Политика благочестия. Исламское возрождение и феминистский субъект - Саба Махмуд

Пророка и его сподвижников. В народных празднованиях теряется, по мнению Фатмы, понимание, что соблюдение поста необходимо для добродетельной жизни (того, что она называет «реализацией благочестия» — taḥaqīq al-taqwa). «Пост — не только воздержание от еды, — объясняет она, — но и условие, при котором мусульмане тренируют добродетели [faḍā’il] терпения [ṣabr], доверия Богу [tawakkul], воздержания от мирских наслаждений [zuhd] и так далее». С ее точки зрения, соблюдение поста, не ведущее к приобретению этих добродетелей, и превращает пост из религиозного в фольклорный обычай.

Беспокойство Фатмы разделяют в мечетях. Хадджа Нур несколько лет преподавала в мечети Нафиса, а сейчас дает уроки в другой мечети небольшим группам женщин. С характерной для нее ясной манерой изложения она вторит высказываемой Фатмой критике и приводит другой пример:

Это проект правительства и секуляристов [‘almāniyin] превратить религию [al-dīn] в привычки или обычаи [‘āda]. Люди могут даже не знать, что они делают, но на самом деле своим поведением [taṣarrufātuhum al-ḥaqīqiyya] превращают религию просто в народную традицию! Пример этого — восприятие ношения хиджаба[157] как обычая [‘āda], а не религиозной обязанности [farḍ]. Когда ты [обращается ко мне] как иностранка смотришь на сегодняшнее египетское общество и видишь всех этих женщин в хиджабах, помни, что многие носят их по привычке, а не как исполнение религиозного требования, из которого вытекают другие обязательства. Они на самом деле не отличаются от тех, кто выступает против хиджабов и говорит, что его ношение подразумевает определенную культуру [и, следовательно, является результатом личного выбора], а не религиозное установление. Поэтому мы должны научить мусульманок тому, что недостаточно носить платок и что платок должен вести нас к более скромному поведению в повседневной жизни. Это и есть настоящий вызов, скрывающийся за простым надеванием платка.

Поддерживает критику Фатмы и хадджа Нур: концепция религиозности, в которой проводится различие религиозной практики как части более общего проекта реализации мусульманских ценностей, и практики, исламской по форме и стилю, но не являющейся средством научения и реализации благочестивой личности. Фатма и хадджа Нур осуждают наблюдаемый ими процесс, в котором практики, которые должны быть частью более широкой программы прививания этических способностей, утрачивают свою функцию и становятся всего лишь маркером идентичности, как, например, происходит, когда люди постятся просто потому, что так делают мусульмане. В целом замечания Фатмы и хадджи Нур предполагают критику тех форм исламской практики, сутью которых является сигнал об идентичности и традиции и которые, следовательно, лишаются способности участвовать в формировании этической позиции.

Важно, что позиция хадджи Нур уравнивает женщин, носящих платок по привычке, с теми, кто считает его местной традицией (частью регионального костюма, кухни и т. д.). Речь идет о широко распространенном у египетских интеллектуалов тезисе, что ношение хиджаба является не религиозным актом, а соблюдением региональных традиций, которые практиковали женщины Аравии на раннем этапе существования ислама и которые позднее по ошибке были зафиксированы как религиозные установления[158]. Хадджа Нур обе эти позиции (понимание хиджаба как региональной традиции и механическое воспроизведение традиции) порицает, поскольку они игнорируют интегративную роль, которую играет эта практика в рамках существования в принципе, практика, через которую люди учатся культивировать добродетель скромности во всех сторонах своей жизни. Для подтверждения этого тезиса она использует ключевое различение, часто упоминаемое участницами движения при мечетях, между привычными и религиозными действиями — различие, с точки зрения хадджи Нур, игнорируемое теми, кто считает религию просто одной из форм культурной практики.

Мысли хадджи Нур о платке можно сопоставить с точкой зрения наиболее значимого публичного спикера исламистов, Адила Хуссейна, который до своей недавней смерти был генеральным секретарем Исламской партии труда (Hizb al-‘Amal). Ниже приводится выдержка из его интервью об исламском возрождении, подготовленном American Public Broadcasting System, PBS, в котором он объясняет, почему ношение платка важно:

В этот период [исламского возрождения] и возвращения гордости за себя и свое прошлое почему бы нам не гордиться и символами, отличающими нас от других [например, хиджабом]? Поэтому мы говорим, что первое требование в том, что одежда должна быть скромной. Но почему бы не выдвинуть второе требование, что одежда должна продолжать традиции, созданные нами в этом регионе, как, например, сари в Индии?.. Почему мы не можем носить наше платье, отражающее скромность, согласно требованиям ислама, и особую красоту, которая могла бы стать знаком нашего общества, отражающим достижения искусства и цивилизации?[159]

Адил Хуссейн, как и dā‘iyāt, признает, что платок является выражением принципа женской скромности, но между их позициями есть отличия. Среди прочего Хуссейн считает хиджаб символом исламской идентичности, культуры и цивилизации — в чем-то похожим на сари для южноазиатских женщин. Для сторонников позиции Адила Хуссейна рост популярности хиджаба является знаком витальности исламского возрождения (al-Ṣaḥwa al-Islāmiyya), в свою очередь интерпретируемого как пробуждение истинной идентичности и культурного наследия исламского мира. Женщины, такие как хадджа Нур или Фатма, не отрицают подобных утверждений, скорее они считают феномен ношения хиджаба несущественным, хотя и необходимым элементом наращивания религиозности в обществе. Как показывает реплика хадджи Нур, для нее критически важно распространение того, что кажется исламскими практиками (по форме и стилю) и в действительности вело бы к культивации исламских добродетелей во всей их полноте.

Идеи Адила Хуссейна и хадджи Нур о хиджабе демонстрируют разницу, ставшую фундаментальным противоречием между движением благочестия (частью которого является женское движение при мечетях) и исламистскими политическими организациями. Исламистские политики и публикации часто критикуют участниц движения при мечетях за распространение формы религиозности, лишенной социополитического заряда, в особенности в сфере реструктурирования государства. В период, когда я проводила свои полевые исследования, Хеба Саад Эддин[160] была важной фигурой в Исламской партии труда. В документальном фильме PBS, который я цитировала выше, Саад Эддин спрашивают о том, как она, влиятельная исламистская активистка, сама носящая хиджаб, смотрит на популяризацию платка в Египте. Она скептически отвечает: «Во многих случаях религия используется в качестве, скажем так, убежища, где фокус оказывается на молитве и чтении Корана. Но если под исламским возрождением мы понимаем скорее включенность в социальные перемены, полагаю, тогда распространение хиджаба следует понимать как религиозность [al-tadayyun], а не возрождение. Оно не обязательно выражается в большей включенности в социальную жизнь ради социальных перемен в пользу ислама»[161].

Позиция Саад Эддин в отношении хиджаба созвучна ее же критике усилий, которые прилагают египетские мечети в последние годы. В одной из своих газетных колонок, «Голос женщин», которую она писала для газеты Партии труда al-Sha‘b[162], Саад Эддин критикует мечети за то, что те стали пространством в