Ораторское искусство - Александр Викторович Марков

судебного и эпидейктического красноречия есть цель, у каждого своя. Эта цель объединяет оратора и слушателей в момент произнесения речи. Например, совещательное красноречие дает практические советы, которые не всегда бывают справедливыми. Например, оратор может учить извлекать выгоду из любой ситуации, хотя часто такое поведение будет и нечестным, и неблагородным по отношению к людям, которые ему доверяют:

У каждого из этих родов речей различная цель, и так как есть три рода речей, то существуют и три различные цели: у человека, дающего совет, цель – польза и вред: один дает совет, побуждая к лучшему, другой отговаривает, отклоняя от худшего; остальные соображения, как-то: справедливое и несправедливое, прекрасное и постыдное – здесь на втором плане.

Для тяжущихся целью служит справедливое и несправедливое, но и они присоединяют к этому другие соображения.

Для людей, произносящих хвалу или хулу, целью служит прекрасное и постыдное; но сюда также привносятся прочие соображения.

Итак, наиболее справедливым оказывается даже не судебное, а эпидейктическое красноречие – оно требует, чтобы все в мире было прекрасно, поэтому учитывает справедливость, героизм, мужество и другие прекрасные качества и следующие из них поступки. Поэтому в ораторских школах, хотя вроде бы они готовят адвокатов и политиков, больше всего внимания уделялось именно эпидейктическому красноречию как наиболее высокому и искусному, а не совещательному и судебному.

Аристотель приводит пример красноречивой похвалы Ахиллу, который выручал лучшего друга Патрокла. Это типичная энтимема. Читатель Аристотеля помнит «Одиссею» Гомера и помнит, что погибли оба и что сначала погиб Патрокл: похвала Ахиллу оказывается и похвалой Патроклу, который пожертвовал жизнью ради своего друга Ахилла. Патрокл презрел пользу, но избрал красоту, и поэтому его поступок остался в веках. Ахилл презирал пользу и научил Патрокла ее презирать, Ахилл был убедителен для Патрокла не просто речью, но мужественным телом, делом и речью героя. Единство мужества и славы создают общую картину похвалы любому герою. Похвалы любому, кто захочет подражать Ахиллу или Патроклу, зная, что друг и выручит, и сохранит величайшую память об исключительном поступке в веках – само обожествленное тело и будет записью об этом поступке:

Подобно этому и ораторы, подающие советы, в остальном часто делают уступки, но никогда не сознаются, что советуют бесполезное или отклоняют от полезного; например, они часто не обращают никакого внимания на то, что несправедливо порабощать себе соседей или таких людей, которые не сделали нам ничего дурного. Точно так же и ораторы, произносящие хвалу или хулу, не смотрят на то, сделал ли этот человек что-нибудь полезное или вредное, но даже часто ставят ему в заслугу, что, презрев свою собственную пользу, он совершил что-нибудь прекрасное; например, восхваляют Ахилла за то, что он оказал помощь своему другу Патроклу, зная, что ему самому суждено при этом умереть, между тем как у него была полная возможность жить. Для него подобная смерть представляется чем-то более прекрасным, а жизнь – чем-то полезным.

На практике риторика имеет дело не столько с фактами, сколько с ценностями. Аристотель говорит, что оратор, в отличие от философа, не может сказать, что такое высшее благо. Для него, как и для слушателя, все познается в сравнении, и он может просто предложить больше предметов для сравнения. Аристотель продолжает спорить с Горгием и Исократом, не называя их: оратор не может выдавать муху за слона, пускать пыль в глаза, фантазировать, создавать призраки (греческое слово «фантазия» того же корня, что «фантазм», «фантом», и означает показную роскошь, иллюзорное богатство и власть, на самом деле оказывающуюся призраком, а не подлинностью). Ведь, согласно Аристотелю, все люди стремятся к знанию. Оратор помогает людям познавать, рассказывая о тех вещах и контекстах, которые люди обычно не учитывают в рассуждении, и привлекая больше вещей для сравнения и общей оценки происходящего:

Кроме того, так как все ораторы, как произносящие хвалу или хулу, так и уговаривающие или отговаривающие, а также и обвиняющие или оправдывающиеся, не только стремятся доказать что-нибудь, но и стараются показать великость или ничтожество добра или зла, прекрасного или постыдного, справедливого или несправедливого, рассматривая при этом предметы безотносительно сами по себе, или сопоставляя их один с другим. В виду всего этого очевидно, что нужно иметь наготове посылки как общего, так и частного характера относительно великости и ничтожества и относительно большего и меньшего, например, относительно того, что можно назвать большим или меньшим благом, или большим или меньшим преступлением, или более или менее справедливым деянием; точно так же и относительно остальных предметов.

В отличие от философии, направленной на истину, риторика направлена на счастье. Ритор должен быть счастливым человеком, а слушатели должны понимать, что, послушав речь и сделав нравственный или практический политический выбор, они стали счастливее. Аристотель определяет счастье просто – как готовность избегать вреда. Например, не объедаться – это счастье, не голодать – тем более счастье. Заниматься любимым делом – это счастье потому, что за время этого занятия тебя никто ни к чему не принудит и потому не повредит тебе. Кроме здоровья, богатства, работоспособности, гражданских прав в понятие счастья для Аристотеля входит репутация: люди с хорошей репутацией становятся и адресатами правильно риторически построенных сочинений, и их героями:

Иметь хорошую репутацию значит считаться у всех людей серьезным человеком или обладать чем-нибудь таким, что составляет предмет стремления всех или большинства, или добродетельных или разумных людей. Почет служит признаком репутации благодетеля; по справедливости почетом пользуются преимущественно те люди, которые оказали благодеяние, но почитается также и тот, кто имеет отношение или к самому существованию и тому, что последнему способствует, или к богатству, или к какому-нибудь другому благу, приобретение которого представляется нелегким или вообще, или для данного места или времени; многие заслуживают почет делами с виду маловажными, чему причиной служит место и время оказания услуги. Проявление почета составляют жертвоприношения, прославления в стихах и прозе, почетные дары, участки священной земли, первые места, похороны, статуи, содержание на счет государства; у варваров признаками почтения служит падение ниц, предоставление места, дары, считающиеся у данного народа почетными. Дар есть дача известного имущества, а вместе и знак почета, потому-то даров домогаются как корыстолюбивые, так и честолюбивые люди; дар обладает свойствами, нужными для тех и других людей: он представляет собой известного рода ценность, которая составляет предмет стремления для корыстолюбивых, и в то же время он связан с почетом, которого домогаются люди честолюбивые.

Настоящий оратор объясняет, почему плохо быть корыстолюбивым, но хорошо быть честолюбивым, если это не