Александр Кучинский - Преступники и преступления. Женщины-убийцы. Воровки. Налетчицы

Как ни обычна „работа“ палачей — наконец, человеческая нервная система не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном состоянии — нужно состояние „невменяемости“, особенно в те дни, когда идет действительно своего рода бойня людей. Я наблюдал в Бутырской тюрьме, что даже привычная уже к расстрелу администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам (кокаин и пр.), когда приезжал так называемый „комиссар смерти“ за своими жертвами и надо было вызвать обреченных из камер.

„Почти в каждом шкафу, — рассказывает Нилостонский про Киевские чрезвычайки, — почти в каждом ящике нашли мы пустые флаконы из-под кокаина, кое-где даже целые кучи флаконов“.

В январе 1922 года в Киеве была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле восьмидесяти арестованных, большинство из которых были парни и девушки. Ремовер признали душевнобольной на почве половой психопатии. В процессе следствия выяснилось, что палач собственноручно расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, которых сама же вызывала в ЧК и которые невольно возбудили ее болезненную чувственность. Некая „комиссарша Нестеренко“ заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, а иногда и малолеток.

Об одесском палаче но кличке Дора (Вера Гребенюкова) ходили целые легенды. Дора терзала своих жертв в буквальном смысле слова, отрезала уши, отрубала конечности, вырывала волосы, выворачивала скулы. За два с половиной месяца ее службы в чрезвычайке она лично расстреляла семьсот человек, то есть почти треть всех расстрелянных в ЧК всеми остальными палачами („Одесская чрезвычайка“, Кишинев, 1920 год)».

РАЗДЕЛ VII

ЗОНА

СИЗОкрылые ГОЛУБКИ

СКВОЗЬ РЕШЕТКУ

ТЯНУТ ГУБКИ

Грязные бомжики и кокетливые куколки, респектабельные дамы и вызывающего вида подростки, а всего несколько сот разновозрастных и разномастных женщин провели прошедшее лето в следственном изоляторе Донецка.

Оговоримся сразу — для дам здесь условия терпимые: очередь на нары занимать не надо, по желанию можно получить консультацию психолога и гинеколога, а при необходимости — лечение в местной больнице. Инспектор по социальной работе поможет решить семейные проблемы, наладить контакт с родными и адаптироваться с новыми соседками в камере. Не случайно время от времени обитательницы СИЗО шлют в Киев благодарственные письма в адрес администрации учреждения. Особенно те, кто имеет возможность сравнивать.

Воспитатель детского сада из Днепропетровска Ирина Онищук, зарубившая топором пожилого сторожа, набивавшегося девушке в любовники, прежде чем попасть транзитом в Донецк, посидела в Днепропетровском СИЗО. Нескольких месяцев хватило, чтобы заболеть чесоткой, фурункулезом и язвенным грибком, с которыми несчастная тщетно пыталась бороться с помощью стрептоцида. В Донецке девушку в первый же день показали врачу, и после нескольких процедур болезни пошли на попятную. Помогли Ирине решить и другую проблему. Едва она очутилась в камере, ее приперла к стенке здоровенная бабища бальзаковского возраста и декамероновских страстей по кличке Вафля, которая заявила, что давно мечтала о таком, как Ира, узкобедром любовнике. Ночью девушка убедилась, что Вафля не шутила, и только вмешательство инспектора Татьяны Владимировны избавило ее от очередной драмы.

В новой камере Ирина сама нашла себе подружку. Они тоже ложатся спать вместе, но это совсем другое. Нежная дружба парами — обычное явление в такого рода женских резервациях. Потребность в любви и ласке, заложенная в женщину природой, здесь вырастает в десятки раз, стремясь компенсировать и страх, и унижения, и грядущую неизвестность.

Женские камеры — магнит, не дающий покоя мужскому населению СИЗО ни днем, ни ночью. Не удивительно, что зажигательные любовные романы вспыхивают здесь стремительно и шумно, как новогодние бенгальские свечи. Существуют разные способы обмена интимными записками. Самый простой — «конями». С простыней обрывается кромка, к ней пришиваются записки, и тонкая материя, минуя решетки, протягивается из камеры в камеру. Содержание писем не блещет разнообразием, но неизменно согревает затворникам души. Вот образец эпистолярного дамского жанра: «Если есть среди вас, мальчонки, симпатичный и нежный котик, который любит, чтоб его гладили, целовали и обожали, пусть напишет чернявой голубке, которая нe прочь, чтоб ее проглотили».

