Карл Оноре - Без суеты: Как перестать спешить и начать жить

Ознакомительный фрагмент

На ежегодной конференции в 2002 г. члены общества из Германии, Австрии и Швейцарии решили посвятить три дня правильному потреблению вина и венского шницеля. Форма одежды – свободная, свободно и расписание. В главном зале вывешен красноречивый лозунг: «Начнем, когда настанет время». И вот как это понимать: большинство семинаров начинается позже, чем обозначено в расписании. Кто-то ошибся, распечатывая программу, и в субботу остались незаполненные полчаса. Я указал на это упущение одному из делегатов, тот не сразу меня понял. Потом пожал плечами, усмехнулся и сказал: «Невелика беда».

Не стоит думать, что замедлители – пережиток эпохи хиппи. Вовсе нет. Это обычные сознательные горожане, вроде тех, кто собирается, чтобы обсудить проблемы своего района: юристы, консультанты, врачи, архитекторы, учителя. Конечно, фарсовый элемент тут присутствует. На одном из семинаров, проводившемся в вестибюле отеля, два обтрепанных студента-философа вели дискуссию об искусстве ничегонеделанья. С десяток участников подтянулось через четверть часа после официального открытия семинара. Они сидели молча, беспокойно ерзали на складных стульях, и только отдаленный шум пылесоса, усиленный лестничным колодцем, нарушал тишину.

В других помещениях отеля в то же время изучались более практичные способы замедлиться. Бернард Вальманн представил свой проект первого в мире «медленного» отеля.

– В наши времена отпуск тоже – сплошной стресс, – рассуждал этот крупный мужчина средних лет с щенячьим взглядом. – Сперва несешься куда-то на машине или на самолете, затем – стараешься попасть на все экскурсии и посмотреть все виды. Бежишь в интернет-кафе проверить почту, следишь за новостями на CNN или MTV у себя в номере. Шлешь СМС, чтобы узнать, как там дома друзья и коллеги. В итоге возвращаешься после отдыха вконец измотанным.

Что предлагает Бернард? «Медленный» отель на 300 гостей в глубине австрийского национального парка. Добираться на поезде (с паровозом) до ближайшей деревни, оттуда пешком или в конном экипаже. Запрещены все технологии, работающие на спешку: телевизоры, мобильные телефоны, ноутбуки, смартфоны, автомобили. Взамен гостям предоставляются простые и неспешные удовольствия: работа в саду, походы, чтение, йога, лечение минеральными водами. Будут приглашены специалисты: поговорить о времени, скорости и неспешности. Выслушав планы Вальманна, кое-кто из делегатов приходит в смущение: «Слишком грандиозный проект, слишком коммерческий, слишком элитарный!» – восклицают они. Но Вальманн (человек деловой, судя по его черным лакированным ботинкам) не устрашен.

– В мире растет потребность в неспешности, – говорил он мне чуть позднее, угощаясь яблочным штруделем. – Сейчас как раз настало время для отеля, где можно будет по-настоящему замедлиться.

Чтобы вырваться из сверхзвуковой цивилизации, требуется прыжок веры, а прыгать всегда легче за компанию. Эрвин Хеллер, юрист из Мюнхена, рассказывал мне о том, как встреча с членами Общества замедления времени помогла ему решиться. «Я понимал, что непрерывное ускорение опасно, однако в одиночестве всегда думаешь, что можешь оказаться неправ, потому что большинство право, – рассказывал он. – Когда же я узнал, что многие люди думают так же, как я, и уже действуют, я почувствовал себя увереннее и тоже стал замедляться».

Члены общества не одиноки: по всему миру люди объединяются в борьбе против скорости. Более 700 японцев состоят ныне в Клубе лени и подают пример неспешной и экологичной жизни. В Токио Клуб открыл кафе с органической пищей, устраивает концерты при свечах, продает футболки и чашки с надписью «Медленно – это красиво». Столы в кафе поставлены не так плотно друг к другу, как это принято в Японии: создаются условия, в которых люди могут расслабиться, посидеть подольше. Теперь в Японии неспешность начинает постепенно входить в моду. В рекламе английское слово slow используется для продажи апартаментов, ваучеров в отель и даже сигарет. Преклонение перед легким и приятным образом жизни средиземноморской Европы укоренилось настолько, что заговорили уже о «латинизации японцев».

В 2001 г. один из основателей Клуба лени, антрополог и защитник окружающей среды Кейбо Оива, опубликовал отчет о кампаниях в пользу неспешности, проведенных в разных уголках мира. Книга так и называется «Медленно – это красиво» (Slow Is Beautiful). Она выдержала уже 12 переизданий. Оива принял меня в своем кабинете в Университете Мэйдзи под Токио. Он только что вернулся с трехдневного семинара по неспешности, который организовала префектура Хего.

