Константин Преображенский - КГБ в русской эмиграции

И только в ФСБ нет ничего подобного. Чекисты оказались самыми стойкими коммунистами. В штабах разведки и контрразведки не было построено ни одной церкви. Более того, ФСБ до последнего времени владела зданием церкви XVII века на Лубянке, уникальным памятником истории. Ее иконы и фрески были уничтожены чекистами еще в двадцатые годы. Сначала там, как и во всех церквах, занятых ВЧК, была устроена тюрьма и камера пыток, затем в течение семидесяти лет размещался гараж спецмашин. Именно отсюда в сталинские времена по ночам выезжали черные автомобили. Они направлялись за новыми жертвами. Сидевшие в них чекисты врывались в дома горожан и арестовывали безоружных и ни в чем не повинных людей. Среди них были и представители высшей партийной элиты, и простые рабочие. Много было дворян, священников. В народе эти автомобили прозвали «черными воронами», предвестниками смерти.

К утру сюда свозили тысячи арестованных, многих из которых расстреливали тут же, в подвале. Лишь в 2002 году здание гаража было возвращено Церкви. Сейчас там совершаются Церковные службы.

Скорее всего, это было сделано под давлением общественного мнения и в угоду общей тенденции. Действительно, во всей стране происходит церковное возрождение, а в самом центре Москвы, на Лубянке, ФСБ до сих пор использует церковь под гараж! Непорядок!

Но ни в коей мере открытие храма на Лубянке не было продиктовано раскаянием чекистов за свои прежние и нынешние преступления. Наоборот, это тема даже не затрагивалась в торжественных речах, словно эта церковь открывалась где-нибудь в университете или на заводе. О том, что ее стены и пол буквально пропитаны кровью невинных мучеников, которые прямо здесь, в этой самой церкви, были убиты или замучены насмерть, даже не упоминалось! Такая лицемерная позиция в оценке исторического прошлого КГБ официально возобладала именно сейчас, с приходом Путина к власти.

ФСБ проявляет главную черту антихристианского поведения - упорствование в грехе и отказ от покаяния. ФСБ так и не признала то, что массовые репрессии ни в чем не повинных людей, их убийства и пытки, которые совершали чекисты на протяжении семидесяти лет коммунистической власти, были преступлениями. ФСБ замалчивает их, не хочет вспоминать, но зато неустанно повторяет, что всю жизнь, начиная с 1917 года, она служила родине, хотя на самом деле служила коммунистической идее, действуя порой вразрез с национальными интересами страны.

В своих редких выступлениях по российскому телевидению я призывал своих бывших коллег-чекистов покаяться в грехах и отречься от дьявольской идеологии коммунизма. Каждый раз после этого мой телефон потрясал шквал звонков от стариков- ветеранов и даже сорокалетних ровесников.

—Нам не в чем каяться! - кричали они, изнемогая от ненависти. - Мы служили только своей родине!..

—А разве родина и коммунизм - это одно и то же? - переспрашивал я.

—Одно, одно! - кричали старики, наверняка участвовавшие в сталинских репрессиях.

—Но почему же тогда наш народ отказался от коммунизма? - задавал я свой последний вопрос. Ответить на него старым чекистам нечего. Только видно, что много грехов накопилось на каждом.

Впрочем, с приходом к власти Путина мои выступления по телевидению, и без того крайне немногочисленные, прекратились. Меня боятся выпускать на телеэкран...

Ненависть к христианству как нельзя лучше характеризует мировоззрение нынешних контрразведчиков России. Она говорит о том, что ФСБ - это не просто спецслужба, какие есть во всех странах мира. Это орган неутоленной обиды, оплот коммунистического реванша. ФСБ - это политическая сила. Ведя с ней духовную борьбу, разоблачая ее, я выполняю свой христианский долг борьбы с дьяволом. Этим я отличаюсь от моих коллег в других странах, пишущих о своих контрразведках просто как о спецслужбах, а не вооруженных отрядах местных коммунистических партий.

После распада СССР прокоммунистическая направленность ФСБ не ослабла, но, напротив, усилилась. ФСБ стала гораздо более коммунистической, чем даже в советские годы.

Ведь на рубеже восьмидесятых-девяностых годов оттуда уволились все люди демократических убеждений, а остались только убежденные коммунисты. К тому же не умеющие делать ничего, кроме написания скучных служебных бумаг. У них тотчас упала зарплата, понизился общественный престиж. Сотрудники ФСБ исполнились чувством мести и зависти к своим более удачливым бывшим коллегам. Они испытывают мучительную ностальгию по коммунистическим временам.

