Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Матфея. В двух книгах. Книга II

2. Видишь ли, как много Христос заботился о том, чтобы мы всегда вспоминали, что Он умер за нас? Так как имели явиться последователи Маркиона, Валентина и Манеса, отвергающие это строительство спасения, то Он непрестанно напоминает о страдании и чрез самые Таинства, чтобы никто не был обольщен, и таким образом этою священною трапезою и спасает и, вместе, наставляет, потому что это Таинство есть основание благ. Вот почему и Павел часто упоминает об этом. Затем, после установления Таинства, Христос говорит: не имам пити от сего плода лознаго, до дне того, егда е пию с вами ново во Царствии Отца Моего (см.: Мф. 26, 29). Так как Он беседовал с учениками о страдании и Кресте, то опять говорит и о Воскресении, упоминает о Царстве, называя таким образом Свое Воскресение. Но для чего Он пил по Воскресении? Для того, чтобы люди грубые не сочли Воскресение призрачным: многие ведь поставляли это признаком Воскресения. Поэтому-то апостолы для уверения в Воскресении говорили: Иже с Нимядохом и пихом (Деян. 10, 41). Итак, желая показать ученикам, что они ясно увидят Его по Воскресении, что Он опять будет с ними и что они сами будут свидетелями события и посредством видения, и посредством дел, Он говорит: егда е пию ново с вами, при вашем свидетельстве; вы увидите Меня после того, как Я воскресну. А что значит: ново? Новым, то есть необыкновенным образом, не в теле подверженном страданию, но уже бессмертном, нетленном и не имеющем нужды в пище. Итак, по Воскресении Христос ел и пил не в силу необходимости, – тогда тело Его уже не нуждалось в этом, – а для удостоверения в Воскресении. Но для чего по Воскресении Он пил не воду, а вино? Для того чтобы совершенно исторгнуть другую злую ересь. Так как некоторые в Тайнах употребляют воду, то, чтобы показать, что и при установлении Таинства употреблял вино, и по Воскресении, когда без таинства предлагал обыкновенную трапезу, также употреблял вино, говорит: от плода лознаго. Виноградная же лоза производит вино, а не воду. Ивоспевше изыдоша в гору Елеонскую (Мф. 26, 30). Да слышат все те, которые, подобно свиньям, принимая пищу без молитвы, попирают чувственную трапезу и встают от нее опьянелыми, тогда как должно оканчивать ее с благодарностью и пением. Слушайте и вы, которые не дожидаетесь окончательной молитвы при совершении Тайн: эта молитва есть образ Христовой молитвы. Христос возблагодарил прежде, нежели предложил трапезу ученикам, чтобы и мы благодарили. Возблагодарил и воспел и после трапезы, чтобы и мы делали то же самое. Но для чего Он пошел на гору? Для того, чтобы явить Себя тем, которые хотели взять Его, чтобы не подумали, что Он скрывается; поэтому спешил идти на место, известное и Иуде. Тогда глагола им: еси вы соблазнитеся о Мне. Потом приводит пророчество: писано бо есть: поражу пастыря, и разыдутся овцы (см.: Мф. 26, 30), – чтобы, с одной стороны, убедить учеников всегда внимать Писанию, а с другой – показать, что Он распинается по воле Божией, и чтобы из всего видно было, что Он не противник Ветхому Завету и Богу, в нем возвещаемому, что совершающееся есть дело смотрения Божия, и что все настоящие события издревле предвозвестили пророки, чтобы ученики несомненно надеялись на лучшее. Вместе с этим дает знать, каковы были ученики пред крестною смертью и каковы после крестной смерти. Те, которые во время распятия Его не могли даже устоять, после смерти Его сделались сильны и крепче адаманта. А это самое, то есть бегство и страх учеников, служит доказательством смерти Спасителя. В самом деле, если после столь великих событий и свидетельств некоторые бесстыдно говорят, будто Христос не распят, то в какое бы нечестие они не впали, если бы ничего такого не случилось? Поэтому не только Своими страданиями, но и состоянием учеников, а также и Таинами Христос подтверждает истину смерти Своей, посрамляя всем этим зараженных ересью Маркиона. Поэтому же и верховному апостолу попускает отречься. В самом деле, если Он не был связан и распят, то отчего объял такой страх и этого апостола, и прочих? Впрочем, Христос не попустил им оставаться в печали, но что говорит? По Воскресении же Моем варяю вы в Галилеи (Мф. 26, 32). Он не является с Неба тотчас же и не удаляется в какую-либо дальнюю страну, но остается среди того самого народа, среди которого был распят, и почти в тех самых местах, – чтобы и этим уверить учеников, что Он Сам и распят был, и воскрес, – и тем более утешить их в печали. Потому и сказал: в Галилеи, чтобы, освободившись от страха иудеев, они поверили Его словам. Потому же Он и явился там. Отвещав же Петр, рече: аще и еси соблазнятся о Тебе, но аз никогдаже соблажнюся (см.: Мф. 26, 33).