«Котик», безусловно, находится. И тогда следующее послание приобретает конкретные предложения: «Котя, пришли курехи или чаю». Избранник, как правило, держит марку и находит способ отправить «бандероль». Увидеть же в лицо свою голубку удается не каждому. Но даже если она явно переоценила свою привлекательность, описывая собственный портрет, СИЗОнный Ромео не бывает в обиде: в тюрьме любая женщина кажется красавицей.

В ожидании суда, а потом в ожидании этапа женщина проводит в изоляторе от месяца до полугода. Но есть и такие, что застревают на долгие годы. Это «легкостатейщицы», отбывающие положенный срок в хозобслуге. В сравнении с транзитницами они пользуются определенной свободой: могут ходить по этапу, смотреть телевизор в комнате отдыха, самостоятельно готовить себе на кухне. И… мимолетом общаться с мужчинами. Хрупкая доярочка Таня Глущенко, убившая мужа-тирана, шесть лет работала в тюремной больнице. За это время влюбчивая женщина трижды вступала с зеками в брак, правда, супружеская близость не заходила дальше одноразового касания рук во время регистрации. Зато сколько очередной роман стимулировал грез и надежд!

Судьбы женщин из хозобслуги — это яркая иллюстрация печальной поговорки «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Вот история 62-летней бухгалтерши Нины Семеновны, всю жизнь безупречно проработавшей на заводе. Соседский озорник из пьющей семьи выбил стекло в её спальне, хозяйка в сердцах швырнула в прореху пудреницей и… угодила подростку в глаз. Глаз вытек, а пенсионерке дали шесть лет.

Другая старушка заступилась за дочь и так поддала пьяному зятю, что тот врезался виском в косяк и, должно быть, в отместку испустил дух. А волоокая цыганка со скромным именем Русалка мотает срок за супруга, известного сбытчика наркотиков. Неверный женился заново, исчерпав свою благодарность несколькими передачками с копченой колбасой.

ПЕТУХ КОБЛУ НЕ ТОВАРИЩ

Самый тяжелый контингент в СИЗО — наркоманки. То у них ломка, то депрессия, то попытки суицида.

Самый легкий — мошенницы. Вот уж милейшие женщины, коммуникабельные, оптимистичные и непотопляемые. Они и здесь умеют приспособиться: то на картах гадают товаркам, то сны расшифровывают, то стишки на заказ сочиняют. Дочери лейтенанта Шмидта редко с кем-нибудь конфликтуют и пользуются всеобщим доверием. Лера Сиротина сидит в СИЗО уже третий год. На воле у нее семья — муж-шахтер и двое детей. О своем «бизнесе» она рассказывает с веселой непосредственностью:

— Я дурила лишь тех, кто этого хотел. Еду, к примеру, в автобусе, напротив — мужичок разговорчивый. А что это вы в сумке везете? — спрашивает. У меня там порошок, но я ляпаю первое попавшееся: сахар. Завезли на работу, дескать, по бросовой цене, теперь не знают, куда девать. Ой, суетится мужичок, а мне не достанете? Ну почему же нет — отвечаю, — только деньги вперед. И он, представьте, тут же отстегивает карбованцы.

Дурила Лера народ, «продавая» и мебель, и квартиры, и машины. Но жалеет сейчас об одном: что работала по мелочам. А сколько по-настоящему богатеньких буратин смогли бы стать ее клиентами!

Кстати, и тут, в СИЗО, она не потеряла форму. Один рецидивист, тронутый ее любовными стишками, уходя по этапу, оставил Лере кожаную куртку. И, заботливая жена, она передала ее мужу-шахтеру. Boт такие СИЗО-крылые.

Все самое великое в этой жизни и все самое чудовищное женщина делает во имя любви. Даже вконец деградировавшие алкашки, ворующие маленьких девочек для своих опустившихся любовников, даже жестокие и коварные волчицы, орудующие в бандах в роли невинных живцов, а потом убивающие жертву с не меньшим, чем мужчины, сладострастием, даже грязные потаскушки, привыкшие к побоям и замученные вензаболеваниями, готовы горы свернуть или кинуться в омут ада, если их поманит мужчина. Разумеется, не любовь в высшем ее проявлении движет этими отступницами, а неудовлетворенная потребность в ней. Алчные и завистливые мстят более удачным, компенсируя женскую несостоятельность жестокой силой и независимостью. Воровки и мошенницы стяжают с единственной целью: прихорошиться, стать более привлекательными. Даже скроенные топором мужеподобные бандитки, орудующие ножом и удавкой наравне с мужиками, удовлетворяют, по большому счету, не свою ненасытную алчность или врожденный садизм, а подсознательно выслуживаются перед самцом. Не удивительно, что в изоляции, где отпадает необходимость завоевывать мужчину, в самых заблудших вдруг просыпаются женские качества, на присутствие которых раньше не было и намека.