Сбоник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

За время пребывания в Нптрпйской пустыне Евагрием была написана основная часть его сочинений, в число которых входят как небольшие послания, так н значительные по объему тексты. Это отличает Евагрия от многих пустынножителей его времени, о которых до нас дошли только косвенные свидетельства. Его современники не оставили точных указаний на названия и количество созданных им произведений[1230], однако, даже если судить по сохранившимся текстам, оно было довольно значительно[1231]. Церковное осуждение 553 г. привело к тому, что часть сочинений Евагрия дошла до нас только в переводах, а некоторые сохранились под другими именами — прежде всего Нила Анкирского, а также Василия Великого (которому долгое время приписывалось «Послание о вере») и Максима Исповедника[1232].

Продолжатель традиции Александрийской экзегетической школы Евагрий оставил после себя ряд комментариев к Священному Писанию, написанных в жанре схолий. Частью монашеской практики выступало постоянное чтение Священного Писания, в результате чего библейский текст вплетается (иногда в виде точных цитат, иногда в виде аллюзий) во все сочинения Евагрия, и его экзегетические сочинения очень важны для понимания всего его учения. Особенный интерес представляют его «Комментарий к книге Притч» и «Комментарии к Пса. ишр>[1233]. Сохранились также его «Комментарии к Екклесиасту»[1234].

Большинство произведений Евагрия было составлено в форме коротких сентенций, удобных для запоминания. Так написаны два связанных между собой трактата, обращенные «к девам» и «к монахам» («Sententiae ad monachos» и «Sententiae ad virginem»)[1235]. Такую же форму имеет трактат «О молитве», который дошел до нас на греческом языке под именем Нила Синайского[1236]. На греческом языке сохранился и трактат «О помыслах» (Περί Λογισμών), авторство которого долгое время также приписывалось Нилу[1237].

Теме борьбы с различными «помыслами», которые объединяются Еваргием в восемь основных типов, посвящен трактат «Опровержение» (Αντιρρητικός), который упоминают Палладий и Сократ, что говорит о его популярности среди современников Евагрия. Тем не менее он сохранился только в сирийском и армянском переводах[1238]. На сирийском и армянском языках до нас дошло несколько небольших произведений Евагрия, отчасти экзегетического, отчасти аскетического содержания, которые в значительной части остаются неопубликованными[1239].

Три наиболее объемных сочинения Евагрия объединяются современными исследователями[1240] в своего рода трилогию, являющую его учение в последовательном изложении: «Практик» (Πρακτικός), «Гностик» (Γνωστικός) и «Гностические главы» (Κεφάλαια Γνωστικά). Трактат «Практик», посвященный «умному деланию» (греч. πρακτική), полностью сохранился на греческом языке[1241]. Значительно меньшее по объему сочинение «Гностик», в котором идет речь о духовном знании, дошел до нас на греческом языке только частично[1242]. В полном виде он сохранился в переводах на сирийский и армянский[1243].

Только на сирийском и армянском языках дошла до нас и полная версия «Гностических глав». Несколько греческих фрагментов этого сочинения передавались под именем Максима Исповедника как «Практические главы»[1244]. В 1912 г. Вильгельм Франкенберг издал на основе пяти рукописей большое собрание текстов Евагрия, сохранившихся на сирийском языке, среди которых был и текст «Гностических глав», сопровожденный комментарием Бабая Великого. Спустя несколько десятилетий А. Гийомон обнаружил редакцию этого текста, отличающуюся от той, что была издана в 1912 г., и более точно, по его мнению, отражающую греческий вариант сочинения[1245].

Вместе с другими работами Евагрия Франкенберг опубликовал корпус из 62 его писем[1246]. Эти тексты, как отмечает их исследователь Г. Бунге, значительно расширили наши представления о том, каким человеком был Евагрий и в каком историческом и духовном контексте он создавал свои сочинения[1247]. К корпусу этих писем примыкают два больших послания: «Послание о вере», одно из самых ранних сочинений Евагрия, и «Послание к Мелании», которое было составлено незадолго до его смерти.

