Авл Геллий - Аттические ночи. Книги I - X

(3) Многим казалось, что в последнем слове есть ошибка. Ведь они считали, что должно быть написано не futurum, a futuram и не сомневались, что книгу следует исправить, [109] чтобы в речи Цицерона солецизм [110] не был так очевиден (manifestarius) как прелюбодей в комедии Плавта, [111] ибо так они насмехались над его ошибкой. [112]

(4) Случайно там присутствовал наш друг, человек, весьма опытный в чтении, который исследовал, обдумал и проработал почти все из древних сочинений. (5) Он, ознакомившись с книгой, сказал, что в этом слове нет ни ошибки, ни погрешности и что Цицерон сказал правильно и по-старинному. (6) «Ведь futurum, — сказал он, — не относится к [слову] rem, как кажется тем, кто читает необдуманно и небрежно, и поставлено не вместо причастия, но является глаголом в неопределенной форме (который греки называют α̉παρέμφατον), не подчиняющимся ни числам, ни родам, но во всех отношениях свободным и без примесей; [113] (7) этот глагол использовал Гай Гракх [114] в речи под названием „О Публии Попилии относительно сборищ“, [115] в которой написано так: „Я уверен, что мои недруги это скажут“ (Credo ego inimicos meos hoc dicturum). [116] (8) Он говорит inimicos dicturum, а не dicturos; не кажется ли, что у Гракха dicturum поставлено таким же образом, как у Цицерона futurum? Так, в греческом языке без какого бы то ни было подозрения на ошибку во всех числах и родах без различия ставятся глаголы такого вида: ε̉ρει̃ν (говорить), ποιήσειν (делать), έ̉σεσθαι. (быть) [117] и тому подобные. (9) Он сказал, что и в третьей [книге] „Анналов“ Клавдия Квадригария [118] есть такие слова: „Пока они не погибнут, войско врагов будет там задержано (hostium copias ibi occupatas futurum)“; [119] в начале восемнадцатой книге „Анналов“ того же Квадригария написано так: „Если благодаря твоей доброте и нашему желанию ты здоров, это означает, что мы можем надеяться на то, что боги благоволят к добрым [людям] (speremus deos bonis bene facturum)“; [120] (10) также в двадцать четвертой книге Валерия Анциата [121] сходным образом написано: „Если бы эти жертвы были принесены и счастливо приняты богами, гаруспики могли сказать, что все пойдет согласно решению (omnia ex sententia processurum esse)“. [122] (11) Также Плавт в „Казине“, хотя речь идет о девочке, сказал occisurum, а не occisuram в следующих словах: [123]

— Так у Казины нет меча?— Да целых два. — Как два?— Одним — убить тебя,Другим же вилика [124] (Altero te occisurum ait, altero vilicum).

(12) Также Лаберий [125] в „Близнецах“: [126]

Не думал, говорит, что это сделает она (hoc earn facturum).

Следовательно, все они не были в неведении относительно того, что такое солецизм, но и Гракх [слово] dicturum, и Квадригарий — futurum и facturum, и Анциат — processurum, и Плавт — occisurum, и Лаберий — facturum употребили в неопределенной форме, (14) каковая форма ни на числа, ни на лица, ни на времена, ни на роды не разделяется, но все заключено именно в одной этой одинаковой форме, (15) подобно тому как Марк Цицерон употребил futurum не в мужском роде и не в среднем (ибо это, действительно, был бы солецизм), но воспользовался формой глагола, свободной от всякой необходимости [изменения] по родам».

(16) С другой стороны, этот наш друг говорил, что в речи того же Марка Туллия под названием «Об империи Гнея Помпея» Цицероном так написано, и сам так зачитывал вслух: «Когда ваши гавани — причем те гавани, благодаря которым вы живете и дышите, — были, как вам известно, во власти разбойников (in praedonum fuisse potestatem)», [127] и говорил, что in potestatem fuisse не является солецизмом, как полагает толпа недоучек, но утверждал, что сказано это по твердо установленному и испытанному правилу, которое таким же образом используется и у греков, [128] и Плавт, самый изысканный в латинской словесности [автор], в «Амфитрионе» сказал:

Разве вправду было у меня на уме (mihi in mentem fuit),а не in mente, как принято говорить. [129]

(18) Но ведь кроме Плавта, примером которого он в данном случае воспользовался, мы нашли множество подобного рода высказываний и у древних писателей и рассеяли повсюду эти замечания. (19) Даже если опустить и само правило и примеры, все же звучание и само расположение слов ясно обнаруживает, что это больше соответствует «заботе о выражениях» (ε̉πιμέλεια τω̃ν λέξεων) и мелодичности речи Марка Туллия, поскольку, притом что он мог сказать по-латински и тем и другим способом, он предпочитает говорить potestatem, а не potestate. (20) Ведь первое сочетание [звучит] куда слаще для слуха и совершеннее, а второе куда более неблагозвучно и незаконченно, если только у человека изощренный слух, а не невосприимчивый и грубый; что относится, клянусь Геркулесом, и к тому, что он предпочел сказать explicavit, а не explicuit, [130] которое уже стало более употребительным.