Когда я работал в КГБ, меня распирало от желания рассказать об истинной жизни этого самого секретного ведомства в Советском Союзе. Однако в то, что это время придет, я не верил. Но, к счастью, КГБ рухнул в 1991 году.

В один из последних дней перед увольнением меня вызвал начальник. Имя этого человека тогда еще было у многих на слуху: Геннадий Захаров, советский разведчик, арестованный в Нью-Йорке за шпионаж в августе 1986 года!

В ответ КГБ срочно арестовал в Москве ни в чем не повинного американского журналиста Николаса Данилова, выходца из семьи русских эмигрантов: агент КГБ из числа его приятелей вручил Данилову пакет с секретными материалами, после чего американец был немедленно схвачен. Не помогло даже то, что Данилов был потомком декабриста, а советская власть относилась к таким людям с подчеркнутым пиететом. В конце концов Данилова обменяли на Захарова, и тот был отпущен в Москву. Там его поощрили, сделав руководителем группы консультантов начальника научно- технической разведки, в которую входил и я.

Сейчас лицо Захарова было строгим. Кивком он указал мне на стул.

—Хочу тебя заранее предупредить! - сказал он. - Если ты собираешься писать книги о КГБ, то каждую публикацию ты должен согласовывать с нами...

—А вот этого никогда не будет! Я буду писать, как сочту нужным, и согласовывать это только со своей совестью! - с чувством мстительной радости отвечал я.

—Смотри, пожалеешь! - мутно взглянул на меня Захаров.

—Нет, пожалеете вы! - парировал я. И оба наших пророчества сбылись...

Последний раз переступив порог здания разведки в московском районе Ясенево, я с наслаждением вдохнул воздух свободы. Впервые в жизни я ощутил себя только журналистом. В тот же день я начал писать разоблачительную книгу о КГБ.

Поскольку я работал в Японии, то обратился к японским журналистам, аккредитованным в Москве. Для читателей их страны она могла бы быть интересной.

Но все было не так просто. Тогда многие иностранцы решили, что Россия окончательно порвала с коммунизмом, а значит, и с КГБ.

—Теперь твоя книга не актуальна. Она устарела. Ведь КГБ больше не существует! - говорили мне многие журналисты.

—Это не так, и вы скоро в этом убедитесь! - возражал я. Но, к счастью, в информационном агентстве «Дзидзи» нашлись люди, понимающие Россию. Они пообещали опубликовать мою книгу в своем издательстве.

По их просьбе, я написал несколько новых глав. Каждую из них темными зимними вечерами тайно отвозил в московский корпункт агентства «Дзидзи». Там переводчица Еко Нагоси, жена корреспондента Кэнро Нагоси, моментально переводила их на японский и отправляла по факсу в Токио.

В 1994 году книга вышла. Называлась она так: «Шпион, который любил Японию». Она произвела эффект разорвавшейся бомбы. Никогда еще в Японии не издавалось книги, столь откровенно рассказывающей о российском шпионаже. В книге раскрывался скрытый от посторонних внутренний мир резидентуры КГБ, полный доносов друг на друга, бюрократизма и чинопочитания. Сам шпионаж, ради которого все и приехали в Японию, занимал в списке дел последнее место.

—И это - тот самый КГБ, которого мы так боялись?! - язвительными голосами вопрошали комментаторы с телеэкранов, потрясая моей книжкой. Признаюсь, мне это было приятно.

Моя книга нанесла мощный моральный ущерб российской разведке. Она парализовала ее работу в Японии на целых полгода. Теперь, едва российский разведчик знакомился с японцем, тот огорошивал его таким вопросом:

—Вы будете вербовать меня так же, как описывал Преображенский в своей книге «Шпион, который любил Японию?». - И при этом вынимал из портфеля мою книгу...

Такого унижения наша разведка не могла снести. Она решила отомстить...

—Сегодня днем тебе звонили из разведки, - сообщила мне в один из вечеров встревоженная жена.

—Они, что, забыли, что я у них больше не работаю? - с нарочитым весельем осведомился я, но на душе стало тревожно. Я понимал, что моя книга их рассердила, и меня ждет какая-то провокация.

Вскоре оттуда позвонили снова. Подняв трубку, я узнал голос героя-разведчика Геннадия Захарова, своего бывшего начальника, того самого, который когда-то предупреждал меня о том, что я должен согласовывать с руководством разведки все свои статьи даже после увольнения.