Сбоник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

31. Ко всем этим вещам был обращен мой разум[1336], когда я стремился понять великий дар письменных знаков. И поскольку в связи с этим великий восторг объял меня и подвиг меня к славословию и хвале его Дарителю, то я пожелал написать о них также и твоей доброте, дабы и ты сплел венец бесконечного славословия Тому, Кому необходимо воздать хвалу. И будем молить Его о том, чтобы, как Он по Своей милости сделал нас достойными того, чтобы мы прославляли Его перед лицом этих малых вещей[1337], Он также сделал нас по Своей благости достойными того, чтобы не при посредничестве чего‑либо из творений, но при посредничестве Его Сына и Духа мы наслаждались Его бесконечной любовью и прославляли за все, что Он сотворил. Аминь.

I] 32. Послушай же далее о том, что послужило причиной нашего письма к твоей доброте, и прости нам, что из‑за этих вещей[1338] мы немного замедлили. Как я думаю, тебе известно, мой господин, что есть люди, говорящие, что «привычка — это вторая природа»[1339]. Но как мне кажется, в этом выражении не только нет мудрости, но оно также являет недостаток обучения и способности к анализу[1340] у тех, кто им пользуется. Твоей же учености известно, что как тяжело верблюду, подобно орлу, взлететь в воздух или рыбе ходить по суше, ибо им не дано это по природе, вместе со многими другими вещами, которые, согласно с этим примером, не могут произойти, — так же тяжело чему‑то, что есть в природе, измениться. Что же касается привычки, то как легко орлу, когда он захочет, взлететь в воздух или, когда он захочет, опуститься на землю, и как просто рыбе из реки в реку, или из реки в море, или из моря в реку прокладывать свой путь, поскольку это есть в их природе, — так же просто все, что составляет для кого‑то привычку, может быть заменено другой привычкой, ибо в [его] природе находится место и для одного, и для другого. 33. И вот что я хочу сказать. У меня есть привычка принимать пищу один раз в день[1341]. И если я хочу поступить выше привычки, то я могу принимать [пищу] один раз в два дня. Если же против привычки — то два раза в день. И как я говорил, эта привычка может изгнать ту привычку, ибо природа может склониться и туда, и туда. Потому что согласно с природой — принимать пищу всегда в определенное время, выше природы — вообще не питаться, и против природы — все время быть прожорливым[1342]. [Так же] со всем другим, что похоже на этот пример. 34. Итак, ни то, что выше привычки, ни то, что против привычки, не заслуживает удивления, поскольку все это согласно с природой. То же, что случается выше природы или против природы — вот что заслуживает удивления. Ибо удивлению [по поводу того, что случается] выше природы, сопутствует похвала, удивлению же [по поводу того, что случается] против природы — осуждение.

35. Прежде всего нам необходимо понять, сколько существует природ[1343], сколько их чинов[1344], сколько их качеств[1345], сколько их форм[1346], сколько существует побуждений[1347] каждой из них и что им противоположно; что такое эти побуждения и их противоположности; какие из них естественным образом без тварной причины в свое время изнутри приходят в движение, а каких из них, хотя те и находятся в природе, тварные причины побуждают к росту; какие [из них] рвут и разрушают природу, когда случается, что преобладает смешение элементов[1348] горячего и сухого, какие — когда горячего и мокрого, какие — когда мокрого и холодного, какие — когда холодного и сухого, а какие — когда в смеси каждый [из элементов] равен остальным; какие [из них], даже когда им случается прийти в движение, не совершают действия, а какие не завершают действия, потому что не выдерживает природа; есть ли среди них такие, которые, возможно, совершенно оторвались от природы, и если они оторвались, то есть ли возможность того, что вместо них будут привиты другие.

36. Поняв все это, мы уразумеем и то, что происходит по природе, что — выше природы, а что — против природы. Как я думаю, до того, как человеку не станут понятны эти разделения, он не сможет вникнуть в то, что выше природы, даже если, скажу я, ход его жизни согласен с природой. Ибо кто способен оставить тьму, если он не видит свет? Или кто откажется от рожков, если он не находит хлеба?[1349] Есть еще многое, что похоже на это. 37. И как блаженный Моисей приводит рассказы о видимых творениях[1350] для [определенных] людей — тебе и самому известен такой тип людей, — так же и мы молимся о том, чтобы при помощи благости Божией мы могли говорить хотя бы об этом видимом теле, его качествах, чинах, формах и побуждениях.

