Николай Покровский - Евангелие в памятниках иконографии

II. Как лицевые псалтыри развивают в своих иллюстрациях некоторые иконографические особенности в зависимости от текста и содействуют закреплению их в разнообразных памятниках иконографии, так и кодексы слов Григория Богослова. Важнейшие из этих кодексов: парижские (№ 510IX в., № 533 XI в., № 543 XII в., № 550 XII в., № 239 coisl. XII в.)[160], афонопантелеймоновский (№ 6 XI в.), синайский (№ 339 XII в.)[161], в московской синодальной библиотеке (№ 61 XI в.) и ватиканский (№ 463 XI в.)[162].

14 Крещение Иисуса Христа. Лобковая псалтырь и Угличская псалтырь

Здесь в первый раз появляются нередко повторяющиеся в памятниках позднейших сюжеты — поставление епископа, отпевание умершего, в которых заключаются некоторые данные для истории церковного обряда, одежд, внутреннего убранства византийских храмов (алтарная преграда), немало сцен мифологических и бытовых[163]. Миниатюры к Словам на неделю новую, на весну и на память мученика Маманта дают образцы ландшафтных сцен, отличающихся идиллической простотой и прелестью. «Царица годовых времен, — говорит проповедник, — исходит в сретение царице дней и приносит от себя в дар все, что есть и прекраснейшего и приятнейшего. Ныне небо прозрачно, ныне солнце выше и сонм звезд чище, ныне вступают в примирение волны с берегами, облака с солнцем, ветры с воздухом, земля с растениями, растения со взорами. Ныне источники струятся прозрачнее, ныне реки текут обильнее, разрешившись от зимних уз, луг благоухает, растение цветет, трава посекается и агнцы скачут на злачных полях. Уже корабль выводится из пристани и окрыляется парусом… уже земледелец водружает в землю плуг. Уже пасущие овец и волов настраивают свирели, наигрывают пастушескую песнь и встречают весну под деревьями и на утесах; уже садовник ухаживает за деревьями, птицелов заготавливает клетки… рыболов всматривается в глубины, очищает сети и сидит на камнях…» Соответственно этим картинам проповедника иллюстраторы дают ряд миниатюр (афонопантел. код., нац. библ. № 533; коален. 239): реки и горы; на пажитях бродят стада, а вверху красное солнце и бледно-синяя луна; два мореплавателя плывут в парусной лодке, земледелец пашет; под голубым небом, среди гор, деревьев и рек сидит на пригорке пастух и играет на флейте; возле него собачка и небольшое стадо; садовник прививает деревцо, ловчий с клеткой поджидает птиц; рыболовы тянут сеть — один всматривается в воду, а на утесе другой рыболов с удочкой. По отношению к иконографии Евангелия кодексы Григория Богослова дают также нечто новое. Изображение сошествия Св. Духа на апостолов получило в этих кодексах ту иконографическую форму с группами «колен и языков» (ψύλαι, γλώσσαι), которая перешла потом в мозаики и фрески византийских и русских храмов (церковь в Болотове близ Новгорода); изображение рождества Христова осложнилось другим изображением — грехопадения прародителей на основании противопоставления их в тексте проповедника; воскресение Христа получило своеобразную форму с ангелами дориносящими — форму, перешедшую отсюда в стенописи и на иконы.

III. Меньшую важность для нашей цели имеют византийские минологии: ватиканский Василия II (Vat. gr. № 1613. X в. сентябрь-февраль)[164], московской синодальной библиотеки (февраль-март, № 185–188, XI в., также сборник житий святых № 9, IX в.)[165]. Общая сумма иконографического материала здесь весьма обширна: для истории искусства преимущественно важен минологий ватиканский с миниатюрами, художественно исполненными, с именами миниатюристов. В минологиях множество бытовых сцен и единоличных изображений святых, которые могли бы иметь большую важность в деле исправления нашей иконографии; для нашей же цели имеют значение лишь некоторые изображения господских праздников; изображения эти отличаются простотой, так как и самый текст миней очень краток. Из всех кодексов миней сравнительно большее число миниатюр, относящихся к евангельской иконографии, доставляет грузинская минея Давидгареджийской пустыни. Писана она на пергаменте (in 4°) грузинским церковным шрифтом, иверийцем калугером Захарией в XII в. и украшена превосходными миниатюрами, снабженными греческими надписями[166]. Многие листы и миниатюры утрачены, и на уцелевших 72 листах сохранились 28 сложных и свыше 50 единоличных изображений святых; все имеют золотой фон; отдельные фигуры правильны и исполнены с большой тщательностью; сложные изображения скомпонованы по византийскому шаблону: сцена обрамлена обычно двумя деревьями, земля оживлена зеленью; композиции просты и не имеют оригинальных особенностей.

