Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Эссе о Гите – II

Это знание приходит, говорит Гита, благодаря высочайшей бхакти. Оно достигается, когда ум, превосходя себя, превращается в супраментальное и высшее духовное видение, когда сердце тоже, перерастая невежественные ментальные формы любви и преданности, поднимается к спокойной, глубокой и светоносной любви, обладающей беспредельным знанием, к верховному блаженству в Боге и безграничному обожанию, к невозмутимому экстазу, духовной Ананде. Только после того как душа утратила свою эгоистическую отделенность и стала Брахманом, она может пребывать в истинной Личности, проникнуться высочайшей любовью и преданностью к Пурушоттаме и, благодаря силе своей глубокой любви, благодаря знанию сердца, по-настоящему познать его, bhaktyā mām abhijānāti. Когда абсолютный опыт ума дополняется глубинным видением сердца, мы обретаем интегральное знание – samagraṁ māṁ jñātvā. «Он познаёт Меня, постигает всю мою суть и принципы моего существования, – говорит Кришна, – понимает, кто Я и как Я велик», yāvān yas cāsmi tattvataḥ. Это интегральное знание является знанием Божественного, пребывающего в индивиде; это есть всеобъемлющее переживание Господа, тайно присутствующего в сердце человека, а теперь открывшегося как его высшее «Я», солнце, озарающее все его сознание, Владыка и Сила всех его трудов, божественный Источник, в котором душа черпает всю свою любовь и восторг, Любящий и Любимый – объект его поклонения и обожания. Также это знание является знанием Божественного, пронизывающего всю вселенную, Вечного, являющегося сутью всего, в котором все берет свое начало и пребывает, высшего «Я» и Духа Космоса, Васудевы, ставшего всем сущим, Владыки космического существования, управляющего деятельностью Природы. Это знание является знанием божественного Пуруши, сияющего в своей трансцендентной вечности, форму бытия которого невозможно постигнуть мыслью, но лишь умом, погруженным в безмолвие; это в высшей степени конкретное переживание его как абсолютного «Я», верховного Брахмана, верховной Души, верховного Бога: ибо этот на первый взгляд запредельный и непостижимый Абсолют в то же самое время и даже в этом своем высочайшем состоянии является Духом, порождающим космическое движение, и Владыкой всех этих существ. Так душа освобожденного человека, благодаря примиряющему знанию и одновременному ощущению абсолютного восторга трансцендентного Божественного, Божественного в индивидууме и Божественного в космосе, проникает в Пурушоттаму, māṁ viśate tadanantaram. Такой человек уподобляется ему в его знании себя и в его самоощущении, в его бытии, сознании и воле, в его знании мира и в его действиях в мире, он становится единым с ним на уровне вселенной, пребывая в единстве со всеми существами во вселенной, а также за пределами мира и индивидуальных форм в трансцендентности вечно сущего Бесконечного, śāśvataṁ padam avyayam. Такова кульминация высочайшего состояния бхакти, лежащего в основе высочайшего знания.

И тогда становится ясно, как всевозможные действия, включающие в себя любые формы жизненной активности без каких-либо исключений и ограничений, не прекращаясь и не замедляясь, могут не только сочетаться с высшим духовным опытом, но и быть таким же мощным средством достижения этих высочайших духовных состояний, как бхакти или знание. Никакой из выводов Гиты не звучит более категорично. «А также, совершая все действия в истинном состоянии духа, неизменно пребывая во Мне, он Моей милостью достигает вечного и непреходящего бытия». Благодаря трудам, совершаемым в глубоком единстве воли и всех динамических частей нашей природы с Божественным, пребывающим в нас и в космосе, мы становимся все более и более свободными. Сначала, когда мы все еще считаем себя исполнителями, эти труды совершаются как жертвоприношение. Затем мы перестаем считать себя исполнителями и чувствуем, что всю работу выполняет Пракрити. И, наконец, мы постигаем, что эта Пракрити является верховной силой Божественного, и мы препоручаем ему и передаем в его руки все наши действия, служа для него лишь каналом и инструментом. Тогда наши труды начинают исходить непосредственно из высшего «Я», Божественного внутри нас, становятся частью целостного вселенского действия, побуждаются и исполняются не нами, а беспредельной трансцендентной Шакти. Все, что мы делаем, делается ради Господа, пребывающего в сердце каждого, для Бога в человеке и для исполнения его воли в нас, для Божественного в мире, для блага всех существ, для поддержания мирового движения и осуществления мирового замысла, короче говоря, все делается ради Пурушоттамы и, на самом деле, делается им самим посредством его универсальной Шакти. Эти божественные труды, какую бы внешнюю форму они ни принимали и какой бы характер ни носили, никак не могут нас связать; скорее, они являются мощным средством, позволяющим нам подняться за пределы этой низшей Пракрити трех гун и достичь совершенства высшей, божественной и духовной природы. Освобожденные от этих противоречивых и ограниченных дхарм, мы начинаем исполнять бессмертную Дхарму, которая, когда мы и в своем сознании и в своих действиях делаемся едиными с Пурушоттамой, становится законом нашего существа. Это единство наделяет нас силой, которая дает возможность превзойти Время, стать бессмертными и жить в его вечной трансцендентности.

