Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы

Как вошли и как скрылись преступники?

Двери в кухню оказались запертыми на крючок, парадная дверь — на ключ, но когда я стал искать этот ключ, его не оказалось.

И мне опять представилось, что убийцы, как люди свои, вошли в квартиру, а когда совершили убийство, то ушли через парадную дверь, заперев ее на ключ, который унесли с собой.

Осматривая кухню вторично, я в углу, за плитой, нашел следы тщательного омовения. Грязная, кровавая вода была слита в ведро; тут же валялась скатерть, которой убийцы потом вытирались; в тазу была мыльная вода, уже без крови.

Тем временем приехали судебные власти. Мы повторили осмотр, доктор занялся трупами, а мы начали снимать тут же допросы. Юдзелевич втерся в толпу и толкался то на дворе, то на улице, прислушиваясь к разговорам и пересудам.

На основании показаний домохозяина, прачки и отчасти дворника, жизнь майора воспроизводилась с полной подробностью.

Он был в отставке шестой год. Три года, как их сын учился в корпусе и приходил домой накануне праздников, а уходил или вечером в праздник, или на другой день рано утром. Пять лет, как дочь их вышла замуж и живет в Ковно.

Майор с женою вели жизнь замкнутую и совершенно покойную.

Они вставали в 7–8 часов и пили чай. Потом она хлопотала по хозяйству, а он читал газету и шел гулять, в два часа они обедали; после обеда спали; потом пили чай, она занималась вязаньем, шитьем, штопаньем, он же курил трубку и раскладывал пасьянс. В 9 часов они ужинали и расходились спать.

В гости к ним почти никто не ходил, они тоже, и домохозяин доставлял майору большое удовольствие, когда спускался к нему поиграть в шашки и послушать его рассказы о Севастополе.

Жили они бережливо, но не скупо, имели всего вдоволь, и домохозяин, указав на опустошенную горку, сказал, что в ней стояли чарки и стопы, лежало столовое серебро, много золотых иностранных монет, ордена и три пары золотых часов.

Держали они двух прислуг, но в последние дни рассчитали кухарку Анфису за ее грубость.

А кухарка Анфиса была женой раньше служившего в этом доме в дворниках крестьянина Петрова.

Водовоз показал, что поставлял воду в течение пяти лет — всегда к 6 часам, и никогда не было, чтобы в это время прислуга спала. Булочник показал то же, молочник — то же.

Что касается прачки, она объяснила, что, пользуясь праздником, хотела узнать у барыни, когда она накажет ей прийти на стирку.

Дворник произвел на меня почему-то сразу неприятное впечатление. Рябой, скуластый, с вострыми, прищуренными глазами, с ленивыми движениями и глуповатым лицом, он показался мне продувной бестией.

Служил он у Степанова второй год.

Я прежде всего стал спрашивать о домовых порядках.

— Порядки обыкновенные, — отвечал он, — зимой в 8 часов, а летом в 10 запираю ворота, калитку и все. Когда назначают, дежурю.

— В эту ночь ты был дежурным?

Он замялся, а потом нехотя ответил:

— Был.

— И калитку запер в 10 часов?

— Так точно…

— И никто тебя не беспокоил, и никого ты не видал?

— Никого…

— Днем уходил куда-нибудь?

— Никуда.

— И у майора никого не было?

— Никого…

— Другого выхода со двора, кроме ворот, нет?

— Нет, кругом забор.

На этом и окончился первый допрос.

К этому времени доктор составил акт осмотра.

Все жертвы, несомненно, были убиты одним и тем же орудием. Вернее всего, найденным утюгом.

Майору нанесены два удара, жене его тоже два, мальчику — три, а горничной девушке — пять, из которых каждый был смертелен.

Впечатление в городе от этого преступления было ужасное. Куда ни обернешься, к каким речам ни прислушаешься, везде только и слышишь об «убийстве в Гусевом переулке».

Гусев переулок опустел. Это факт. Все, жившие в нем, в каком-то паническом страхе поспешили оставить свои дома и квартиры.

Сам Степанов тотчас же съехал в меблированные комнаты, повесив у себя на воротах доску с надписью: «Сие место продается».

А потом многие годы петроградцы избегали Гусева переулка, как проклятого места, и только после того, как он застроился каменными громадами, память об этом преступлении начала мало-помалу сглаживаться.

Так сильно было впечатление, произведенное этим выдающимся злодейством.

Я вернулся домой, весь погруженный в размышления о преступлении. Картина убийства, как мне казалось, представлялась мне ясно.

Их было несколько. Убивал, быть может, один, а может, и двое, и трое, но грабил, несомненно, не один.

