Андрей Кураев - Кто послал Блаватскую?

Теософы же называют множество имен. Но при этом лукаво подмигивают: мол, нашего Владыку хоть Христом, хоть Анаксагором назови – все равно на деле вы будете молиться нашему “Кут Хуми”. Да, теософы зайдут в христианский храм и будут публично призывать там имя Христа. Но для них это будет всего лишь формой продолжения их ночного контакта с духом по имени Кут Хуми. И однажды они откроют обвороженному неофиту, что имя Христа можно забыть: так звали Кут Хуми в прошлом воплощении. Сегодня же его надо звать его нынешним именем. А еще лучше – завтрашним: “Майтрейя-Мошиах”! И уже сейчас надо привыкать к его последнему символу: “666 в апокалипсисе означает Будду, Христа, Майтрейю, каждого числом 6”… Кстати, в рериховских текстах никогда не упоминается столь значимый для христианской традиции персонаж, как антихрист. На пределе человеческой истории рерихианство не видит подмены; иудейского «мессию» рериховцы примут и лишь наградят его еще одним титулом: «Майтрейя!».

Поэтому призыв Ксении Мяло быть терпимыми по отношению к неоиндуистскому миссионерству в России и Европе (а именно этим и занимались как Блаватская, так и Рёрихи), сродни призывам либеральной прессы ни в коем случае не оказывать сопротивление чеченским и косовским боевикам, не раздражать этих носителей “восточной культуры” и все время капитулировать, капитулировать, капитулировать. Если перейти на столь любимый Вами, Ксения Григорьевна, политический жаргон, то в моих глазах Вы – генерал Лебедь, подписывающий Хасавюртовские соглашения…

7. политическОЕ СПЛЕТНИЧЕСТВО КАК СРЕДСТВО УХОДА ОТ РЕАЛЬНОСТИ

В моей книге, на которую откликнулась К. Мяло, есть четыре пласта. Есть в ней страницы, написанные в жанре журналистики, есть философия, есть богословие. И есть религиоведение.

Теперь смотрим книгу К. Мяло. Философии в ней нет; все философские проблемы, поднятые в моей книге, и касающиеся различий в понимании Бога, человека, личности и свободы в христианстве и в теософии, просто игнорируются. Тут Мяло следует полуторавековой теософской традиции. Теософы, уже более столетия занимаясь критикой церковно-христианского учения, никак не реагируют на ответы со стороны христианских мыслителей.

Еще Владимир Соловьев весьма критически писал о построениях Е. Блаватской[265]. Покажите мне хоть один теософский текст, серьезно отвечающий Владимиру Соловьеву.

Русские философы первой величины - о. Сергий Булгаков, С. Франк, Н. Лосский, Н. Бердяев, Л. Карсавин, о. Василий Зеньковский, А. Лосев и другие весьма критически отзывались о теософии и антропософии (их тексты приведены в главе "Невежды о теософии" в моем двухтомнике)[266]. Где серьезный ответ на приведенные ими аргументы?

Несмотря на то, что крупнейшие христианские философы выступали с критикой теософического пантеизма, теософы ни разу не заметили этой критики (точнее говоря – защиты христианского верования в Личного Бога) и ни разу не ответили. Уж жестче Бердяева никто не критиковал теософию. Вместо ответа со стороны рёриховцев следует воздушный поцелуй: “крупнейший русский философ Бердяев”[267]. Так, - а если “крупнейший”, то отчего же тогда рёриховцы никак не реагируют на его критику теософии? Как возможен “диалог”, если теософы бросают обвинения в адрес христианства, но не выслушивают наших ответов?

В мире науки при защите диссертации принято, выдвинув некий тезис, выслушать возражения оппонентов и ответить на них. Ответ должен быть обоснованным и должен включать в себя реакцию на все услышанные возражения. Не со всем нужно соглашаться. Но на всё нужно отреагировать и привести научные доводы в поддержку своей позиции.

Теософы этому принципу научной этики не следуют. С самого начала они объявляют себя вне всякой критики со стороны науки: “что каждый ученый, не будучи ни мистиком, ни каббалистом, может претендовать на право выносить суждения о древнем Эзотеризме, - против чего мы будем бороться”[268].

