прощение. Тут начался пир горой; Иван-царевич женился на Елене Прекрасной, за Петра-царевича отдал царицу серебряного государства, за Василья-царевича отдал царицу медного государства, а башмачника в генералы произвел. На том пиру и я был, мед-вино пил, по усам текло, в рот не попало.

В то давнее время, когда мир божий наполнен был лешими, ведьмами да русалками, когда реки текли молочные, берега были кисельные, а по полям летали жареные куропатки, в то время жил-был царь по имени Горох с царицею Анастасьей Прекрасною; у них было три сына-царевича. Сотряслась беда немалая — утащил царицу нечистый дух. Говорит царю большой сын: «Батюшка, благослови меня, поеду отыскивать матушку». Поехал и пропал, три года про него ни вести, ни слуху не было. Стал второй сын проситься: «Батюшка, благослови меня в путь-дорогу; авось мне посчастливится найти и брата и матушку». Царь благословил; он поехал и тоже без вести пропал — словно в воду канул.

Приходит к царю меньшой сын Иван-царевич: «Любезный батюшка, благослови меня в путь-дорогу; авось разыщу и братьев и матушку». — «Поезжай, сынок!» Иван-царевич пустился в чужедальнюю сторону; ехал-ехал и приехал к синю морю, остановился на бережку и думает: «Куда теперь путь держать?» Вдруг прилетели на' море тридцать три колпицы6 , ударились оземь и стали красные девицы — все хороши, а одна лучше всех; разделись и бросились в воду.

Много ли, мало ли они купались — Иван-царевич подкрался, взял у той девицы, что всех краше, кушачок и спрятал за пазуху. Искупались девицы, вышли на' берег, начали одеваться — одного кушачка нет. «Ах, Иван-царевич, — говорит красавица, — отдай мой кушачок». — «Скажи прежде, где моя матушка?» — «Твоя матушка у моего отца живет — у Ворона Вороновича. Ступай вверх по' морю, попадется тебе серебряная птичка золотой хохолок: куда она полетит, туда и ты иди». Иван-царевич отдал ей кушачок и пошел вверх по' морю; тут повстречал своих братьев, поздоровался с ними и взял с собою.

Идут они вместе берегом, увидали серебряную птичку золотой хохолок и побежали за ней следом. Птичка летела, летела и бросилась под плиту железную, в яму подземельную. «Ну, братцы, — говорит Иван-царевич, — благословите меня вместо отца, вместо матери; опущусь я в эту яму и узнаю, какова земля иноверная, не там ли наша матушка». Братья его благословили, он сел на рели7 , полез в ту яму глубокую и спущался ни много, ни мало — ровно три года; спустился и пошел путем-дорогою.

Шел-шел, шел-шел, увидал медное царство; во дворце сидят тридцать три девицы-колпицы, вышивают полотенца хитрыми узорами — городками с пригородками. «Здравствуй, Иван-царевич! — говорит царевна медного царства. — Куда идешь, куда путь держишь?» — «Иду свою матушку искать». — «Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича; он хитёр и мудёр, по горам, по долам, по вертепам, по облакам летал! Он тебя, добра мо'лодца, убьет! Вот тебе клубочек, ступай к моей середней сестре — что она тебе скажет. А назад пойдешь, меня не забудь». Иван-царевич покатил клубочек и пошел вслед за ним.

Приходит в серебряное царство; там сидят тридцать три девицы-колпицы. Говорит царевна серебряного царства: «Доселева русского духа было видом не видать, слыхом не слыхать, а нонче русский дух воочью проявляется! Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дела пытаешь?» — «Ах, красная девица, иду искать матушку». — «Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича; и хитёр он, и мудёр, по горам, по долам летал, по вертепам, по облакам носился! Эх, царевич, ведь он тебя убьет! Вот тебе клубочек, ступай-ка ты к меньшой моей сестре — что' она тебе скажет: вперед ли идти, назад ли вернуться?»

Приходит Иван-царевич к золотому царству; там сидят тридцать три девицы-колпицы, полотенца вышивают. Всех выше, всех лучше царевна золотого царства — такая краса, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Говорит она: «Здравствуй, Иван-царевич! Куда идешь, куда путь держишь?» — «Иду матушку искать». — «Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича; и хитёр он, и мудёр, по горам, по долам летал, по вертепам, по облакам носился. Эх, царевич, ведь он тебя убьет! На' тебе клубочек, ступай в жемчужное царство; там твоя мать живет. Увидя тебя, она возрадуется и тотчас прикажет: няньки-мамки, подайте моему сыну зелена' вина. А ты не бери; проси, чтоб дала тебе трехгодовалого вина, что в шкапу стоит, да горелую корку на закусочку. Не забудь еще: у моего батюшки есть на дворе два чана воды — одна вода сильная, а другая малосильная; переставь их с места на место и напейся сильной воды». Долго царевич с царевной разговаривали и так полюбили друг друга, что и расставаться им не хотелося; а делать было нечего — попрощался Иван-царевич и отправился в путь-дорогу.