Мировоззрение Евагрия, «философа в нустыне», по выражению Антуана Гийомона[1248], сформировалось под влиянием двух традиций, которые нашли в нем свое оригинальное соединение[1249]. В юношеские годы, проведенные им в обществе Великих Каппадокийцев, он смог познакомиться как с философской традицией платонизма, так и с трудами Оригена, органически с ней связанной. Пятнадцатилетнее пребывание в египетской пустыне открыло для него аскетический опыт египетского монашества (прежде всего через общение с Макарием Египетским) и сделало одним из самых ярких выразителей этого опыта’[1250]. «Бывший ранее философом только в слове, он приобрел философию и через дела», — пишет о египетском периоде жизни Евагрия Сократ Схоластик[1251]. Слово «философия» в приложении к Евагрию, таким образом, имеет практический смысл, что было в той или иной мере характерно для всех философов античности, для которых философия была в первую очередь образом жизни. Тем не менее в случае Евагрия «практическая» составляющая выступает на первый план, так что все его учение предстает в виде пути духовного совершенствования и приобретения того состояния, которое может быть названо «знанием».

В согласии с платонической традицией Евагрий полагает, что в основе мироздания находится Λόγος, разумный принцип. Руководствуясь им, Бог сотворил «разумные существа» (τά Λογικά), или «умы» (νόες), пребывавшие изначально в единстве с Творцом[1252] и обладавшне совершенным «знанием» (называемым Евагрием «сущностным знанием»: γνώσις ούσιώδης). Это единство, однако, было нарушено из‑за самовольного отпадения «разумных сущностей» от своего Создателя (Евагрий обозначает его в сирийских текстах термином mettzVamita — «движение, побуждение», что соответствует греч. κίνησις). В результате этого «отпадения» образовалась иерархия творения, на вершине которой находятся высший Ум, Бог, а также «утиные сущности», а внизу — все, что относится к «чувственной» природе, и демоны. Отпавшие от Бога «умы» были соединены с душами и облечены в тела, которые связали их с низшим, «чувственнылт уровнем творения.

Эта космологическая часть учения Евагрия в несистематической форме присутствует в трактате «Гностические главы» и наиболее последовательно выражена им в «Послании к Мелании». Так же как и Ориген, Евагрий полагает, что утраченное единство с Богом должно быть восстановлено в конце дней, когда «умная» природа вновь вберет в себя все остальные уровни раздробленного творения и соединится со своим Творцом, чтобы обрести полноту «знания» Его.

Однако пока это не произошло, каждый человек, появляющийся на свет, находится в подчиненном положении: будучи сотворенным «по образу Божиему», он сохраняет в себе «умное» начало, некогда пребывавшее в единстве с Богом, но оказывается в подчинении у чувственной реальности, с которой его связывают душа и тело. Тем не менее у человека есть возможность освобождения, и это путь, который Евагрий определяет в начале трактата «Практик» (первой части его большой «трилогии») следутощим образом: «Христианство есть умение нашего Спасителя Христа, состоящее из практики, физики и богословия»[1253].

Евагрий называет здесь не столько формальные области знания, сколько те стадии, которые должен пройти человек на духовном пути. Этап «практики» (πρακτική) имеет своей целью противодействие души[1254] «помыслам» (Λογισμοί). Борьба со «страстями» (πάθοι)[1255], которой посвящены трактаты «Опровержение» и «Практик», должна привести к состоянию «бесстрастия» (απάθεια), освобождающее человека от ига «чувственности» и дающее ему подлинное понимание реальности. Это состояние называется им словом φυσική, поскольку человек становится способен видеть духовную реальность (Λόγος) сквозь видимый, «чувственно воспринимаемый» мир[1256]. Только достигнув свободы от «страстей» и духовного взгляда на реальность, «ум» (νους) становится способным воспринять «знание» о Боге, «богословие»[1257].

Таким образом, путь очищения «ума» оказывается движением от «практики» (πρακτική) к «знанию» (γνώσις)[1258], и одновременно «восхождением ума к Богу»[1259]. В конце этого пути «уму» открывается духовное «единство» мира, которое должно быть исполнено в эсхатологической перспективе, когда исчезнут различия («имена и числа», по выражению «Послания к Мелании») и «Бог будет все во всем»[1260].