– Все больше японцев, в особенности молодых, проникается чувством, что спешить нет надобности, – рассказывает Оива. – Но нам для этого требуется полностью сменить мировоззрение.

По другую сторону Тихого океана, в Сан-Франциско, располагается штаб-квартира фонда «Продлить мгновение» (Long Now Foundation). Члены этого общества напоминают людям о том, что, спеша выполнить свои бесконечные дела, мы не сводим глаз с линии горизонта, с очередного дедлайна, квартальных итогов и т. д. «Мы вошли в катастрофически короткий цикл», – говорят участники общества. Чтобы помочь людям замедлиться, увидеть более общую картину, жизнь в целом, фонд изготавливает большие и сложные часы, которые тикают раз в год, а их циферблат размечен на десять тысячелетий. Первое такое произведение искусства из стали и бронзы уже выставлено в Музее науки в Лондоне. Вторые часы размером побольше будут врезаны в известковый утес возле Национального парка восточной Невады.

Многие члены клуба работают в области новых технологий, в том числе Дэнни Хиллис, участвовавший в разработке суперкомпьютеров. Клубу оказывают поддержку и такие корпорации из сектора хай-тек, как PeopleSoft, Autodesk и Sun Microsystems. Почему представители самой быстрой и стремительно развивающейся отрасли спонсируют организацию, которая пропагандирует замедленность? Потому что и эти высококвалифицированные специалисты увидели, как далеко завел нас культ скорости.

Современные сторонники неспешности продолжают традицию сопротивления, которая зародилась задолго до индустриальной эры. Даже в античности наши предки возмущались тиранией часов. В 200 г. до н. э. римский комедиограф Плавт восклицал:

Пусть боги покарают человека,Кто первым времени повел отсчет,Кто солнечные выдумал часы,Чтобы крошить мой день на малые куски!…Присесть не смею я, покуда не укажет тень,Повсюду в городе проклятые часы!

Вслед за распространением в Европе механических часов ширился и протест. В 1304 г. Давид ап Гвилим, валлийский бард, кипятился: «Проклятие черноликим часам, которые нарушили мой сон! Да отсохнет у них и язык, и веревка с маятником, и все колесики; и противовес, и стрелки, и молоточек, и утята, которые крякают в этих часах, приветствуя новый день, его труды и тревоги!»

Все пристальнее и строже становится учет времени, а сатирики высмеивают зависимость европейца от часов. Герой «Путешествий Гулливера» сверялся со своими часами так часто, что лилипуты решили: это его кумир.

Индустриализация набирала темп, но вместе с тем усиливалось и противостояние «кумиру времени» и культу скорости. Введение единого времени было воспринято как очередная форма порабощения. В 1884 г. Чарльз Дадли Уорнер, американский эссеист и издатель, выразил общее настроение (сознательно или бессознательно вторя Плавту): «Дробление времени на однообразные отрезки нарушает личную свободу человека, не допуская отклонений с учетом различных характеров и настроений». Многие жаловались, что механизмы ускоряют жизнь, подгоняют, обесчеловечивают. После 1770 г. в Европе в моду входит романтизм (в литературе, музыке и живописи) как одна из форм реакции на шум и суету, попытка вернуться в идиллическое прошлое.

Параллельно с промышленной революцией всегда существовало и обратное движение: люди пытались сдержать постоянно ускорявшийся темп жизни или как-то ускользнуть из его шестеренок. В 1776 г. переплетчики Парижа объявили забастовку, борясь за 14-часовой рабочий день. Позднее, когда появились заводы и трудовые союзы, время отдыха для рабочих удалось увеличить. Наконец прозвучал лозунг: «Восемь часов работать, восемь – для сна, восемь – делай что хочешь». Радикальные тред-юнионисты разбивали часы над воротами заводов, этим символическим жестом указывая: власть принадлежит тому, кто контролирует время.

Тем временем в Соединенных Штатах группа интеллектуалов-трансценденталистов превозносила дивную простоту жизни на природе. Провозвестник этого учения Генри Дэвид Торо в 1845 г. переселился в хижину возле озера Уолден под Бостоном. Оттуда он обличал современную жизнь, ее «бесконечную суету… работу, работу, ничего, кроме работы».

В 1870 г. развернувшееся в Великобритании движение «Искусство и ремесло» отказалось от массового производства и попыталось возродить медленный кропотливый труд ремесленника. Во всех урбанизированных странах богатые горожане искали прибежища в сельской идиллии. Ричард Джеффрис завоевал популярность, описывая в романах и очерках прекрасные зеленые луга Англии, а художники-романтики (в Германии – Каспар Давид Фридрих, во Франции – Жан-Франсуа Милле, в Англии – Джон Констебл) заполняли полотна умиротворяющими деревенскими пейзажами. Из этой потребности горожанина побывать в Аркадии и подзарядить свои батарейки родился современный туризм. К 1845 г. число туристов в Озерном крае Англии превысило число овец.