Старец Иосиф Исихаст - Выражение монашеского опыта

Приведу в точности часть слова старца о способе первого нападения врага посредством помыслов тщеславия: «Когда ты молишься и беседуешь с Богом, радуясь сладости молитвы, так что душа твоя переполнена веселием, вдруг самомнение, пришедшее, словно некий разбойник, обращается к твоему уму, говоря втайне, как некогда змий Еве: „Ты уже получил благодать, уже достиг меры святых“». Наши богомудрые отцы в прошлые времена тщательно изучили свойства этого хитрого, многоликого и искусного в брани врага, охарактеризовав его с помощью различных имен и образов, чтобы показать опасность его неустанных злоумышлений и неизбежность гибели для того, кто станет его жертвой. Приснопамятный старец, благодаря своему огромному опыту знавший его неусыпное и ни перед чем не останавливающееся стремление настигать человека вне зависимости от времени, места и обстоятельств, так что не осталось почти никого, кто не испытал бы на себе его злодеяний, вывел этого врага уже в третьем слове, чтобы подвижники как можно раньше узнали о нем. При помощи многих примеров, служащих отрицательными образцами, он обучает читателей, чтобы те не попали в трудноразличимые сети вражьи.

Насколько правы были святые отцы, когда сравнивали проказу самомнения с тем колючим тернием, что носит имя волчцов! И действительно, у этой колючки, как любой из нас знает на собственном опыте, есть три ряда заостренных шипов, расположенных с трех сторон ее стебля, так что куда бы она ни попала, одна сторона всегда обращена вверх и всегда колется. Здесь возможно удивительное сопоставление с чумою тщеславия. В самом деле, если кто‑либо выделяется среди других общительностью и красотой, то его, будто бы превосходящего всех, поражает тщеславие! Кто‑то неопрятен и каким‑то образом ниже других? Такой опять‑таки тщеславится тем, что он подвижник, смиренный и добродетельный. Кто‑то постится и молится? Тщеславится и этой добродетелью. Кто‑то опять‑таки отличается воздержностью, но к другим относится более снисходительно, чтобы не раздражать их? Он тщеславится своей рассудительностью и свободою! Какую сторону колючки ни тронешь, обязательно поранишься! В качестве главного защитного средства против тщеславия старец рекомендует самопознание, так что едва ли не большая часть его слова посвящена этой цели. Он на деле доказывает, что всякое благо, даже и само бесстрастие, а также сыноположение, когда человек удостоится его, суть дары, посылаемые Богом.

Творения становятся причастными ко всякому благу, в том числе и самой жизни, благодаря самосущей Жизни и Первопричине — Богу. Старец приводит несколько подходящих к этому случаю размышлений и мест из Писания. Я навсегда запомнил изречение апостола Павла, на которое он постоянно ссылался: «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?». [292] Хотя старец и краток в своих доводах, однако он не упускает возможности упомянуть о возвышенных состояниях, показывая, что эти последние достигаются с помощью Божественной благодати, а не человеческими усилиями и изобретениями, каковы бы ни были подвижничество человека и его внимание к себе. В качестве краткого возражения против эгоистических помыслов он использует имеющий высочайшее значение пример восхищения на Небо апостола Павла, отмечая, что это был вышеестественный дар, посланный апостолу, причем в этот момент оказалось невозможным определить, находился ли тот в теле или вне его. Старец сопоставляет действия Господа нашего, Который, находясь среди нас, различными способами исцелял человеческие болезни, с излечением страстей и болезней, свойственных ветхому человеку «со страстями и похотями». [293] Кто может сам по себе избавиться от страстей и плена греховного прошлого, а вместо них стяжать добродетели и дарования духовные без участия Божественной благодати? Если сказано, что «Бог производит в вас и хотение и действие», [294] и Сам Господь говорит: «Без Меня не можете делать ничего», [295] то где же место для эгоизма и вообще гордости? Хотя теоретически эти сравнения, конечно, справедливы, однако подвижнику, особенно в часы искушений, трудно сделать их своим истинным и прочным достоянием, если только этому не предшествовали соответствующие испытания, благодаря которым человек может убедиться в собственном ничтожестве и недостоинстве.

