Иларион Алфеев - Жизнь и учение св. Григория Богослова

О новое смешение (o tes kaines mixeos)! О странное растворение (o tes paradoxou kraseos)! Существующий получает бытие и Несозданный создается, и Невместимый вмещается через посредство умной души, посредничествующей между Божеством и грубостью плоти! Обогащающий нищает — нищает до моей плоти, чтобы я обогатился Его Божеством. И Полный истощается — ибо лишается ненадолго Своей славы, чтобы я причастился полноты Его. Что за богатство благости? Что это за таинство по отношению ко мне? Я был причастен образу, но не сохранил его; Он причащается моей плоти, чтобы и образ спасти и плоть сделать бессмертной. Он вступает с нами во второе общение, которое гораздо необычайнее (paradoxoteran) первого, поскольку тогда даровал нам лучшее, а теперь принимает от нас худшее!..[1166]

Итак, Боговоплощение стало поворотным пунктом в судьбе человечества: по своему значению оно превосходит даже сотворение человека. Из всех сотериологических теорий Григорию, как кажется, наиболее близко учение св. Иринея Лионского о" "рекапитуляции" ", согласно которому существует параллелизм между жизнью Адама и земной жизнью Иисуса Христа как" "второго Адама" ", [1167] причем каждому событию из жизни Христа соответствует аналогичное событие из жизни Адама. Основная идея Иринея заключается в том, что всякая ошибка Адама была исправлена Христом, всякий грех уврачеван и исцелен. Христос прошел последовательно через все этапы человеческой жизни для того, чтобы на каждом этапе уврачевать грех. Благодаря этому все человечество" "соединяется под главою Христом" ": [1168] Искупитель собирает воедино и включает в Себя всех потомков Адама, становясь главой нового, искупленного человечества.[1169]

Развивая ту же идею, Григорий говорит об искупительном подвиге" "второго Адама" ", Который" "расплатился" "за каждый долг Адама в отдельности:

…Все сошлось воедино ради всех и ради единого праотца: душа — за (душу), ослушавшуюся (Бога); плоть — за (плоть), покорившуюся душе и осужденную вместе с ней; Христос, Который сильнее и выше греха, за Адама, попавшего (под власть) греха. Ради этого новое пришло на смену ветхому и через страдание (Христа) воззван (ко спасению) пострадавший (Адам); и за каждый наш (долг) воздано особо Тем, Кто превыше нас, и человеколюбивое снисхождение (oikonomia) к падшему через неспослушание стало новым таинством. Ради этого рождение и Дева, ради этого ясли и Вифлеем: рождение вместо сотворения, Дева вместо женщины, Вифлеем вместо Эдема, ясли вместо рая, малое и видимое вместо великого и сокровенного… Ради этого дерево вместо дерева и руки вместо руки: вместо дерзко простертой — мужественно распростертые, [1170] вместо своевольной — пригвожденные (ко кресту), вместо извергшей Адама (из рая) - соединяющие воедино концы света. Ради этого высота за падение, желчь за вкушение, терновый венец за обладание злом, смерть за смерть, тьма ради света, погребение за возвращение в землю, и воскресение (Христа) ради воскресения (Адама).[1171]

Таким образом смерть Спасителя на кресте стала воссозданием всецелого Адама, всего человечества. Григорий подчеркивает универсальный характер крестной жертвы Спасителя: Он стал" "всем для всех, чтобы спасти всех" "; [1172] принесенная Им жертва очищает не малую часть вселенной и не на малое время, но весь мир и навечно. [1173] Все человечество соединено под единой Главой–Христом:

Распростерши святое тело (соответственно) концам света, Он собрал воедино со всех концов

Всех смертных, соединил их в единого человека

И положил в недрах единого Божества,

Очистив кровью Агнца всякую нечистоту,

Преграждавшую смертным путь от земли к небу.[1174]

Искупительный подвиг Спасителя имеет прямое отношение к каждому человеку. Христос умирает не за абстрактные массы, не за отвлеченного и собирательного" "Адама" ", но за всякого человека, за каждого конкретного Адама начиная с самого Григория. Христос, — говорит он, — "принял образ раба, вкусил смерть и вторично встретил жизнь, будучи Богом, чтобы избавить меня от рабства и от уз смерти" ". [1175] Григорий рассматривает все события, связанные со страданиями и смертью Христа, как имеющие непосредственное отношение к его собственному спасению:"Привожу тебе (на память) Христа и Христово истощание ради нас, страдания Бесстрастного, крест и гвозди, которыми я разрешен от греха, и вознесение… и образы моего спасения…"[1176]