Таким образом, эти восемь шлок (XVIII.49—56), внимательно прочитанные в свете уже сказанного Учителем, являются кратким, но емким описанием главной идеи, основного метода и сути всей Йоги Гиты.

Глава XXII. Высшая тайна[27]

И вот ученику, перед которым простирается поле битвы, поле его деятельности, передана суть учения и Йоги, и теперь божественный Учитель рассказывает ему о том, как нужно действовать, руководствуясь этим учением. Он делает это таким образом, чтобы показать, что сказанное им применимо к любому виду деятельности. Произнесенные в критический момент и обращенные к герою великой битвы, эти слова приобретают намного более глубокий смысл и становятся универсальным правилом для всех, кто готов превзойти обычную ментальность и жить и действовать в высочайшем духовном сознании. Необходимо вырваться из темницы эго и индивидуального ума и взирать на все, пребывая в безграничных просторах высшего «я» и духа, знать и любить Бога в его интегральной истине и во всех его аспектах, совершить полную самоотдачу трансцендентной Душе природы и существования, овладеть божественным сознанием и находиться в его власти, слиться с Единым в универсальности любви и восторга, воли и знания, быть в нем едиными со всеми существами, превратить свою работу в поклонение и жертвоприношение, божественно воспринимая мир как проявление Бога и божественно действуя как свободный дух – таков смысл Йоги Гиты. Нам нужно перейти от внешней истины нашего существа к высшей духовной и подлинной истине, и получить доступ к этой истине можно, отбрасывая многочисленные ограничения изолированного сознания и привязанности ума к страстям, беспокойству и неведенью, к свету и знанию более низких планов, к греху и добродетели, к двойственным законам и стандартам низшей природы. Поэтому, говорит Учитель, «посвящая всего себя Мне, сознательно препоручая Мне все действия, практикуя Йогу знания, будь всегда со Мною един и в сердце своем, и в сознании. Если ты в этом единстве пребываешь всегда, то Моей милостью ты преодолеешь все трудные и опасные участки пути; но если из своеволия ты слушать не станешь Меня, твой путь приведет тебя к гибели. Если в своем эгоизме ты думаешь: «Не буду сражаться», – то тщетно твое решение; природа тебя заставит. То, что ты делать не хочешь по заблуждению, ты это сделаешь против воли, будучи связан работой, порожденной твоей свабхавой. В сердце всех существ пребывает Господь, о Арджуна, он вращает их Майей своею, словно прикованных к колесу [рождения и смерти]. Только в нем ищи утешенья всей душою своею, сын Кунти, его милостью ты достигнешь неизменности вечно сущей и божественного покоя».

Читая эти строки, которые выражают глубочайшую суть Йоги Гиты и подводят нас к ее высочайшему опыту, мы должны уловить их глубочайший дух и расширить свое видение до пределов этого высочайшего опыта. Не может быть более всеобъемлющих, живых и теплых отношений между Богом и человеком, чем те, о которых говорится в этих строках; они проникнуты пылким религиозным чувством, источником которого является безраздельная любовь человеческого существа, его устремленная ввысь и абсолютная самоотдача, искреннее и всецелое предание себя в руки трансцендентного и вселенского Божества, из которого он изошел и в котором он пребывает. Этот акцент на чувстве в полной мере соответствует той высокой и неизменной роли, которую Гита отводит бхакти, любви к Богу, обожанию Высочайшего, видя в ней глубочайший мотив и дух божественной работы, суть и вершину божественного знания. Используемые обороты речи и духовный пыл, с которым они произносятся, кажется, с невероятной проникновенностью говорят об этом личностном аспекте Божественного, давая понять, что нет ничего более значимого и истинного. Это не абстрактный Абсолют философов, не бесстрастное и безличное Присутствие или невыразимое Безмолвие, которое исключает всякие отношения, которому невозможно препоручить все наши труды или достичь с ним близости и единства на всех уровнях нашего сознательного существования, сделав это условием и законом нашего совершенства, и которое неспособно пообещать свое вмешательство, защиту и освобождение. Это Владыка наших трудов, Друг и Возлюбленный нашей души, Дух, наполняющий нашу жизнь, Господь нашего личного и безличного «я» и природы, пребывающий над нами и внутри нас, который один только и может обратиться к нам с этими теплыми и волнующими словами. И все же это не обычные религиозные отношения между человеком, живущим в своем саттвическом или каком-то ином индивидуальном уме, и некой личностной формой или аспектом Божества, iṣṭa-deva, созданными этим умом или предложенными ему, чтобы удовлетворить его ограниченные идеалы, стремления или желания. Именно таков смысл и реальный характер обычного религиозного поклонения обычного ментального существа; в Гите же речь идет о чем-то более высоком, превосходящем ум, его ограничения и дхармы. Самоотдачу совершает не ум, а нечто более глубокое, и принимает это подношение не Ишта-дэва, а нечто более великое.