Иларион (Алфеев) - Христос — Победитель ада

Голос Твой, Спаситель, разрушил всю силу смерти, а основания ада были поколеблены Твоей божественной силой.

Тя источника боятся Господи, бездны, Тебе работают воды всяческия; Тебе трепещут Христе, вереи адовы, и заклепы державою Твоею разрушаются, Лазарю воскресшу из мертвых гласом Твоим…  [703]

Тебя, Источник, боятся бездны, Тебе, Господи, повинуются все воды; перед Тобой трепещут, о, Христос, засовы ада, и замки державой Твоей разрушаются, когда Лазарь по слову Твоему воскресает.

О гласа боговещаннаго, и божественныя силы Спасе, державы Твоея! Еюже адова врата всеядныя смерти сокрушил еси… [704]

О, голос, произносящий божественные глаголы, о, божественная сила державы Твоей, Спаситель! Ею Ты сокрушил всепоглощающие врата смерти.

Любовь Тебе в Вифанию Господи, отведе к Лазарю, и сего уже смердяща воскресил еси яко Бог, и от уз адовых спасл еси [705].

Любовь привела Тебя, Господи, в Вифанию к Лазарю, и его, уже смердящего, Ты, как Бог, воскресил и спас от уз ада.

Живота Сокровище, мертвого яко от сна Спасе, воздвигл еси, и словом адову утробу расторгнув, воскресил еси…  [706].

Спаситель, Сокровище жизни, Ты мертвого поднял, словно от сна, и, разорвав словом чрево ада, воскресил его.

Яко человек гроба взыскал еси, мертваго яко Содетель воскресил еси, повелением Твоим владычним; его же ад ужасеся… [707]

Как смертному, Тебе понадобился гроб, но как Создатель Ты Своим властным повелением воскресил мертвого, перед которым ад ужаснулся.

Словом Твоим Слове Божий, Лазарь ныне возскачит к житию паки потек, и с ветвьми людие Тя державне почитают, яко в конец погубиши ад смертию Твоею [708].

По слову Твоему, Слово Божие, Лазарь ныне вскакивает и бежит снова к жизни, а народы Тебя, Властителя, приветствуют с ветвями [в руках], ибо смертью Своею Ты окончательно погубишь ад.

Лазарем тя Христос уже разрушает, смерте, и где твоя аде победа?..  [709]

Христос Лазарем уже разрушает тебя, о смерть. А твоя, ад, где победа?

Лазаря умерша четверодневного воскресил еси из ада Христе, прежде Твоея смерти, потряс смертную державу, и единем любимым, всех человек провозвещаяй из тли свобождение… [710]

Перед Своей смертью Ты воскресил из ада умершего четверодневного Лазаря, поколебав державу смерти, и через одного, любимого [Тобою], предвозвестив освобождение всех людей от тления.

Лазаря умерша в Вифании, воздвигл еси четверодневна: токмо бо престал еси гробу, глас живот умершему бысть, и воздохнув ад отреши страхом. Велие чудо, многомилостиве Господи, слава Тебе [711].

Умершего в Вифании Лазаря Ты воскресил на четвертый день, ибо как только Ты предстал перед гробом, [Твой] голос стал жизнью для умершего, а ад, восстенав, со страхом отпустил его. Велико чудо! Многомилостивый Господи, слава Тебе!

Одной из особенностей богослужебных текстов предпасхального цикла является их «иконографический» характер [712]: события последних дней жизни Христа представлены не столько в исторической перспективе, сколько в перспективе осуществления в них и через них того «таинства спасения», ради которого мир был приведен в бытие и ради которого Бог стал человеком. В иконе события, имевшие место в разное время, нередко бывают представлены как составные части единого композиционного целого: икона представляет не столько «ход» событий, сколько их сотериологический итог, она не столько описывает каждое из них в отдельности, сколько осмысляет их в совокупности. Точно такое же смещение временных пластов происходит в литургическом осмыслении событий священной истории. В частности, в службе Недели ваий говорится о том, что толпа встречала Христа с пальмовыми ветвями как победителя смерти, хотя победа над смертью и адом, согласно богослужебным текстам Страстной седмицы, произойдет в результате сошествия во ад и воскресения Спасителя:

Понеже ада связал еси Безсмертне и смерть умертвил еси, и мир воскресил еси, с ваиями младенцы восхваляху Тя Христе яко победителя, зовуще Ти днесь: осанна сыну Давидову. Не ктому бо, рече, заклани будут младенцы, за младенца мариина; но за вся младенцы и старцы, един распинаешися… Темже радующеся глаголем: благословен грядый Адама воззвати [713].