15 Кодекс Григория Богослова. Национальная библиотека, № 510

IV. Греческие лицевые акафисты. Характерная иконографическая особенность их по сравнению с другими лицевыми кодексами заключается в том, что здесь некоторые темы, например благовещение, развиты очень подробно, в зависимости от текста; в том же тексте находится изъяснение падающих идолов в картине бегства св. семейства в Египет, фигуры космоса в изображении сошествия Св. Духа и проч. Нам известны лишь два кодекса греческих лицевых акафистов: пергаментный XIII–XIV вв.[167] в московской синодальной библиотеке (№ 429) и в музее С.-Петербургской духовной академии, на бомбицине XV–XVI вв. В России лицевые акафисты нередко встречаются на иконах. Сходные по предмету миниатюры — в греческих кодексах бесед о девстве Богоматери, составленных монахом Иаковом Кокиновафским около XI в.[168] Сохранились два кодекса этих бесед: ватиканский (vat. gr. № 1162) и парижский (№ 1208) XI в.; оба они почти тождественны между собой; отличия несущественны[169]: формат парижского кодекса несколько менее[170], чем ватиканского; в парижском опущены некоторые подробности картины шествия Богоматери во храм (небо и рука; ват., л. 62 об.; парижск., л. 80), первая картина того же шествия (ват., л. 59 об.), жертва Авраама (ват., л. 156 об.), беседа Богоматери с Елизаветой (ват., л. 161 об.) и рождество Предтечи (ват., л. 159); в остальном оба кодекса совершенно сходны.

Г) Древние стенописи. Исходный пункт их истории составляют живописи катакомб. Мозаики древнехристианского периода и византийские сообщают дальнейшее развитие иконографическим циклам Евангелия. Не только в период древневизантийский, но и в позднейшие периоды греко-русского церковного искусства Евангелие служило главнейшим источником, откуда почерпались темы для стенных росписей в храмах. Византийская художественная практика под влиянием символического воззрения на храм установила некоторые нормы, определяющие самый распорядок евангельских изображений в храмах. В куполе принято было изображать Христа, в алтаре — события Евангелия, относящиеся к евхаристии, на стенах среднего храма, а отчасти и в притворе также Евангелие. Такое распределение сюжетов не было строго определенным во всех мельчайших подробностях каноническим установлением; оно было лишь обычаем, державшимся довольно крепко, так как в основе его лежало установившееся воззрение на значение составных частей храма. Основные черты того же воззрения проходят и в стенописях XVI–XVIII вв. греческих и русских; но оно получило здесь дальнейшее развитие: прежние темы были переработаны, явились новые иконографические сюжеты, как это мы показали в специальном сочинении. Если Евангелие в стенных росписях занимает первенствующее место, то очевидно, что они должны быть приняты в качестве источника евангельской иконографии — источника тем более важного, что, во-первых, число их весьма значительно, во-вторых, многие из них имеют хронологические даты, которые помогают правильному распределению иконографических композиций по эпохам.

16 Халдеи-астрономы. Из афонопантелеймоновского кодекса Григория Богослова

Общий характер композиций на темы Евангелия в стенописях тот же, что и в других памятниках; наиболее крупную особенность, свойственную именно стенописям XVI–XVIII вв., составляет сложное изображение литургии, развившееся в храмах на основе древнего изображения евхаристии; здесь же находили широкое применение изображения, относящиеся к акафисту в честь Богоматери, равно как и апокалипсические, — последние преимущественно XVII–XVIII вв. Важнейшие памятники: мозаики римские (Марии Великой V в.), равеннские V–VI вв. (два ваптистерия, церкви Галлы Плакиды, Аполлинария Нового и Св. Виталия), солунские ок. VI–VII вв., константинопольские VI–XIII вв. (София, Кахрие-Джами), венецианские XI в. (церковь Св. Марка), сицилийские XII в. (Палатинская капелла, Монреале), Св. Луки в Фокиде XI в., в Дафни близ Афин ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв., в Киеве XI–XII вв. (Соф. соб., Михаил, мон.). Стенописи новгородские (Спаса в Нередицах XII–XIII вв., Успения Преев. Богородицы в селе Болотове XIV и XVII вв.); псковские (Мирожский монастырь XII в.) и владимиросуздальские (Дмитр. и Успенский соб. XV в.). Греческие стенописи XVI–XVIII вв. (на Афоне-Протат, Лавра Св. Афанасия, Кутлумуш, Дохиар, Ксеноф, Ивер, Ватопед, Каракалл, Хиландарь, мон. Филофеев); русские XVI–XVII вв. (моек, соборы; ярославские храмы: Спасопреобр. мон. XVI в., Успенский соб., церкви Ильинская, Иоанна Предтечи в Толчкове, Николонадеинская, Николомокринская, Златоустовская, Феодоровская XVII в.; другие памятники показаны будут в своем месте)[171].