Слова из его речи «О власти Гнея Помпея», суть следующие: «Свидетельница Сицилия, которую, окруженную со всех сторон многочисленными опасностями, он спас (explicavit) не устрашением войны, а быстротой решений». [131]

Но если бы он сказал explicuit, то звучание оказалось бы неудовлетворительным из-за незавершенной и слабой соразмерности слов. [132]

История, найденная в книгах философа Сотиона о блуднице Лаиде и ораторе Демосфене

(1) Сотион [133] был далеко не последним человеком в перипатетическом философии. Он сочинил книгу, полную множества различных историй и озаглавил ее «Рог Амалтеи». (2) Это выражение значит примерно то же, что «рог изобилия».

(3) В этой книге [134] об ораторе Демосфене и блуднице Лаиде [135] приведена такая история: «Коринфянка Лаида, — говорит [Сотион], - благодаря изяществу и прелестной внешности зарабатывала огромные деньги, и к ней толпами стекались со всей Греции богатые люди, и допускался только тот, кто давал то, что она попросила; просила же она чрезмерно много». (4) Отсюда, по его словам, родилась у греков общеизвестная поговорка:

Не всякому мужу в Коринф плавание, [136]

потому что напрасно прибыл бы в Коринф к Лаиде тот, кто не мог дать то, что она просила. (5) К ней тайком входит известный Демосфен и просит, чтобы она отдалась ему. А Лаида потребовала десять тысяч драхм — на наши деньги это составляет десять тысяч денариев. [137] (6) Пораженный и напуганный такой дерзостью женщины и величиной суммы, Демосфен поворачивается и, уходя, говорит: «Я не покупаю раскаяние столь дорого». [138] Но сами греческие [слова], которые он, как передают, произнес, более изящны: «Не покупаю, — сказал он, — раскаяние за десять тысяч драхм». [139]

О том, каково было устроение и система пифагорейского учения, и сколько времени требовалось и соблюдалось для обучения и равным образом для молчания

(1) Передают, что порядок и система Пифагора, [140] затем [сохранившиеся] в школе <и> у его преемников при принятии и наставлении учеников были такими: (2) с самого начала юношей, отдавших себя в обучение, он «физиогномировал». [141] Это слово означает распознавание нрава и природных свойств людей на основании некоего предположения об особенностях лица и его выражения, а также внешнего вида и облика всего тела. (3) Тогда он приказывал, чтобы тот, кто был им испытан и оказался подходящим, тотчас был взят в обучение и определенное время молчал: не все одинаково, но каждый — свой срок в соответствии с оцененной способностью восприятия. [142] (4) Молчащий же слушал то, что говорили другие, и нельзя было ни спросить, если не вполне понял, ни записывать то, что услышал; однако каждый молчал не меньше, чем два года: в период молчания и слушания они так и назывались «акустиками» (α̉κουστικοί). (5) И только после того как они обучились вещам самым трудным — молчать и слушать — и уже становились опытными в молчании, название чему ε̉χεμυθία (молчаливость, сдержанность в словах), [только] тогда получали возможность произносить речи, спрашивать, записывать то, что услышали, и высказывать то, что думают сами; (6) в это время они именовались «математики» (μαθηματικοί), видимо, от тех наук, которые они уже начали изучать и обдумывать, поскольку геометрию, гномонику, [143] музыку, а также прочие возвышенные дисциплины древние греки называли μαθήματα (науки); [144] простой же народ именует математиками тех, кого надлежит называть родовым именем халдеи. [145] (7) Затем, вышколенные этими учеными занятиями, они переходили к постижению мироздания и начал природы, и лишь тогда именовались φυσικοί (физики).

(8) Наш Тавр, [146] рассказав это о Пифагоре, заметил: «Теперь же те, кто вдруг, без надлежащей подготовки [147] обращаются к философам, мало того, что оказываются совершенно α̉θεώρητοι (не имеющими знаний), ά̉μουσοι (чуждыми музам), α̉γεωμέτρητοι (не знакомыми с геометрией), но даже устанавливают правило, в соответствии с которым учат, как заниматься философией. (9) Один говорит: „научи меня сначала этому“, другой тоже: „этому хочу, — говорит, — учиться, а вот этому не хочу“; этот страстно желает начинать с „Пира“ Платона из-за алкивиадовой пирушки, тот — с „Федра“ ради речи Лисия. [148] (10) Есть, клянусь Юпитером, даже тот, — продолжил он, — кто еще и потребует читать Платона не ради украшения жизни, но для прихорашивания языка и речи, и не для того, чтобы сделаться рассудительнее, но чтобы [стать] изящнее». (11) Вот что обычно говорил Тавр, сравнивая новых последователей философов с древними пифагорейцами.