Эллинские поэты - Коллектив авторов

Нынче ж и сам справедливым я быть меж людей не желал бы, Да заказал бы и сыну: ну, как же тут быть справедливым, Если, чем кто неправее, тем легче управу находит? (270-272).

Рассуждения и наставления прорываются здесь непосредственным душевным излиянием. Так же лирически прорывается непосредственное чувство и в заключении легенды о смене веков:

Если бы мог я не жить с поколением пятого века! Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться (174-175).

Гесиод глубоко страдает от того, что в мире господствует кривда. И все же религиозный поэт верит в божественное возмездие, в конечное торжество правды. Ее блюстителем является Зевс, награждающий за добро и наказывающий за зло. О делах людских ему сообщают три мириады соглядатаев (252-255) и великая Дике. Идея справедливости поднята Гесиодом до высоты мирового этического принципа. В плане общественном с нею неразрывно связано утверждение труда, ибо тот, кто не работает, неизбежно становится на путь нарушения этого принципа. Эти взгляды Гесиода и лежат в основе его дидактической поэмы.

Слушайся голоса правды и думать забудь о насилье (275). Помни всегда о завете моем и усердно работай (298) —

наставляет он Перса.

Советы Гесиода составляют практический кодекс ведения крестьянского хозяйства. Поэт говорит, когда следует пахать и сеять, когда собирать урожай, молотить на току, вымерять и ссыпать в сосуды зерно, когда обрезывать и окапывать лозы, когда снимать виноград и когда наливать его соком бочки. Он предусматривает, скольких лет должны быть покупаемые быки и какого возраста наемный работник, сколько кусков хлеба он должен еъесть, чтобы быть в силах гнать прямую борозду (441-447).

Во всех хозяйственных указаниях Гесиод исходит из примет природы, которые ему хорошо известны. Он называет такие детали, которые может видеть и знать лишь наблюдательный глаз земледельца: если хлеб посеян поздно, то может выручить хороший дождь, такой, когда вода заполнила бы след воловьего копыта (485-490); в море на корабле нужно выходить ранней весною, когда

Только что первые листья на кончиках веток смоковниц Станут равны по длине отпечатку вороньего следа (679-680).

Гесиод дает и советы, касающиеся крестьянского быта: как проводить время дома после того, как закончены работы и сделаны запасы, как одеваться и обуваться на зиму, как вести себя с соседями и многое, многое другое. Здесь поэт, должно быть, нередко повторяет изречения, выражающие крестьянскую житейскую мудрость, жизненный опыт земледельца:

Только дающему дай; ничего не давай не дающим (354). Если и малое даже прикладывать к малому будешь, Скоро большим оно станет, прикладывай только почаще (361-362). С братом, — и с тем, как бы в шутку, дела при свидетелях делай (371).

Это чисто деловые сентенции, без каких бы то ни было поэтических украшений. Мало красочны и широкие наставительные рассуждения Гесиода. Может быть, такова уж сама природа дидактики: она и в последующее время редко бывала по-настоящему поэтической.

Как ни далек эпический стиль Гесиода от гомеровского, традиции героического и мифологического эпоса все еще сохраняли свое влияние. Но если раньше высокое гомеровское искусство поднимало поэзию, то теперь подражание его стилю часто приводило к торможению, а то и к сковыванию нового содержания и новых поэтических форм. Возникла историческая необходимость преодоления старого и отжившего таким путем, «чтобы человечество, смеясь, расставалось со своим прошлым». 4Задача высмеять рабское следование гомеровским приемам была трудной ввиду огромной популярности «Илиады» и «Одиссеи». Может быть поэтому, пародия на героический эпос появилась довольно поздно — где-то на рубеже VI-V столетий. Это — «Батрахомиомахия», автором которой некоторые источники называют Пигрета Галикарнасского. Пародируются как содержание, так и стиль «Илиады», а материал для пародии поэт берет из старого народного жанра — «животного эпоса». Как и в гомеровской поэме, здесь повествуется о войне. Там сражаются народы, здесь — лягушки и мыши. Там проявляют доблесть и отвагу Ахилл, Диомед, Аякс, Гектор, Сарпедон и другие герои; здесь вызываются на поединки Творогоед, Грязевик, Норолаз. Там произносят воинственные речи вождь ахейцев Агамемнон, вождь дарданцев Гектор, здесь обращаются с боевым призывом к мышиному племени его царь Хлебогрыз, а к лягушкам — их властитель Вздуломорда. Там герои блистают медными доспехами, здесь шлемом служит скорлупка ореха, щитом — капустный лист, копьем — остроконечный тростник.

