Ораторское искусство в древнем Риме - Инна Петровна Стрельникова

очевидна, он не ограничивался подражанием, но творчески, динамически обрабатывал то, что заимствовал, приспосабливая к своим целям. Ведь, по его словам, «сразу бросается в глаза различие между тем, кто высказывается, владея своим предметом, и тем, кто призанял сведения у других» (гл. 32). Может быть, в чем-то Тацит даже превосходит Цицерона: например, в живых зарисовках характеров собеседников, оставляющих у читателя чувство реальности происходящего; ведь он и сам говорит, что стремился воспроизвести в речах и тоне собеседников своеобразие ума и душевные склонности каждого.

Жизненность беседы достигается средствами перебивания речи и репликами персонажей, а также характеристиками и оценками, даваемыми ими друг другу, а не автором сочинения. Например, Апр дает развернутую оценку Матерну и Секунду: «Вы… блестяще сочетаете глубокое содержание с великолепием слога; вам присущи такая утонченная изобретательность, такая последовательность в изложении, такая, когда требует дело, велеречивость, такая, когда оно допускает, краткость, такая убедительность в выводах» (гл. 23). Матерн, в свою очередь, оценивает речь Апра: «Узнаете ли вы мощь и горячность нашего Апра? С какой страстностью, с каким пылом защищал он наш век! Какую неиссякаемость и разнообразие проявил в нападках на древних! С какими не только дарованием и остроумием, но также ученостью и искусством, которые он у них позаимствовал, на них же накинулся!» (гл. 24); а несколькими строками ниже он добавляет: «Да он и сам не думает того, что утверждает, но по старинному обыкновению, которого нередко придерживались и наши философы, взял на себя обязанность во что бы то ни стало отстаивать противоположные общепринятым взгляды». Далее, Секунд в главе 14 хвалит «тщательно продуманную речь» Апра, побуждавшего Матерка обратить свое дарование на судебное красноречие, и Матерна, «отстаивавшего свою возлюбленную поэзию, как и подобает поэтам, в страстной, смелой и больше похожей на поэму, чем на ораторское выступление, отповеди». О Мессале же он говорит, отвечая ему на поставленный вопрос о причинах упадка красноречия таким образом: «Но кто же способен разрешить его лучше, чем ты, к величайшей учености и проницательнейшему уму которого в этом случае присоединились к тому же любознательность и упорные размышления о том же предмете?» (гл. 16). Наконец, Мессала порицает Апра за то, что он «все еще не расстался со школьнической приверженностью к пустым словопрениям и предпочитает заполнять свой досуг по примеру новейших риторов, а не древних ораторов» (novorum rhetorum… veterum oratorum — гл. 14).

Все персонажи «Диалога» отличаются друг от друга. В ходе изложения беседы Тацит стремится выделить интонации собеседников, передать их речь в характерной для каждого манере: горячность, резкость, убежденность свойственны речи Апра, взволнованность и вдохновенность — Матерну, рассудительность, обстоятельность и логичность — Мессале. Речь Секунда Тацит характеризует сам как чистую, сжатую достаточно плавную (гл. 2). Жанр диалога помог Тациту представить живой индивидуальный облик всех персонажей, выявить нюансы их мыслей. Перед читателем возникают характеры: вот Апр, homo novus из Галлии, страстный приверженец новомодного красноречия, преуспевающий, тщеславный, хорошо вознаграждаемый судебный деятель, дерзкий остроумец, отстаивающий взгляды, противоположные взглядам своих собеседников; вот Матерн, отказавшийся от адвокатской карьеры и обратившийся к оппозиционной режиму трагедии, с его презрением к материальным благам и влиянию, с его любовью к природе и одиночеству, рискующий обличать пороки современного общества и славить героев республики, но одновременно он же и защитник монархического строя; вот Мессала, умный и талантливый оратор, гордый аристократ, проявивший себя как поклонник действенного республиканского красноречия, с неприязнью относящийся к излишествам современного ораторского стиля и порокам современного образования, презирающий популярность и успех; вот, наконец, Секунд, скромный и спокойный судебный оратор.

Основная тема «Диалога об ораторах», о причинах упадка красноречия, рассматривается Тацитом в трех аспектах: риторическом, педагогическом, философско-политическом. Дебат на эту тему начинается с вопроса о стандартах прозаического стиля, с вопроса о том, каков должен быть стиль современных ораторов, какова должна быть культура оратора, его образование, его моральные обязанности, словом, выясняется эстетический идеал оратора.

Как мы видели, в I в. н. э. существовали разнородные направления в ораторском искусстве. С одной стороны, это была тяга к новизне, непомерному использованию разного рода экстравагантностей стиля, с другой — классицистическая реакция, всячески сопротивляющаяся новому вкусу и призывающая к восстановлению цицероновской традиции. Творчество Тацита вобрало в себя эти основные черты литературного движения времени, которые и преломились определенным образом в его «Диалоге». Выросший среди борьбы двух литературных направлений, он не примкнул ни к одному из них полностью, но шел самостоятельным стилистическим путем. В ранний период своей деятельности он был еще близок к цицероновской манере речи (его слог в «Диалоге» напоминает слог Цицерона), но позже, избрав для себя исторический жанр, он создал собственную манеру выражения: стиль яркий, сжатый, живописный, восприняв от «нового стиля» ораторского искусства все, что придавало речи разнообразие, красочность, эмоциональность, откинув и осудив в то же время пошлое шутовство, вялость и неуклюжесть предложений, свойственных стилю хронистов, и манеру оканчивать все периоды всегда и везде на одинаковый лад (гл. 22).

Признавая и ценя ораторское искусство Цицерона, Тацит не абсолютизировал цицероновские нормы. И если для Квинтилиана искусство Цицерона было эталоном наивысшего мастерства оратора, то Тацит, вопреки мнению классицистов, не видел необходимости возвращения к цицероновской манере, считая, что нет единых, независимых от времени законов и правил искусства, что ораторское искусство — не застывшая форма, что оно мало-помалу обогащается и становится все сложнее. С изменением роли красноречия в обществе изменяется и его стиль, который, хотя и не соответствует высоким темам, более жизнеспособен и менее формален, чем стиль Цицерона, уже искусственный в новых условиях. Каждое поколение, по мнению Тацита, должно вырабатывать свой литературный стиль.

Четко осознавая неизбежность изменений ораторского искусства в послецицероновский период, Тацит устами Апра защищает новые методы в красноречии: «Формы и разновидности ораторской речи меняются вместе со временем… у красноречия не всегда одно и то же лицо» (гл. 18)[146]. Различия, которые существуют в различные эпохи между типами красноречия, поясняет он, пе значат вовсе, что только один из этих типов хорош. И не обязательно всякое новшество хуже того, что было. Напротив, уточняет он свою мысль, «по сравнению с Катоном Старшим Гай Гракх содержательнее и глубже, по сравнению с Гракхом Красс утонченнее и изящнее, по сравнению с ними обоими Цицерон яснее, образованнее и возвышенней, а Корвин мягче и доступнее Цицерона, и к тому же требовательнее к себе в выборе выражений… только в силу присущего людям порока недоброжелательства все старое неизменно расхваливается, а все современное вызывает пренебрежение» (там же).

Апр считает несправедливым со стороны почитателей старины упрекать Кассия Севера