Ушли они через дверь из сеней, но куда они девались потом? Как скрылись с узлами — было неведомо, потому что калитка была на запоре, и выхода другого не было.

Очевидно, их выпустил кто-то… Но кто? И мне показалось самым прямым думать о дворнике. Плутоватая рожа, какая-то деланная ленивость, неохотные, уклончивые ответы и потом, очень странное равнодушие в ответ на беспокойные расспросы водовода, булочника, молочника, прачки…

С этими мыслями я не мог разделаться.

Часа через два мне доложили, что вернулся Юдзелевич, и я тотчас велел позвать его к себе.

С острым, красненьким носом, рыжей бородкой клином, с плутовскими глазами и рябым лицом, маленький, юркий, пронырливый, наглый, он, вероятно, был бы первостепенным мошенником, если бы судьба не толкнула его на сыскное дело, в котором он нашел свое призвание.

— Ну, что, — спросил я его, едва он притворил двери, — нашел что-нибудь?..

— «Что-нибудь» есть, — ответил он, — и, может быть, даже и «кое-что».

— Ну, что же? Говори.

— Собственно, немного, — пожал он плечами, — узнал, что у майора была Анфиса, и потом она была у дворника, и потом они ходили в портерную, и там был ее сын, и они пили…

— Анфиса? Это та, что была у них в кухарках?

— Она самая…

— Разве у нее есть сын?

— Есть сын, и зовут его Агафоном. Ему семнадцать лет, и он совсем разбойник. Учится в слесарях и пьет вместе с матерью…

— Так… Откуда же ты узнал это?

— Я узнал и то, что сам дворник Семен рано утром входил в ворота… и был, как пьяный…

Я чуть не захлопал в ладоши. Да ведь это преступники сразу налицо.

— Откуда узнал ты это?

— Откуда? Я ходил на улицу и слушал.

Одна баба говорит: это Анфиска из злости, что ее прогнали; она грозилась убить самое. А тут ввязалась другая баба: я, говорит, ее вчерась видела ввечеру пьяную. Тут мужчина какой-то: я ее, говорит, с дворником видел в портерной. А портерных — две только поблизости. Одна — насупротив, другая — на Лиговке. Я туда, прямо на Лиговку. А там только и разговору, что об убийстве. Я спросил себе пиво… и только слушаю. Тут все и узнал.

Не прошло и четырех часов, как мы напали уже на след.

— Ну, вот что, — сказал я ему, — делать дело, так уж сразу. Прежде всего разыщи эту Анфису с Агафоном и узнай о них все в квартале, а потом бери их — и сюда. А затем надо забрать и дворника. Как их сюда доставишь, опять назад по их квартирам и обыск у них произведи! Пока я их допрошу, ты отыщи, что надо. Главное, по горячему следу!..

Он поклонился мне и моментально скрылся. Теперь я уже был покоен за исход дела. Завтра, много послезавтра, я передам преступников следователю, так как ни одной минуты не сомневался, что убийцы и грабители уже в моих руках.

Юдзелевич быстро и ловко взялся за дело.

Прежде всего, заехав в квартал и захватив с собой полицейских, он арестовал дворника Семена Остапова и опечатал его помещение.

Дворника препроводил ко мне, а сам пустился на поиски Анфисы с сыном. Фамилия их была Петровы.

Муж Анфисы служил раньше дворником в злополучном доме Степанова, потом уехал один в деревню и там остался, а Анфиса сначала работала поденно, потом поступила кухаркой к убитым, а потом снова пошла на поденную работу.

Юдзелевич зашел сперва в мелочную лавку, эту лучшую справочную контору, а затем в портерную, и узнал адрес Анфисы и ее сына. Они, оказывается, жили на Песках, на Болотной улице.

Он отправился в квартал.

Узнав про обстоятельства дела, в участке сообщили приставу.

— Убили?! — воскликнул пристав, когда Юдзелевич обратился к нему с просьбой о помощи. — Вполне возможно! Такие канальи!..

И он тотчас дал ему на помощь двух квартальных.

Анфису Юдзелевич арестовал в прачечной на Шестилавочной (теперь Надеждинской) улице, за стиркой, а Агафошку — в слесарной мастерской Спиридонова, на третьей улице Песков.

Через четыре-пять часов они все были у меня. Я велел рассадить их по разным помещениям и ждал вечера.

Я ждал Юдзелевича.

Уже поздно, часов в 11 вечера, Юдзелевич вернулся ко мне с узелком и подробным отчетом, часть которого я уже передал выше.

Что же он нашел при обыске?

Прежде всего, у дворника Семена Остапова, обыскав все помещение со свойственным ему чутьем, он нашел на печке окровавленную на подоле рубаху…