Пародируются и образы олимпийцев, решающие исход каждого боя в «Илиаде». Там, потрясая эгидой, Афина наводит ужас на воюющих, обращает в бегство, приносит победу или поражение. Здесь богиня беспомощна и жалка. Мыши изгрызли ее единственное платье, за починку которого ей трудно расплатиться — так она бедна, а лягушки своим кваканьем совсем лишили ее сна, и воинственная дочь Зевса не способна справиться ни с теми, ни с другими. Чтобы не пострадать от развернувшейся страшной битвы, олимпийцы удаляются на высокую вершину, среди них и сам Громовержец. Так выглядят в «Батрахомиомахии» боги и герои, о которых повествуется по всем правилам эпического стиля, с его традиционным запевом, постоянными оборотами, повторами и эпитетами. Несоответствием содержания комичной басенной истории тону героического повествования вышучивается рабское следование гомеровской традиции в эпоху, которая требовала совсем иной поэзии.

Трагическая «Илиада» отзвучала в «Батрахомиомахии» юмористически.

II

Лирическая песня, в которой ее слагатель выражает прямо, «от себя», свое отношение к тому или иному жизненному явлению, к людям и миру, говорит о своих чувствах, мыслях и переживаниях, сопровождала человека испокон веков. Она народна по своему происхождению и бытованию. Мы находим ее образцы и в героическом эпосе. Чем, если не скорбной лирикой, являются плач Фетиды о судьбе ее сына Ахилла и горькие причитания Андромахи и Гекубы над трупом Гектора в «Илиаде»? Чем, если не воинственно-патриотическими элегиями, являются в этой поэме призывы к стойкости, с которыми герои обращаются к своим соплеменникам, отражающим на поле брани натиск врагов? А разве не к области лирики относится увещание, с которым Одиссей обращается к своему собственному сердцу:

Сердце, терпи! Ты другое, еще погнуснее, стерпело… («Одиссея», XX, 18 сл.).

Лирический элемент отмечен нами и в дидактической поэме Гесиода «Работы и дни». Но в VII-VI вв. лирика стала самостоятельным и притом главным, доминирующим родом поэзии. Она закономерно оттеснила героический эпос, отвечая требованиям нового общества, где человек был больше предоставлен собственным силам и возможностям, своей собственной судьбе. Личность становится как бы независимой, хотя в действительности остается связанной с обществом, но только иным образом и на иных началах. Это сказывается и в области художественного творчества. В предыдущую — эпическую — эпоху поэзия повествовала главным образом о событиях, подвигах и переживаниях, волновавших род, племя, объединение племен. Теперь она стала больше выражением состояний, стремлений, чувств и мыслей, волновавших отдельного человека, самовыражением его личности. Это и обусловило развитие лирики. Отношение к окружающему миру теперь у поэта целиком «свое», субъективное. Принадлежа к полису и откликаясь на его общественную жизнь, лирик и здесь выступает как индивидуальность. Даже у элегиков — Солона, Феогнида, — часто обращавшихся в стихотворениях на патриотические и социальные темы к традиционным афористическим суждениям, к народным сентенциям — гномам, выражаются не только общие, но и собственные мысли и чувства лирика. Общественное сознание здесь находит индивидуальное преломление в творчестве поэта. Отсюда происходят важные изменения как в содержании, так и в форме поэзии. Героический эпос повествовал о далеком прошлом. Лирическая песня обратилась к живой современности. Эпос воспевал потомков богов, лирика говорила об обыкновенных людях. Эпос был посвящен деяниям исключительного значения; лирика — главным образом моментам жизненным и злободневным. Эпос отлился в монументальную форму и сохранил множество неизменных оборотов — формул; как малый жанр, лирика более подвижна и почти не знает стойких форм и выражений. Именно в такой подвижной, отзывчивой, злободневной поэзии нуждалась наступившая эпоха ломки отживших социальных устоев, время непрерывного общественного брожения и бурления.