Кен Уилбер - Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Кимам Уилбер

Можно практиктовать сосредоточенность, потому что существует рассеянность, но нельзя практиковать осознавание, потому что существует только осознавание. В сосредоточенном состоянии вы концентрируете внимание на настоящем моменте. Вы пытаетесь быть «здесь и сейчас». Но чистое осознавание есть текущее состояние твоего сознания еще до того, как ты попытаешься что-либо с ним сделать. Стараясь быть «здесь и сейчас», вы нуждаетесь в некоей точке в будущем, когда вы будете внимательны, но чистое осознавание есть данная точка до того, как вы пытаетесь что-либо сделать. Вы уже осознаете, вы уже просветлены. Вы можете быть не всегда внимательны, но вы всегда уже просветлены.

Примерно так и проходят направляющие указания: иногда они продолжаются несколько минут, иногда — несколько часов, иногда — несколько дней, пока вы не «ухватите» это, пока не узнаете свое Истинное Лицо, «лицо, которое было у тебя до того, как появились на свет твои родители» (то есть вневременное и вечное, предшествующее рождению и смерти). И это опознавание, а не познавание. Словно вы всматриваетесь в витрину магазина и видите смутные очертания человека, который тоже смотрит на вас. Вы смотрите пристальней и испытываете шок: оказывается, это ваше отражение. Видите? Вы уже смотрите прямо на него…

Так, в соответствии с этими традициями, изначальное осознавание не есть что-то труднодостижимое, ведь это единственное, чего нельзя избежать, а так называемые «пути» к подлинному «Я» по-настоящему есть всего лишь препятствия. Коль скоро они существуют, они мешают опознаванию. Есть только «Я», есть только Бог. Как сказал сам Рамана:

Нет ни творения, пи разрушения;Ни судьбы, ни свободной воли;Ни пути, ни достижения;Это окончательная истина.

Должен подчеркнуть: хоть сам по себе дзогчен не особенно рекомендует медитации, но предполагается, что к тому моменту, когда вы познакомились с его учением, вами уже в какой-то степени пройдены первые восемь ступеней практики, которые являются также ступенями медитации. Считается, что медитация очень важна и полезна для развития добродетельности, силы концентрации, внимательности и интуиции и ею следует усердно заниматься как тренировкой. Медитация — это тренировка, и дзогчен подчеркивает, что тренировка не достигает цели на первом этапе, потому что заставляет тебя уходить от теперешнего и изначального сознания.

Мой наставник встречался с учениками, а они, входя, говорили что-то вроде: «Я пережил что-то совершенно удивительное. Мое эго просто исчезло, я обрел единство со всем сущим, время исчезло, и это было потрясающе!»

И тогда наставник говорил:

— Это очень хорошо. Но скажи мне, это ощущение имело начало?

— Да, это случилось вчера; я просто сидел здесь, и вдруг неожиданно…

— То, что имеет начало, не может быть реальным. Возвращайся тогда, когда ты узнаешь то, что уже существует в тебе, и то, о чем нельзя сказать «случилось», то, что не имеет начала. Это должно быть что-то, что ты уже свидетельствуешь. Возвращайся, когда ты узнаешь безначальное состояние. Пока же ты говоришь о том, что имеет начало.

— Ох.

Но когда ученик начинает опознавать, только тогда используется медитация, чтобы закрепить в нем эту способность и помочь ему привнести ее во все стороны своей жизни. В дзогчен есть такое высказывание: «Опознать свое Истинное Лицо легко, жить с этим трудно». Именно искусство «прожить это» я и начал практиковать.

Практики Трейи позволили ей осознать нечто подобное, поскольку она в основном работала с учением Шри Раманы Махарши, который был и моим любимым наставником. В частности, она осознала, что мистический опыт, который она называла «путеводным символом своей жизни», на самом деле был мгновенным осознаванием вечно сущего «Я», которое составляет единство «со всем пространством». И что, растворяясь во «всей вселенной», как это случилось, когда ей было тринадцать и как это происходило во время медитаций, она всего лишь репетировала свою собственную смерть.

