Сергей Максимов - Крылатые слова

ТОЛК В МОЛОК

Известную поговорку, обращаемую к невеже, самоуверенному и самонадеянному, но не способному разуметь истину в ее настоящем смысле, — поговорку: «знаешь толк, как слепой в молоке», Даль объясняет такой прибауткой или анекдотом: Вожак покинул на время слепого. «Где был? — Да вот молока похлебал. «А что такое молоко?» — Белое да сладкое. «А какое такое белое?» — Как гусь. «А какой же гусь?» Вожак согнул локоть и кисть клювом и дал ему пощупать. — Вот какой! «А знаю!» И по этому слепой понял, какое бывает молоко.

ХОРОШО-ТО МЕД С КАЛАЧОМ

Эту хвастливую поговорку Даль объясняет также побасенкой или «прибаской» (как он называет). Один хвастался: «Хорошо-то мед с калачом», а другой спрашивает: «А ты едал?» — Нет, не едал, да летось брат в городе побывал, так там видал, как люди едят.

РАССУДИ — ТОПОРОМ РАЗРУБИ

Судились кузнец с мясником: один другого чем-то обидел. Придумали каждый задобрить судью: Один сковал топор, другой быка отвел:

Пришли на суд. Первым заговорил кузнец.

— Господин судья, рассуди нас, как топором разруби.

А мясник свое говорит:

— Нету, брат: тут дело быком прет.

ТРЯСЕТСЯ, КАК ОСИНОВЫЙ ЛИСТ

Осина или дрожащий тополь, в исключение с прочими деревьями, снабжена некоторою особенностью в строении листового черешка. Черешок листа длинный, часто длиннее чем пластинка, и широко сплюснут. У места соединения черешка с пластинкой находятся большею частью две железки, как это бывает и у многих из прочих видов тополя. Такое устройство листового черешка причиною, что от малейшего ветерка или движения в воздухе лист начинает дрожать. Так объясняется это явление ботаниками. Народ твердит свое, слепо веруя преданиям предков и не наводя справок о том, растет ли в Св. Земле этот вид из подсемейства ивовых и большого отдела сережчатых растений, — народ упрямо верует, что на этом дереве повесился Иуда-предатель. С тех пор осина, со всем нисходящим потомством, во всех странах света была неправедно проклята. При этом забыли, что она приносит сравнительно с другими древесными породами наибольшую человечеству пользу, особенно нашему русскому. В деревнях из нее вся домашняя посуда, а в городах даже и та бумага, на которой печатаются эти строки.

ДОРОГО ЯИЧКО К ХРИСТОВУ ДНЮ

Все хорошо вовремя, и едва ли настоит надобность объяснять эпитет яичка тем мелким историческим фактом, что в XV веке во Пскове архиепископский наместник брал с крестьян, игуменов, попов и дьяконов по новгородской гривне за великолепное яйцо. Если уже соображать старинную ценность не материальную, а нравственную, то несомненно дороже стоило не псковское, а московское яйцо времен царских, когда этого рода пасхальные дары жаловались по выбору: иным золоченые, другим простые красные; иному по три, другим по два и по одному (младшим). Немногие бывали осчастливлены лицами, расписными по золоту яркими красками в узор или цветными травами, «а в травах птицы и звери и люди». Московскому патриарху каждогодное великолепное яйцо стоило, кроме разных материй, три сорока соболей и ста золотых. Подешевле обходились лишь «принос» или «дар» именитому человеку Строганову, представителю целого края России: он обыкновенно подносил государю и царевичу по кубку серебряному, по портищу бархата золотного, по сороку соболей и наконец каждому члену царского семейства известное число золотых.

Для задачи объяснения ходячих выражений и крылатых слов гораздо важнее значение напр. «новоженой куницы», — платы за венчание, по необыкновенной живучести с первых веков истории до ныне. Название ценного пушного зверка в этом смысле кое-где сохранилось до сих пор, что очень знаменательно. Учреждение этой подати в казну удельных князей — очень древнее, одновременное с «полюдьем» и «погородьем», теми данями и дарами, которые собирали князья во время объездов своих волостей для вершенья судных дел. Эти дани упоминаются еще в XII веке, Потом это название исчезает, но куница до сих пор не забылась в народе. В Белоруссии всякий жених, кроме свадебных угощений, обязан «годзиць куницу», т. е. платить священнику за венец. Это исполняют сваты, обязанные, сверх того, непременно поднести матушке-попадье петуха. Может быть в очень отдаленную и глухую старину, когда меха пушных зверей заменяли деньги и были «кунами» — ходячею разменною единицею, куница или ценность ее полагалась мерою при покупке в дом работницы. И это могло быть повсеместным обычаем. Теперь же в Великороссии куница вспоминается еще при свадебных обрядах, но старинный прямой и безраздельный смысл ее совершенно утрачен. По старинному напр. на нашей памяти величали новобрачных пожеланием (около Галича):

Кунью шубу до-полу,Божьй милости довеку.

