Сборник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том II

Итак, если даже сейчас, после того как мы тебе привели множество доказательств из Божественного Писания о различии природы и энергии, ты не хочешь поверить ему, то обратись хотя бы к врагам Писания: мы приведем тебе свидетельства тех, кого ты уважаешь, чтобы хотя бы этим тебя устыдить. Вот одно из них самое достоверное, как сказал один из мудрецов, хотя все внешнее противно Божественному Писанию. <…>

Наконец, откуда мы тебе приведем уверение? Не от кого иного, как от Аристотеля, которому подражают все, имеющие ум. Ведь он был одним из мудрейших мужей и образованнейших древних греков. Он написал довольно много замечательных вещей. Одну из них он назвал: «Лекции о природном», или «Достойное учение о природном», где он подробно излагает различие между всеми видами движения. Движение — это не природа, но природное свойство, ибо сам говорит, что природа определяется началом движения и покоя. Ему необходимо было показать, что есть первое начало и причина, а затем объяснить, что это природное движение имеет некую силу для этого некого покоя, или конец, чтобы мы это увидели. Необходимо, чтобы было первое живое существо, а потом движение и покой соответственно, так что одно — движение, а другое — основание его. Когда он говорит о душе, или о небе, или земле, или воздухе и воде, или о происхождении животных, или об их частях, то считает все эти предметы тварными [т. е. природными]. Ибо одно — природа [тварь], а иное — природное, или энергия в природе[1632]. <…>

Многие другие свидетельства имеем, переданные от внешних мудрецов, о различии сущности и энергии, собранные вместе и согласные с творениями святых отцов, но не хотим мы уподобиться неопытным учителям атлетов и стать честолюбцами, неуместно что–то, из этого удерживая, но достаточно приводим доказательств. Если они были греки, то были мудрыми, а если мудрыми, то правдолюбивыми. Это — свойство мудрецов. Как и Платон определяет мудреца: «Мудрым я называю того, кто любит мудрость, то есть Бога»[1633]. И Аристотель добавляет: «Мудрецом я называю того, кто всеми силами уподобляется прежде первому Мудрецу»[1634]. И Господь говорит: «Возлюби Господа Бога твоего от всего сердца твоего, от всей силы твоей и от всего разума [помышления] твоего» (Мф. 22,37). И вновь: «Будьте милосердны, как Отец ваш Небесный» (Лк. 6, 36). И с этой истиной все греки соглашаются. Поэтому всем ясно, если и в других местах таковое написали, то, думаю, их Бог побуждал их завистью, или ссорой, или негодованием, или суровостью слов, но не прикрывались они этим, но, как было возможно, истину в мире всем предоставили.

Акиндин и все его последователи не знают, что, страдая, или хромая в благочестии, других мудрецов, других святых, другого Бога, придумывают, некие нововведения, сами в себе построив, прежнего совершенно не придерживаются. Среди другого нечестия Акиндин и следующий вздор болтает, что не иначе, как при помощи некого посредника творения, или какой–то науки, всякое, даже слабое, созерцание Бога — то есть Его постижение — становится возможным. Поэтому, когда он некогда об этом говорил, мне стало ясно, что его речи исполнены глупости и обмана. <…>

Мудрые во Святом Духе, не только через бытийственность и красоту всего, гармонию и соответствующий благоустроенный промысел о движении всего, но и через созерцание нематериального ума созерцают нематериальное, как постижимое. Поскольку подобному подобное любит собеседовать и непосредственно сопредстоять, то есть нематериальный и бесстрастный ум — первому нематериальному, простому и сущему Уму. Этому же научает соответственно Евангелие: «Счастливы те, кто чист сердцем, поскольку они будут Бога созерцать» (Мф. 5, 8), причем не только в будущем веке, но и в настоящем. Также не говорит, что счастливы те, кто через постижение только внешней науки научившись, через это будут созерцать Бога. <…>

Каждая сущность познается и почитается от свойственных ей энергий, ведь это действительно так. <…> «Многообразны и разнообразны его энергии, которые к нам снисходят, — считает святой Василий Великий, — существующие, как собственные Ему, около Него»[1635]. Также и великий Григорий считает, что «не из отдельных от Него энергий, но из около Него» сущих познаем Бога[1636], а сущность Его пребывает разными способами превыше понимания. <…>

