Том Райт - Авторитет Писания и власть Бога

Независимо от того, что думает читатель по поводу данного алгоритма толкования, важно, чтобы мы понимали Писание и свои взаимоотношения с ним в контексте некого всеобъемлющего повествования, придающего смысл каждому отдельному тексту. Нельзя, с одной стороны, сводить Писание к набору вечных истин, а с другой — делать его «строительным материалом» для своих молитв. На структурном уровне и то и другое означало бы предательство по отношению к самому Писанию.

В соответствии с моей схемой сейчас разыгрывается пятое действие — наступил век церкви. Он начался с Воскресения и Пятидесятницы, а первыми действующими лицами стали апостолы. Основополагающим документом был Новый Завет, а предполагаемый финал ясно описан в таких отрывках, как Рим. 8,1; Кор. 15 и Откр. 21–22. В самом центре предлагаемой мною модели, а также всего многоступенчатого представления о том, как проявляется авторитет Писания, находится следующее: живущих в пятом действии связывают с четырьмя предыдущими весьма неоднозначные отношения, причина чего заключается не в нашей измене традициям своих предшественников, а, как раз напротив, в нашей верности их части истории. Если бы один из персонажей в пятом акте пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается» начал бы вдруг повторять монологи из первого действия, пьеса потеряла бы всякий смысл. Мы должны действовать в соответствии с требованиями настоящего момента истории, сохраняя преемственность предыдущих действий (мы не вправе менять само повествование или пьесу). Но в то же время мы наблюдаем и определенный разрыв с прошлым, когда воистину начинает твориться все новое. Мы призваны хранить нерушимую верность прошлому и с радостным нетерпением смотреть в будущее. Так, например:

1)мы не должны думать, будто живем в раю, в мире, где нет зла, и поэтому можем на собственном опыте сравнивать «то, что есть» с «тем, что должно быть». Принципиально мы вправе сравнивать то, что было (т. е. Быт. 1–2), с тем что должно быть. Однако практически это трудно осуществимо, поскольку содержание первых глав Бытия сжато и стилизовано, а искупление вместо возвращения в Эдем обещает переход к новому творению, в котором старое уже не будет восстановлено в своем прежнем обличии, а предстанет перед нами в преображенном и окончательно завершенном виде;

2) нельзя воображать, будто мы живем в мире, где нет места искуплению. Поэтому мы не должны считать очевидное для нас зло вездесущим и всемогущим, с которым нельзя бороться;

3) мы живем не в древнем Израиле, поэтому — приведу лишь один пример — нам не нужно восстанавливать иерусалимский храм и возобновлять жертвоприношения;

4) мы не живем во времена земного служения Иисуса, а потому не должны считать, что временный запрет на благовестие язычникам (Мф. 10, 5–6) распространяется и на нас. (О том, что этот запрет носил временный характер, свидетельствует его отмена сразу после воскресения Иисуса в Мф. 28,19. Не всегда так легко разобраться в происходящем, но даже в самых трудных случаях, как правило, где–то кроется ключ к разгадке. Примером могут служить мучительные размышления Павла об иудейских законах.) 

Сформулируем это следующим образом. Мы читаем первые две главы Бытия, как начало пьесы, в пятом акте которой живем мы сами. Быт. 3–11 представляют собой второй акт, а история Израиля от Авраама до Мессии (кратко изложенная Павлом в Гал. 3 и Рим. 4) — третьим. Читая историю земной жизни Иисуса, мы погружаемся в решающий и кульминационный четвертый акт. Мы сами не живем в нем — не странствуем вместе с Иисусом по Палестине, не видим воочию, как он исцеляет людей, проповедует и садится за стол с изгоями общества, не ломаем голову над его планами последнего путешествия в Иерусалим — однако именно это ложится в основание нашего собственного, пятого акта. Более того, рассказ об Иисусе, явление которого стало решающим моментом в истории Израиля и главным событием в истории искупления создателем своего творения, имеет первостепенную важность для действующих лиц пятого акта. Поэтому как устная традиция проповеди Иисуса, так и написание канонических Евангелий в свойственной им повествовательной манере, были и остаются одним из его основополагающих моментов.