3. Что ты говоришь, Петр? Пророк сказал: разыдутся овцы; Христос подтвердил сказанное; а ты говоришь: нет? Разве тебе не довольно того, что случилось прежде, когда ты говорил: будь милостив к Себе (см.: Мф. 16, 22) – и был обличен? Христос попускает пасть Петру для того, чтобы научить его во всем повиноваться Ему и определение Его почитать вернейшим собственного суждения. Да и прочие получили немало пользы от его отвержения, познавши немощь человеческую и истину Божию. Когда Сам Бог предсказал что-нибудь, то не должно уже оспаривать этого и восставать против многих. Хваление, говорит апостол, ты будешь иметь в себе, а не во инем (см.: Гал. 6, 4). Надлежало бы молиться и говорить: помоги нам не разлучаться; а он надеется на самого себя и говорит: аще и еси соблазнятся о Тебе, аз никогда же, – то есть хотя бы все потерпели это, но я не потерплю, – что мало-помалу приводило его к гордости. Желая удержать его от этого, Христос и попустил отвержение. Так как Петр не внимал словам ни Христа, ни пророка (хотя Христос для того и привел свидетельство пророка, чтобы ученики не противоречили), то он научается самыми делами. А что Христос попустил Петру отвергнуться для того, чтобы исправить в нем этот порок, – послушай, что Он говорит: Аз же молился о тебе, да не оскудеет вера твоя (Лк. 22, 32). Это сказал Он для того, чтобы сильно тронуть его и показать, что его падение опаснее падения прочих и требует большей помощи. В самом деле, здесь было два преступления: во-первых, то, что он противоречил, во-вторых, то, что ставил себя выше других; или, лучше сказать, было и третье преступление– то, что он все приписывал самому себе. Итак, для уврачевания этого Христос и попустил падение; и потому, оставивши прочих, обращается к Петру: Симоне, говорит Он, Симоне, се, сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу (Лк. 22, 31), – то есть, возмущал, колебал, искушал; Аз же молился о тебе, да не оскудеет вера твоя. Но почему же, если сатана просил всех, Христос не сказал: молился за всех? Не очевидно ли, что и это имеет ту же цель, о которой я говорил выше, то есть что Христос обращает Слово Свое к Петру, чтобы тронуть его и показать, что его падение опаснее падения прочих? Почему тоже не сказал Он: Я не попустил, но: молился? Идя на страдание, Он говорил смиренно, чтобы показать Свое человечество. Тот, Который создал Церковь на исповедании Петра и так оградил ее, что бесчисленные опасности и смерти не одолеют ее, Который дал ему ключи Царствия Небесного, вручил столь великую власть и, для совершения этого, не имел нужды в молитве (не сказал тогда: молился, но со властью сказал: созижду Церковь Мою, и: дам ти ключи Царствия Небеснаго – Мф. 16, 18–19), каким образом нуждался в молитве для утверждения колеблющейся души одного человека? Почему же сказал так? По той причине, о которой я говорил, и по причине немощи учеников Своих, так как они еще не имели надлежащего о Нем понятия. Как же Петр отрекся? Христос не сказал: чтобы ты не отрекся, но: чтобы не оскудела вера, чтобы он не погиб совершенно. И это было делом попечения Христова. Действительно, безмерный страх, объявший Петра, все рассеял; а безмерным этот страх был потому, что Бог совершенно лишил его Своей помощи; а лишил помощи потому, что в нем была сильна страсть гордости и противоречия. Итак, для совершенного истребления этой страсти Бог допустил столь сильному страху объять Петра. А что эта страсть была в нем сильна, видно из того, что он не удовольствовался тем, что прежде противоречил и пророку, и Христу, но и после того, когда Христос сказал ему: аминь глаголю тебе, яко в сию нощь, прежде даже алектор не возгласит, трикраты отвержешися Мене, говорил: аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся Тебе (Мф. 26, 34–35). Лука же (см.: Лк. 22, 33–34) прибавляет, что чем более Христос опровергал, тем более Петр противоречил. Что значит это, Петр: когда Христос говорил: един от вас придаст Мя, ты боялся, чтобы не быть предателем, и побуждал ученика спросить, хотя ничего подобного не сознавал в себе; а теперь, когда Он ясно провозглашает и говорит: еси вы соблазнитеся, ты противоречишь, и не однажды только, а дважды и много раз? Так именно говорит Лука. Отчего же это случилось с ним? От великой любви, от великой радости. Когда он освободился от того страха относительно предательства и узнал предателя, то говорил уже с дерзновением и, возвышая себя над другими, заявлял: аще и еси соблазнятся, но аз не соблазнюся. Зависело это отчасти и от честолюбия, так как на вечери ученики рассуждали о том, кто из них больше: так мучила их эта страсть. Вот почему Христос уничижил Петра, не с тем, чтобы побудить его к отвержению, – да не будет, – но чтобы, оставив его лишенным помощи, показать слабость человеческой природы. Смотри, как после этого он сделался кроток: когда, по Воскресении, сказал: сей же что? (Ин. 21, 21) – и был остановлен, то не осмелился уже противоречить, как здесь, но умолчал. Также и при вознесении, когда услышал: несть вашеразумети времена и лета (Деян. 1, 7), опять молчал и не противоречил. И после этого, когда на горнице, и при видении плащаницы, услышал голос, говорящий ему: яже Бог очисти, ты не скверни (см.: Деян. 10, 15), – и еще не знал ясно, что значат эти слова, – молчал и не спросил.