Боговоплощение для Григория — величайшее таинство, неподвластный человеческому разуму парадокс, чудо соединения несоединимого — Бога и человека. Спасение Адама, происходящее в результате Боговоплощения, есть тоже таинство:

Обновляются природы, и Бог делается человеком. Восшедший на небо небес на востоке собственной славы и светлости [1177] прославляется на западе нашей бедности и нашего смирения, и Сын Божий принимает то, чтобы быть и называться сыном человеческим, не изменяя того, чем Он был, — ибо это неизменяемо, — но восприняв то, чем не был, — ибо Он человеколюбив… Ради этого несмешиваемое смешивается — не только Бог с рождением, ум с плотью, вневременное с временем и неограничиваемое с мерой, но и рождение с девством, бесчестие с тем, что превыше всякой чести, бесстрастное со страданием, бессмертное с тленным. Ибо поскольку умудрившийся во зле (tes kakias ho sophistes) [1178] надеялся быть непобедимым, обманув нас надеждой на обожение, то сам обманывается препятствием плоти (sarkos problemati), чтобы, приступив к Адаму, встретить Бога. И таким образом новый Адам спас ветхого, и разрешено осуждение плоти, когда смерть была умерщвлена плотью.[1179]

В этом тексте нельзя не узнать отголоска теории искупления Григория Нисского, согласно которому диавол попался на" "приманку" "плоти, под которой не сумел увидеть Бога. Григорий Богослов использует похожий образ, [1180] однако, в отличие от Григория Нисского, не развивает на его основе сотериологическую теорию, которая пыталась бы объяснить тайну искупления. Выкуп действительно был принесен, диавол действительно обманулся, человек действительно спасен воплотившимся Богом; но дальше этих утверждений Григорий Богослов идти не хочет:"большее пусть почтено будет молчанием" ". [1181] Мы опять убеждаемся в том, насколько осторожным богословом был Григорий, с каким благоговением подбирал он каждое слово, когда речь шла о догматических истинах, о" "таинствах" "христианской веры, выходящих за пределы разума и слова. Пространным рассуждениям и теологуменам Григорий Богослов предпочитал прославление чудес Божиих языком хвалебного гимна, предельно лаконичным и предельно ярким, максимально сдержанным и в то же время вдохновенным и восторженным. Не случайно его проза нередко звучит, как высокая поэзия, и многие его выражения целиком вошли в богослужебную гимнографию Православной Церкви.

Таинство Боговоплощения — не объект для построения богословских теорий: оно больше подходит для молитвенного созерцания. Искупление человечества умершим на кресте и воскресшим Христом есть величайшее чудо, которое следует не столько обсуждать, сколько воспевать:

Нам, чтобы ожить, необходим был Бог воплотившийся и умерщвленный. Мы умерли с Ним, чтобы очиститься, с Ним воскресли, потому что с Ним умерли, с Ним прославились, потому что с Ним воскресли. Много было в то время чудес — Бог распинаемый, солнце помрачающееся и снова возгорающееся.., завеса разрываемая, кровь и вода, излившиеся из ребра.., земля колеблющаяся, камни разрушающиеся ради Камня, мертвецы восставшие.., знамения при погребении и после погребения, которые воспоет ли кто по достоинству? Но ничто из этого не сравнимо с таинством моего спасения! Немногие капли крови воссозидают весь мир.., собирая и связывая нас воедино.[1182]

Глава IV. Мистическое богословие

Для восточно–христианской традиции был не характерен тот разрыв между духовностью и богословием, между мистицизмом и догмой, которым ознаменовалось развитие христианства на средневековом Западе. [1183] Именно поэтому говорить о" "мистицизме" "того или иного Отца Церкви в отрыве от его богословия вряд ли возможно. Если мы и попытаемся в настоящей главе рассмотреть несколько тем в качестве" "мистических" ", это будет сделано лишь в методических целях — для того, чтобы выделить их среди прочих богословских тем Григория и осветить с возможно большей полнотой. Мы сочли необходимым представить мистицизм Григория в отдельной главе еще и ввиду того, что современная патристическая наука не уделяет, на наш взгляд, достаточного внимания его мистическому богословию. Говоря о Великих Каппадокийцах, обычно указывают на Григория Нисского как" "мистика" ": что же касается Григория Богослова, то его рассматривают в лучшем случае как выдающегося догматиста и церковного ритора.