Акиндин, во всем последуя Арию и Евномию, не это, но саму природу деяний представил их именами, как и те враги и беззаконники, которые во Святой Троице не рожденное, рожденное, исходящее, не различая, смешивали. Но его мы со всеми его пустословными и нелепыми речами и помощниками обличим одним — естественным доказательством. Природа человека, то есть сам человек, одна, но получает многие наименования, пока пребывает в этой жизни. Так, мы ее называем: зародышем, младенцем, отроком, юношей, молодым человеком, мужем. Но и он имеет много имен и будет их иметь в ближайшее время. Например, человек — это может быть пожилой или старик. Младенец — так называют из–за доброго ума или кротости; новорожденный — потому, что его кормят жидкой пищей; дитя — потому, что небольшой и пьет молоко или воду, и т. д.[1637] <…>

Вообще, всякая природа от сущностновидной ее энергии получает наименование. Но на это кто–то может возразить: как же тогда по отношению к триипостасному Божеству? Божество — это имя, но не природу ли саму оно изображает Божию? Нет, но некоторую энергию, то есть промыслительную обо всех и созерцательную, и это нам ясно представлено цитатами из Священного Писания. <…> Предвидение, или промышление, — это природные энергии, а не природы, если же это природы, как ты учишь, то Бог становится сложенным из многих и разных природ. <…>

И об этом всем и мы имеем такое же представление и всем другим предлагаем так же мыслить, что у Святой и безначальной Троицы одна сила и энергия, поскольку у Трех воспеваемых нами ипостасей одна природа[1638]. Итак, это — одна сила, одна энергия, и одна слава одной Святой Троицы, которая — одно и едина, многообразно делами засвидетельствованная. <…>

Св. Нил Кавасила (Д И. Макаров, Г. И. Беневич)

Св. Нил Кавасила (конец XIII в. — март 1363 г.), следующий после св. Григория Паламы митрополит Фессалоникийский (июль 1361 — март 1363 г.), — один из виднейших православных богословов–догма–тистов и полемистов поздневизантийского периода и одна из крупнейших личностей своей эпохи[1639]. Семья Нила была весьма известна в Фессалониках. В эпоху Палеологов ее прославили как богословы св. Нил и более знаменитый в России его племянник св. Николай Квасила[1640] (его мать, сестра Нила, закончила жизнь монахиней в монастыре св. Феодоры в Фессалониках).

Нил родился и воспитывался в Фессалониках, которые были в XIV в. вторым по значению городом в империи после Константинополя. Николай Кавасила называл Фессалоники того времени «вторыми Афинами», настолько важным центром духовной культуры и просвещения они тогда были. По свидетельству современников, даже среди многих выдающихся людей Нил выделялся своей необыкновенной эрудицией; отличался он и острым умом и добродетелями. До того как он занял епископскую кафедру, Нил преподавал риторику в Фессалониках и Константинополе. Известно, что в 1337 г. Николай Кавасила отправился в Константинополь, чтобы продолжить образование под руководством дяди.

Вероятно уже в 30–е гг. XIV в. св. Нил начинает активно включаться в богословскую полемику своего времени. Наиболее важными вопросами, о которых он пишет, являются, во–первых, спор с латинянами о Filioque, и во–вторых, полемика вокруг исихазма. Что касается первого, то важным историческим событием здесь было прибытие в 1334 г. легатов папы Иоанна XXII в Константинополь для обсуждения вопроса о соединении Церквей. Не исключено, что св. Нил участвовал уже в этих дискуссиях с латинянами; в любом случае, не приходится сомневаться, что он принимал участие в других дискуссиях — с легатом Павлом, в 1355 г. Для Византии тогда, как, впрочем, и для всего последнего периода ее истории, вопрос стоял о выборе: подчинение Риму ради получения помощи против турок или сохранение своей духовной свободы с риском (все увеличивающимся) утраты политической независимости. Св. Нил в этой ситуации выступил однозначно как защитник традиционного православного учения.

Именно к этому периоду, вероятно, относятся его антилатинские сочинения, в частости трактат, обличающий латинян в нежелании созвать Вселенский собор для обсуждения разногласий по богословским вопросам и в их желании навязать свое учение ссылкой на авторитет папы. Кроме того, сохранился его трактат «О главенстве папы» и целый ряд сочинений, посвященных полемике с латинянами по вопросу Filioque.