Небольшая молитва, составленная самим старцем, учит нас осознанию человеческого ничтожества, позволяя читателю приблизиться к мере его собственного смирения: «О Любоблаже и Человеколюбче, Спасителю мой, я достоин всякого мучения, поскольку, будучи сыном преисподней, не сетую, что совершил дела ее и продолжаю совершать то же. Ты же, Христе мой и Боже, по Своему хотению благоизволил, чтобы я восшел на Небеса и опять Сам по Своей воле ввергаешь меня в ад. Да будет же на мне святая воля Твоя!». «Вся елика восхоте Господь, сотвори на небеси и на земли, в морях и во всех безднах». [296] В качестве одного из способов противодействия помыслам самомнения, особенно направленным против других людей, старец предлагает рассуждение о значении помощи со стороны благодати, которая каждому дается в разной степени, по образу притчи о талантах. Вместо того чтобы принимать суетные и лживые помыслы превозношения над ближним, лучше любомудрствовать о таинстве Божественного Домостроительства, в силу которого Господь распределяет Свою благодатную помощь соответственно произволению каждого человека, в зависимости от его личных качеств, места, времени и иных обстоятельств. Итак, если благодать, в каком бы то ни было виде, преизбыточествует, то человек, получивший такое утешение, должен не принимать горделивые помыслы, а скорее поразмыслить о том, что он получил ее как жребий и этим ему оказано предпочтение перед его ближним. Это вызывает более ответственность, нежели самомнение. «Кому много вверено, с того больше взыщут». [297]

Главный вывод, который можно сделать относительно этой ступени, куда нас вводит старец, заключается в том, что, после того как мы достигнем деятельного благочиния телесных трудов и войдем в область молитвы, на нас нападает и борет нас дух тщеславия. Различные размышления, которые должны использоваться подвижниками либо в качестве возражений помыслам, либо для самообличения, являются необходимыми средствами, способными при содействии благодати защитить верующего от вреда, приносимого этим пороком. Ущерб от принятия тщеславных помыслов состоит в удалении благодати, которая прежде сопутствовала подвижнику и согревала его. Однако, отмечает старец, бывает и другое удаление благодати, которое происходит не из‑за прегрешений или невнимательности человека. Такое изменение старец восхваляет как доказательство преуспеяния и восхождения на более высокую ступень, советуя в этом случае проявлять смиренномудрие и усиленное внимание, чтобы не лишиться награды за преуспеяние. В завершение этой части он, молясь о даровании Божественной помощи, дает наставления, требующие усилить трудолюбие, особенно в отношении деятельности, так как телесные труды являются основой трезвения и вообще всего, чего требует Божественная благодать и что угодно ей.

ЗВУК ТРУБЫ ЧЕТВЕРТЫЙ

О просвещении Божественной благодатью

Давая определения, служившие, в частности, для описания духовных понятий, старец часто выражался особым образом и использовал собственные слова, которые обычно были вполне понятны лишь тем, кто жил рядом с ним. Нередко он создавал новые слова, обозначавшие сложные понятия, чтобы выразить то, что пережил сам, и передать как можно полнее. Именно таким образом в начале этого слова он описывает свойства Божественной благодати.

«Божественная же благодать, постигаемая, по моему опыту, духовным чувством и засвидетельствованная знающими ее, есть отблеск Божественного сияния, который познается при созерцании ясным умом и является как тонкая мысль, благоуханное и сладчайшее дуновение, молитва, свободная от мечтаний, избавление от помыслов и жизнь чистейшая. Благодать бывает совершенно мирной, а также смиренной, безмолвной, очистительной, просвещающей, радостотворной и лишенной всякого мечтания». Исходя из своего личного опыта, он описывает, как ощущает действие Божественной благодати в самом себе, почему и добавляет: «по моему опыту». Когда по человеколюбивому Домостроительству Божию человек становится причастником Божественной энергии, Божественной благодати, тогда он может описывать божественное взыграние своей души не символически или образно, а так, как сам действительно испытывал и ощущал его. Поэтому старец и говорит: «Духовным чувством при созерцании, ясным умом». «Нет места, — продолжает он, — никакому сомнению в благословенный миг пришествия благодати в том, что это поистине Божественная благодать, ибо она не вызывает у принимающего ее никакого страха или недоверия». Обращая внимание на различие благодати и прелести, старец описывает ужасные свойства последней: «Ум, остановившись вниманием на прелести, тотчас же рассеивается. Как питатель сердца, он передает ему показанное прелестью, и оно сразу приходит в смущение. Тогда человек наполняется, словно мех, воздухом темным и нечистым, так что даже волосы его встают дыбом, и весь он становится смятенным и неспокойным».