Итак, жить в пятом действии — значит, опираясь на все вышесказанное, осознавать, что именно с нашей помощью великое повествование движется теперь к своему логическому завершению. Когда мы, наконец, окажемся у цели, там не будет ни Храма, ни таинств, ни даже, осмелюсь сказать, молитвы в привычном для нас смысле этого слова, ибо все растворится в непосредственном присутствии Бога и в его любви. Нам уже не нужно будет читать Писание — не потому, что оно утратит свою значимость, а потому что оно, подобно карте, приведет нас к желанной цели. Именно этому я хотел бы посвятить последний раздел своей книги.

Крайне важным во многих современных дискуссиях является то, что наши взаимоотношения с Ветхим и Новым Заветами существенно отличаются друг от друга, причем мы заявляем об этом, нисколько не умаляя своей приверженности Ветхому Завету как бесспорно значительной части Священного Писания. Новый Завет — основополагающий документ пятого акта. Несмотря на многочисленные перемены, произошедшие в человеческом обществе, мы продолжаем жить в том же действии исторической драмы об отношениях Бога с его творением, что и апостолы и евангелисты. За все это время не произошло ничего подобного великой смене действий (от третьего акта к четвертому и от четвертого к пятому), имевшей место в период, отделявший их от Торы, Пророков и Исторических писаний. Даже с учетом того, что авторы Нового Завета (вопреки частым заявлениям об обратном) с большой ответственностью относились к Ветхому, между нами нет того разделения, которое существовало между апостолами и их каноническими предшественниками.

Называя себя христианами, мы должны поведать миру об Иисусе, появление которого стало кульминационным моментом в истории Израиля и легло в основу нашей собственной. Мы стали непосредственными преемниками христиан, живших когда–то в Коринфе, Ефесе и т. п., и потому не можем оставить без внимания все сказанное им, как если бы эти слова были обращены к нам самим. Нельзя отрицать актуальность Посланий, ссылаясь на разделяющий нас отрезок времени или на произошедшие за этот период общественные и культурные сдвиги, под влиянием которых они, якобы, устарели и вводят теперь своих читателей в заблуждение. Неотъемлемой частью христианского ученичества можно назвать способность видеть в Новом Завете основание для еще не завершенного пятого акта, признавая, что его ни в коем случае нельзя вытеснить или дополнить. Пятый акт продолжается, но его первая сцена не подлежит изменениям, оставаясь критерием оценки различных импровизаций, возникающих в последующих сценах. Только при этом условии церковь может и дальше жить под властью Писания, или, как я неоднократно подчеркивал, под властью Бога, осуществляемой им через Писание.

Новый Завет предлагает нам заглянуть в самый конец повествования. Его итогом станет не наше вознесение на небеса, как следует из многочисленных гимнов и молитв, а завершением нового творения. Наша задача заключается в том, чтобы с помощью Святого Духа и молитвы написать достойный сценарий происходящего между первоначальными событиями и главным документом с одной стороны, и окончательным установлением Божьего царства — с другой. Как только мы уясним эту структуру, все остальное понемногу встанет на свое место.

Понятие импровизации очень важно, хотя зачастую оно и понимается совершенно неправильно. Как известно любому музыканту, импровизация отнюдь не означает всеобщий беспредел. Она предполагает необходимость постоянно и тщательно прислушиваться ко всем окружающим голосам, а также проявлять неослабное внимание к темам, ритму и созвучию исполняемого произведения, в которое вплетается и наша партия. В то же время она приглашает нас, беспрекословно подчиняясь партитуре и прислушиваясь к звучащим вокруг нас голосам, искать новые возможности самовыражения при условии, что они, в конце концов, приведут нас к новозаветной цели — завершению нового творения, провозвестником которого стало воскресение Иисуса. Уже исполненная музыка, звучащие вокруг нас голоса и обещанное совершенное созвучие всех инструментов нового мира вместе задают параметры импровизации, допустимой в процессе чтения Писания и подтвержденной собственным примером проповеди содержащегося в нем евангелия. Каждый христианин, каждая церковь вольны предлагать свои вариации на заданную тему, но ни один христианин и ни одна церковь не вправе нарушать мелодию. Возвращаясь к образу театра, актеры и труппы, к которым они принадлежат (различные церкви), вольны разыгрывать новые сцены. Но никто из них не имеет права вставлять в пьесу сцены из других произведений или менять концовку. Если бы мы понимали это, мы были бы уже на пути к взаимному уважению и полноценной жизни под властью Писания.