38. Итак, что касается числа природ творений, то известно, что их только две: чувственно воспринимаемая и умопостигаемая[1351]. Тот, к Кому мы отказываемся приближаться из‑за Его таинственности и величия, может быть познан, насколько это возможно, посредством чувственно воспринимаемого, как душа — через тело. 39 Начнем же нашу речь, насколько это в наших силах, с природы тела и того, что ему принадлежит. Твоей учености известно, мой господин, что это чувственно воспринимаемое тело благодаря славной премудрости Божией[1352] состоит из четырех чувственно воспринимаемых элементов. И поскольку оно составлено из них, то от них и через них его жизнь и смерть, его здоровье и болезни, и так произошло не без провидения его Творца. 40. От этого, как мы говорили, в нем обнаруживаются побуждения, которые соответствуют его качествам[1353]. Его же качества следующие: теплота, холод, сухость и влага[1354]. Поэтому оно не может жить в сухости, но без влаги, или в тепле, но без холода. И пока [его] качества находятся в равновесии, оно пребывает в здоровье, а его побуждения приходят в движение упорядоченно. Когда же одно из качеств оказывается преобладающим, то оно нарушает весь порядок. Поэтому и существует стремление к равновесию всех качеств[1355].

41. У тела же умопостигаемого[1356] есть следующие порядки[1357]: жизнь и смерть, здоровье и болезнь. Его формы[1358], при этом, такие: стояние и сидение, хождение и склонение, молчание и говорение. Его побуждения следующие: голод, сон, желание, ярость, страх, грусть, ненависть, лень, беспокойство, хитрость, гнев, чванство, печаль, скорбь, злоба. Противоположны этим побуждениям: сытость, бодрствование, отвращение, умиротворение, смелость, радость, любовь, рвение, спокойствие, простодушие, мягкость, смирение, веселье, утешение, доброта[1359]. Его чувства такие: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание. Все это — и если есть что‑то другое, что может быть присоединено к этому, но о чем не было написано — мы имеем совместно с животными. Ибо все то, что имеют [дикие] звери и [домашний] скот, имеет и тело. 42. При этом все эти [побуждения] не могут проявляться в теле всегда в одинаковой мере. Но когда одно из них начинает действовать в свое время — побуждает ли его к движению причина изнутри или извне, — то оно действенно изгоняет из тела другое, противоположное[1360] ему побуждение, которое пребывало в теле в возможности, дабы и оно могло проявиться в свое время. Так, когда обнаруживается голод, то отсутствует сытость, когда сон — бодрствование, а когда грусть и страх — то радость и смелость вместе с другими похожими [примерами]. 43. Но ты знаешь, что эти противоположности полностью не удаляются, поскольку из сытости вырастает голод, а из радости — грусть. Без них тело не существует, но они не служат ему всегда в равной мере. Потому что оно не спит все время и все время не бодрствует, не всегда питается и не всегда находится без пищи. 44. И так [происходит] со всеми побуждениями и их противоположностями, которые мы перечислили согласно трем порядкам[1361] и шести формам[1362], описанным выше, я хочу сказать: согласно жизни, здоровью и болезни. [Например,] бодрствование и сон: то, что связано с бодрствованием и здоровьем, во сне и болезни отсутствует, хотя и не все и не совершенно. Мы видим, что во сне прекращаются питание, зрение, размышление, гнев, печаль и радость, которые [существуют] в реальности, вместе с другими похожими вещами. 45. В болезни же прекращается не все, что прекращается во сне, но она останавливает побуждения в соответствии с ее размером и силой. Здоровье и бодрствование, напротив, сопутствуют всем [побуждениям], даже если не все они в равной мере проявляются. А дыхание существует всегда: в бодрствовании и во сне, в здоровье и болезни, вместе со всеми побуждениями тела, ибо оно — его жизнь. И как дыхание находится во всем и со всем, и все ему сопутствует, так и смерть чужда всем [побуждениям], и она прекращает их все.