Если не-каббалист (то есть христианин или просто светский ученый) попробует не согласиться с теософами – в ответ он услышит: “мракобесы отвергают всякий оккультизм. Вот уже истинные подонки, не пригодные ни к чему. Космический сор, просто подлежащий уничтожению!”[269]. Так выражается благовоспитаннейший Николай Константинович Рёрих…

Есть ли хоть что-то подобное в моих текстах? Но это нисколько не смущает защитницу Рёрихов бросить в мой адрес, - будто характерной чертой моих выступлений является “особая грубость тона, на грани базарной ругани, смешанной с развязными личными выпадами” (с. 38). И это всего лишь за мои слова (в кратком интернетовском отклике на первое издание ее книги) о том, что Мяло присуще “милое теософское невежество”! Ксения Григорьевна, давно ли Вы были на базаре?

Итак, Мяло, как и все предшествующие ей апологеты теософии, ничего не смогла возразить по философским проблемам. Она даже их не заметила. Ну да – “все нападки не имеют значения”[270]. Ведь они исходят от “двуногих”[271] и «космических отбросов»[272].

О качестве богословских и религиоведческих страниц труда Мяло мы еще поговорим.

А вот журналистики в ее книге много, причем журналистики до смешного политизированной. Вполне в традициях советского агитпропа, книжка Мяло своей главной задачей ставит “вскрыть политическую подоплеку и заказчиков вполне целенаправленной атаки”[273].

Из того, что я считаю Россию частью западной, средиземноморской культуры, Мяло делает вывод, что я чуть ли не сторонник натовской бомбежки Югославии… Я говорю о том, что духовные влияния Индии отравляли западный мир философским пессимизмом – а Мяло начинает рассказывать мне про древние традиции торговых связей Средиземноморья и Индии[274]. Разговор по принципу “В огороде бузина, а в Кулу – махатма”…

Эту чрезмерную политизированность моей критикессы я могу понять. Каждый говорит о том, чем он живет. Может быть, я слишком многое в современной жизни приписываю религиозным мотивам, и, может, слишком увлеченно к любой, даже политической проблеме подбираю религиозный ключик. А Мяло считает, что к любым проблемам подходит ее ключик – политический. Она и в богословии ищет политику: “все приемы его работы выдают в нем именно идеолога и политика”, - говорит Мяло обо мне (с. 224)…

У Мяло свой интерес – защитить любезную ее сердцу (и Рёрихам) “Советскую Россию”. У меня свой: защитить православие от растворения в оккультной “эзотерике”. Но это – интерес именно религиозный, а не политический.

Однако, Мяло кажется, что именно в политике и даже в русофобии таится исток моей полемики с теософами. Мяло подозревает меня в тайных связи с еврейским капиталом: “Кураев, не мудрствуя лукаво, повторяет тезисы О. Шишкина, серия антирёриховских статей которого была опубликована в финансируемой "Мост-банком" газете "Сегодня". Гусинский в роли защитника Православия от "чудовищного Рёриха" - не правда ли, занятно?” (с. 199).

Конечно, занятно. Ведь по заверению Сергея Зверева, заместителя главного директора группы "МОСТ", “Группа "МОСТ" - основной спонсор Московского Центра Рёриха”[275]. Конечно, это нисколько не помешало Л. Шапошниковой сказать С. Ключникову (или кому-то иному из издательства “Беловодья”, выпустившего книгу Мяло), что с “МОСТ-банком” у Международного Центра Рёрихов (Зверев, несомненно имел в виду именно его, поскольку “московского” рёриховского центра не существует) не было “вообще никаких пересечений” (с. 229). Что ж, госпожа Шапошникова просто проводит в жизнь рёриховские заветы: “Когда Мы говорим о необходимости честности, мы не имеем в виду негодных людей. Правда не есть отвлеченная условность, она есть осознание космических законов, основанное на непосредственном опыте. Поэтому наш счетовод может ошибиться в цифре, не становясь нечестным” (Агни Йога, 156).

“Елена Ивановна говорила, что… цель оправдывает средства, если ко благу. Но иезуиты исказили эту благородную формулу, применяя для личных эгоистических целей”[276]. А поскольку цели масонов и теософов благородны и отнюдь не эгоистичны (вершинная цель: своего Вождя навязать всему миру) – то для их цели подходят любые средства…

Еще более занятно то, что Мяло, в восприятии которой беды России объясняются западными антирусскими заговорами, тем не менее берет под свою защиту откровенно масонское движение.

Напомню лишь несколько штрихов из жизни Рёриха и его окружения. Елена Рёрих вспоминает, что «Непосредственно после революции имя Н.К.Р. было именем кандидата на пост министра изящных искусств, который тогда преполагало создать Временное правительство»[277]. Если учесть, что Временное правительство было правительством чисто масонским, то приглашение ими именно Рёриха в свой круг характеризует не столько их художественные вкусы, сколько мирок рёриховских контактов…