Сваты приходят в невестин дом «не за куницей, не за лисицей, а за красной девицей». Кое-где просят выкупом за невесту куницу да еще и лисицу (по пристрастью к созвучиям) с придатком золотой гривны да стакана вина. Дружки, в приговорах своих, также безразлично приплетают сюда еще соболя («повар — батюшка, повариха — матушка, встань на куньи лапки, на собольи пятки», и т. д.). В северо-западной России народ гораздо последовательнее и тверже в старых памятях и заветах. Так напр. там везде значение куницы перенесено и на самое заявление священнику о желании венчаться. Куницу мириць или годзиць являются целой гурьбой, и потом хвастаются: «уле хвала табе Господзи, куницу помирили и запывидза (запоины, пропоины невесты) пошла». Во время крепостного права куницей исстари назывался также выкуп у пана-владельца невесты вольным человеком, избравшим крепостную девицу, которая таким образом выходила в чужую вотчину, и за нее давали деньги. Священнику за венец не всегда платят наличными деньгами, а иногда рассчитываются и работой. В некоторых местах (напр. Витебской губернии) слово куницу также забыли (говорят «попа мириць»), но смысл сохранился, и сейчас можно слышать это старинное выражение цельным на окраинах той же губернии, смежных с губерниями: Смоленской и Могилевской. Надо надеяться, что изречение это и здесь затеряется, когда окончательно исчезнут все следы крепостного быта и потускнеет об нем представление.

ИЗ ПОЛЫ В П О ЛУ

Передается ли старшинство в семье, старейшинство или главенство в деловом предприятии, право на расправу и всякого рода распоряжений и приказаний непосредственно из рук в руки, из полы в полу. В последнем буквальном смысле поступают на основании обычного права, вместо подписи контракта и нотариуса, при купле-продаже. Покупщик и продавец ударили по рукам, хлопали ладонями — значит установили цену. Остается передать проданное (напр. корову, лошадь и т. под.), в руки покупателя. Накрывают правую руку углом подола и берут за поводок (веревку у коровы, недоуздок у лошади — узда не продажная, как у русских людей, так и у кочевников в особенности). Прикрытою рукою сдает продавец, таковою же принимает покупатель. Акт купли-продажи вошел в полную силу. Затем следует обычный могарыч — спивки, слитки со счастливого или удачливого покупателя.

ПУСКАТЬ ПЫЛЬ В ГЛАЗА -

или, что одно и то же, мотать из тщеславия приобретенное или наследственное имущество, жить шире наличных средств, хвастаться, надувать и морочить, щеголяя всякими способами, — московский археолог И. М. Снегирев пытается объяснить это выражение историческим примером. Он приводит его из сочинения Рафаила Барберини, бывшего в XVI веке свидетелем в Москве одного тяжебного поединка, когда соперники бились в поле (у церкви Троицы, что «у старых поль», — нынче просто «в Полях»). Бились, как известно, в доспехах: и тот, кто даль взаймы деньги, и тот, который отрекается и не хочет платить. При этом Барберини сообщает, что очень смешен был способ вооружения тяжущихся: «доспехи их так тяжелы, что, упавши, они не в силах бывают встать». В таком-то вооружении оба сражаются до тех пор, пока один из них не признает себя потерявшим поле. «Мне рассказывали, что однажды случилось литвину иметь подобный поединок с москвитянином. Литвин никак не хотел надеть на себя все вооружение, а взял только нападательное оружие, да еще украдкой захватил мешочек с песком и привязал его к себе. Когда дело дошло до боя, он бегал легко и прыгал из стороны в сторону около москвитянина, который, по причине тяжелого оружия, едва мог медленно двигаться. Улучшив время, литвин искусно подскочил к нему и пустил в отверстие наличника щепоть песку (как у немцев по пословице: «Sand in die Augen zu streun»), так что ослепил его, и в это самое время железным топором начал ломать на нем оружие. Москвитянин, не могши ничего видеть, признал себя побежденным, и литвин остался победителем. После этого случая, москвитяне не стали уже позволять иностранцам вступать с ними в подобные поединки».