Поскольку Ты, Бессмертный, связал ад, умертвил смерть и воскресил мир, дети с пальмовыми ветвями восхваляли Тебя, Христос, как победителя, взывая к Тебе сегодня: «Осанна Сыну Давидову!». Ибо, говорит, младенцы более уже не будут закалаемы ради младенца Марии, но один Ты распигаешься за всех младенцев и старцев… Поэтому мы с радостью говорим: «Благословен Грядущий воззвать Адама [из ада]!»

В службе Недели Ваий звучит и уже знакомая нам по Октоиху тема страдания Христа за «неправедных»:

Како не ужаснется смерть, Спасе мой? Како не убоится ад сретый Тя, по благоизволению к страсти тщащагося, и о неправедных праведна Тя зря пострадати пришедша? [714]

Как не ужаснется смерть, о, Спаситель мой? Как не испугается ад, встретив Тебя, добровольно спешащего на страдание, и видя Тебя, Праведника, пришедшего пострадать за неправедных?

С особой полнотой и особой силой тема спасения человечества сошедшим во ад Христом раскрывается в богослужениях Великой субботы. Уникальность этих богослужений заключается в том, что смерть Христа Спасителя переживается в них не как конец евангельской драмы, а как начало новой жизни, воспринимается не как поражение, а как победа: она становится не источником скорби, но источником радости. Богослужение Великой субботы — это еще не пасхальное ликование, но уже и не скорбь Великой пятницы, когда внимание верующих было сосредоточено на предсмертных страданиях Спасителя. Смерть Христа открывает путь к воскресению, а Его гроб становится «живоносным гробом» — источником жизни для всего искупленного Христом человечества.

Как отмечает протопресвитер Иоанн Мейендорф, богословские предпосылки великосубботнего богослужения содержатся в «теопасхизме» св. Кирилла Александрийского, согласно которому именно воплотившийся Бог, а не только человек Иисус Христос, умер на кресте, был погребен и сошел во ад. Если богословские противники Кирилла (в числе которых был и Несторий) отказывались говорить о «смерти Бога», то для св. Кирилла само спасение обусловлено именно тем, что «Един от Троицы пострада». Только Бог может спасать: чтобы спасти человека, Он добровольно «низвел Себя не просто к человечеству как таковому, но к самым глубинам падения человеческого, до самой последней степени распада — до самой смерти». Ибо смерть неразрывно связана с грехом: она делает человека порабощенным греху, поглощенным самим собой, принуждает его к необходимости бороться за собственное выживание, нередко принося в жертву жизнь других. Будучи непричастным греху, воплотившийся Бог принял на Себя смерть, являющуюся последствием греха, тем самым разорвав порочный круг греха и смерти. «В мире, в котором стала законом борьба за выживание ценою других, Он явил как высшее проявление любви смерть за других. И когда это высшее проявление любви было совершено Самим Богом, поистине новая жизнь вошла в мир» [715].

В текстах вечерни Великой пятницы, с которой начинается великосубботнее богослужение, подчеркивается парадоксальный и спасительный для всего человечества характер «смерти Бога»:

Страшное и преславное таинство днесь действуемо зрится: неосязаемый удержавается; вяжется, разрешаяй Адама от клятвы… на древо осуждается, судяй живым и мервым; во гробе заключается разоритель ада. Иже вся терпяй милосердно, и всех спасый от клятвы незлобиве Господи, слава Тебе [716].

Страшная и необычайная тайна сегодня видима в действии: удержан неосязаемый; связан разрешающий Адама от проклятия… на крест осужден Судия живых и мертвых; во гробе заключен разрушитель ада. Все претерпевший милосердно и всех спасший от проклятия, незлобивый Господи, слава Тебе.

Тема победы Христа над адом и смертью переходит из вечерни Великой пятницы в утреню Великой субботы:

Егда во гробе нове за всех положился еси, Избавителю всех, ад всесмехливый видев Тя ужасеся, вереи сокрушишася, сломишася врата, гроби отверзошася, мертвии восташа… [717]

Когда Ты, о, Избавитель всех, ради всех был положен в новом гробе, ад, достойный всяческого осмеяния (paggelastoj), видя Тебя, ужаснулся, засовы сокрушились, врата сломались, гробы отверзлись, мертвые воскресли.

Егда во гробе плотски хотя заключился еси, иже естеством Божества пребываяй неописанный, и неопределенный, смерти заключил еси сокровища, и адова вся истощил еси, Христе, царствия… [718]