Государство. С комментариями и иллюстрациями - Платон

серебро других, думаешь ли, что, слыша это, решатся они воевать лучше против костлявых и тощих собак, чем с собаками против тучных и мягкотелых овец?

– Не думаю, однако ж если деньги других государств собраны будут в одном, – смотри, как бы это не навлекло опасности на государство не богатеющее.

– Счастлив ты, что думаешь, будто стоит называть государством какое-нибудь другое, кроме того, которое мы устраивали.

– Но почему же?

– Прочие, – продолжал я, – надобно называть государствами в числе множественном, потому что каждое из них – многие государства, а вовсе не «город», как выражаются игроки. Как бы там ни было, в них заключены два враждебных между собой государства: одно государство бедных, другое – богатых, и в обоих – опять много государств, так что ты промахнешься, подходя к ним как к чему-то единому. Вполне ошибешься, наступая же как на многие и отдавая одним, что принадлежит другим, как-то: деньги, власть, даже самые лица, – будешь иметь много союзников и мало врагов. Пока государство у тебя будет устроено мудро, как сейчас постановлено, оно сделается величайшим, – и величайшим, говорю, не по видимому, а по истине, хотя бы в нем была только тысяча защитников. Такое одно великое государство нелегко найти ни у греков, ни у варваров; а кажущихся великими много, и они еще разнообразнее описанного. Или тебе представляется иначе?

Тогдашняя игра в города походила на нынешнюю шахматную игру.

– Нет, клянусь Зевсом, – сказал он.

– Так вот это, – продолжал я, – будут и наилучшие границы для наших правителей: таким по величине должны они сделать свое государство и, сообразно с его величиною, столько отделить для него земли, а прочую оставить.

– Что такое границы? – спросил он.

– Думаю, вот что, – отвечал я. – Докуда может распространяться государство, оставаясь одним, дотуда чтобы оно и простиралось, а не далее.

– Да и хорошо ведь, – сказал он.

– Так и это еще – другое приказание отдадим мы стражам: пусть они всячески наблюдают, чтобы государство с внешней стороны не было не слишком малым, но и не мнимо большим – оно должно быть достаточным и единым.

Государством с внешней стороны Сократ называет общество, рассматриваемое в явлении, или в пространственном развитии.

– Легкую же мы им задали задачу!

– Но ведь и этого маловажнее то, – сказал я, – о чем мы упомянули прежде: если, то есть, кто-нибудь из стражей окажется выродком, – надобно отсылать его к другим; а кто между другими будет хорош, того переводить к стражам. Этим высказывалось, что и другие граждане, к какому делу кто способен, к тому одному исключительно, поодиночке, и должны быть употребляемы, чтобы каждый, исполняя свое, был не множествен, а единичен, и чтобы таким образом все государство стало одним, а не многими.

– В самом деле, это маловажнее того, – сказал он.

– Конечно, добрый Адимант, – продолжал я, – пусть не думает никто, будто эти наши приказания важны и велики. Все они малозначительны, если стражи, как говорится, блюдут одно великое, или, вместо великого, особенно довлеющее.

– Что же это? – спросил он.

– Наставление и воспитание, – отвечал я, – ибо если, хорошо наставленные, они явятся людьми порядочными, то легко будут усматривать все это, да и прочее, что теперь мы пропускаем, как-то: избрание жен, вступление в брак, рождение детей, так как все это надобно сделать, по пословице, общим между друзьями.

– И было бы весьма справедливо, – сказал он.

– Да и то еще, – продолжал я, – если общество однажды пойдет хорошо, то будет идти как увеличивающийся круг, потому что соблюдение доброго воспитания и наставления будет сообщать ему добрые естественные способности, а добрые естественные способности, под влиянием такого наставления, сделаются еще лучшими, чем прежде, – и по отношению ко всему прочему, и по отношению к рождению, подобно тому, как это бывает у животных.

– Да и вероятно, – сказал он.

– Итак, коротко сказать, попечители государства должны стремиться к тому, чтобы оно не испортилось незаметно для них самих и чтобы строже всего наблюдаемо было, как бы, вопреки порядку, не делалось нововведений в гимнастике и музыке, но хранить ту и другую сколько можно более, слушая с опасением, когда кто говорит, что люди особенно уважают то пение,

Сократ говорит о том, что правительство должно озаботиться тем, чтобы нравы в обществе не страдали. Поэтому нужно следить, чтобы в гимнастике и музыке не появилось чего-либо непристойного. Особенно это касается музыки, так как она у древних греков находилась в самой тесной связи со всеми свободными науками. Поэтому жалобы на изменение – не в лучшую сторону – характера древней музыки можно встретить у многих греческих писателей.

Которое вновь превзошло у поющих,

Тут Платон указывает на стих первой книги «Одиссеи» Гомера.

что поэтом часто называют не того, кто составляет новые песни, а того, кто выдумывает новый образ песнопения и хвалит это. Между тем не должно ни хвалить таких вещей, ни принимать их. От введения нового рода музыки действительно нужно беречься, так как оно вообще опасно; ибо формы ее не трогаются нигде, помимо величайших законов гражданских: это говорит Дамон, – и я верю ему.

– Присоедини же и меня к числу верящих, – сказал Адимант.

– Так вот здесь, видно, со стороны музыки, – продолжал я, – стражи должны построить крепость.

– И в самом деле, – сказал он, – нарушение закона, входя этим путем, легко прячется.

– Да, под видом увеселений, как бы не делая ничего худого.

– Да ведь и не делает ничего, – заметил он, – кроме того, что понемногу вкрадывается, молча внедряется в нравы и занятия и отсюда уже более ощутимо переходит во взаимные отношения, а из отношений-то, Сократ, с великой наглостью восстает на законы и правительство и оканчивает ниспровержением всего частного и общественного.

– Допускаю, что дело обстоит именно так.

– По-моему, да.

– Поэтому нашим детям, как мы и сначала говорили, надобно тотчас же принимать участие в увеселении законном, ибо если оно будет противозаконно и такими же сделает наших детей, то вырастить из них мужей законных и ревностных окажется невозможным.

– Как же иначе? – сказал он.

– Стало быть, если дети, начав играть хорошо, посредством музыки приобрели уважение к закону, то законность, в противоположность другим детям, будет во всем сопровождать и возращать их, исправляя даже и то, что прежде оставалось пренебреженным в государстве.

– Это правда, – сказал он.

– Следовательно, эти последние, – продолжал я, – и маловажное, по-видимому, найдут законным, тогда как первые погубят все такое.

– Что именно?

– А вот что: молчание младших перед старшими, какое прилично, посторонение, вставание и