Мне нравится это растворение в пространстве, в пустоте, которое происходит при медитации. Сегодня утром Кен сказал, что опознавание этого пространства или своей идентичности с ним — единственное, что привлекает его в том, что касается практики. Меня это тоже сильно привлекает. Я сразу вспомнила о событии, которое произошло, когда мне было тринадцать, и поняла, как это воспоминание поможет мне, когда я буду умирать. Ведь это был непосредственный опыт, а не учение, это не было что-то, чему я выучилась или что-то, о чем мне сказали, что это правда; это просто взяло и произошло со мной. Я действительно думаю, что оно по-настоящему поможет мне принимать все таким, как оно есть: я вижу, как границы моего «я» расширяются и наконец полностью смешиваются с атомами и молекулами всего универсума, я обретаю единство со всем сущим, снова растворяюсь в нем и понимаю, что это моя подлинная природа. Иногда такое происходит во время медитаций, но повторю еще раз: то событие произошло само собой — вот почему я так верю ему. Каким-то образом это очень сильно успокаивает меня.

Гонзалес предупредил нас: когда опухоли в легких начнут растворяться, у Трейи может затрудниться дыхание. Действительно, сказал он, некоторые люди, лечившиеся по этой методике, отхаркивали умершие и растворившиеся части опухолей. И правда: Боб Доути, наш приятель из Янкер-Клиник, у которого недавно случился рецидив, гак что теперь он лечился по методике Келли, позвонил нам и рассказал, что выхаркнул огромный кусок чего-то похожего на печень, чем изумил своих врачей. Еще нам было сказано, что если у Трейи будет затруднено дыхание, то, возможно, ей придется пользоваться кислородной подушкой.

А обычные врачи сказали, что она умирает от рака легких и ей придется пользоваться кислородной подушкой.

В конце октября Трейя стала пользоваться кислородной подушкой. У нас был небольшой кислородный баллон, который мы заполняли в большом, размером с бочонок, контейнере, и Трейя таскала с собой этот баллон везде, куда она ни шла. Она была не в восторге от этого приспособления, но разве это хоть как-то ее остановило? Каждое утро, возвращаясь после медитации, я, проходя, видел, как она занимается на тренажере для ходьбы, а за спиной у нее прикреплен баллон; она проходила как минимум по три мили каждый день, и невозмутимое спокойствие, веселая решимость были написаны на ее лице.

Врачи настойчиво расспрашивали ее, не боится ли она смерти, потому что были убеждены, что она прибегла к методике Келли: отрицая близкую смерть, отказывалась следовать их рекомендациям (которые, как они сами признавали, если на них надавить, в любом случае не сработали бы). Я живо помню один такой разговор:

— Трейя, вы боитесь умереть?

— Нет, честно говоря, я не боюсь умереть, но я боюсь физической боли. Я не хочу умирать мучительной смертью.

— Позвольте вас заверить: с этим мы можем справиться. Современные обезболивающие средства находятся на высоком уровне, так что я обещаю вам: это исключено. Значит, смерти вы не боитесь?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я чувствую, что соприкасаюсь с какой-то частичкой в себе и в каждом, которая едина со всем сущим. Когда я умру, я просто опять растворюсь в этом. Это не страшно.

Она настолько явно говорила правду, что я увидел: в конце концов доктор ей поверил. Он расчувствовался: ее слова задевали за живое.

— Я верю вам, Трейя. Знаете, у меня никогда не было таких пациентов. У вас полностью отсутствует жалость к себе. Просто отсутствует. Никогда ничего подобного не видел. Позвольте сказать вам, для меня огромная честь работать с вами.

Трейя потянулась и обняла его, широко улыбнулась и сказала просто:

— Спасибо.

— Ты видела остальные комнаты? — спрашиваю я. — Там потрясающе красиво. В одной были изумительные кристаллы и горы, и еще там были джунгли, и… ах да, а звезды ты видела? Мне кажется, это были звезды. Впрочем, неважно… слушай, где же ты была? Где ты была, когда я был на экскурсии?

— Здесь. И я очень рада, что и ты здесь. Ты всегда обещал, что найдешь меня, а я уже стала волноваться.

— Да-да, а вот и чашка чая, которую ты шла заварить. Не хочу и думать, что случилось бы, если бы ты собралась заварить целый чайник.

— Кто он такой?

— Не знаю. Мне показалось, что это твой приятель.

— Я ничего не вижу, — говорит она. — Здесь кто-нибудь есть?

— Яне уверен. У меня есть теория. Я думаю, что это сон. Мы попали друг к другу в сон. Интересно, так бывает? Как бы то ни было, я шел рядом с этим типом, или уж не знаю, как это назвать. Ты просто делай, что он говорит. Это довольно забавно, честное слово.