Юрий Низовцев - Свобода, жизнь и сознание.

Свобода отнюдь не гармония между влечением и его реализацией, как полагает Фихте. Наоборот, это сила, контролирующая разрушение существующего порядка ради внедрения новых проектов сознания, тут же сменяющихся другими.

Фихте совершенно точно отмечает невозможность действия отдельного сознания в мире, но делает из этого неверный вывод, полагая, что объединение сознательных действий людей дадут свободу миру.

Полная реализация свободы в нашем мире, точнее, измерении невозможна в силу его антагонистичности. Да она и не нужна. Чтобы говорить о свободе, надо понимать, что она существует не сама по себе и для себя, и, тем более, не для человека в своем окончательном виде, а она существует как состояние души, способствующее развитию последней в любых условиях. Поэтому надо говорить, прежде всего, не о свободе – она лишь средство, – а о цели, коей является развитие души, преодолевающей все мыслимые препятствия в ходе своих неисчислимых жизней, чему способствует свободное состояние сознания, взаимодействующего с внешним для него миром. Поэтому и тело, и собственность нужны только на определенном этапе развития сознания, не способного в соответствии с имеющимся у него уровнем без них двигаться вперед. На самом же деле, в более высоких мирах ни тело, ни собственность, ни даже пол не требуются для души, достигшей соответствующего уровня развития после прохождения ею испытаний нашего мира, о чем, кстати, неоднократно говорил Христос.

Шеллинг Ф.

Шеллинг понимает под свободой не случайную возможность выбора, а внутреннее самоопределение в человеческой деятельности. Первичная воля вполне свободна, но те акты, в которых она проявляется, следуют один за другим с необходимостью и определяются ее первоначальной природой. Тут совмещается свобода с необходимостью.

Далее Шеллинг указывает, что свобода состоит в преодолении страха перед добром и в преодолении стремление ко злу, ибо добро требует самоотречения и умерщвления себялюбия. [21]

В данном подходе к понятию свободы Шеллинг, как и остальные его предшественники средних веков, не дает ни определения свободы, ни указывает на ее предназначение, а пытается разрешить неразрешимый вопрос – о том, как же может свобода для человека, в любом случае ограничиваемая бытием, сочетаться с необходимостью, порядком. Предложенное им решение сугубо схоластично, поскольку свобода, с одной стороны не совмещается с необходимостью, противостоя ей, а с другой стороны, в этом противостоянии они дополняют друг друга и не могут существовать друг без друга. Противостояние их сказывается в том, что благодаря свободе сознания человек, в отличие, например, от животных, только и делает, что сознательно нарушает порядок. А то, что они дополняют друг друга сказывается в том, что свободе требует какой-то порядок для собственной опоры и понимания того, что она способна его нарушить, а необходимость, порядок как бы подставляются свободе, поскольку свобода сознания не желает превратить порядок в хаос, а хочет только изменить его на другой – новый порядок, более интересный и любопытный для сознания, которому она принадлежит.

Первичная воля не может быть свободной, поскольку она определяется сознанием, которое действительно свободно в своем состоянии неудовлетворенности, однако стремления сознания могут иметь разную природу как внутреннюю, не имеющую явных причин, так и внешнюю, которая диктуется той или иной необходимостью.

Что касается добра и зла, то в абсолютном виде их не существует: что одному кажется добром, для другого будет злом. Особенно это касается несовпадения целей для разных личностей. Однако Шеллинг совершенно прав, когда утверждает, что, если человек действительно стремится к свободе, то он должен отказаться от себялюбия. Тем не менее, животное начало в человеке не позволяет ему окончательно решить этот вопрос – человек только может стремиться к этому.

Гегель Г.

Гегель считает свободу субстанцией духа, ее центром. Дух всегда у себя бытие. Материальные вещи бытием не обладают. Свобода ни от чего, в частности, и внешнего, зависеть не может. Поэтому ее целью может быть только сам дух. Свободой духа руководит его внутренняя необходимость, не являющаяся тем самым принуждением.

С одной стороны, Гегель в переносе на общество предполагает наличие свободы, определяющей новизну и неповторимость при историческом развитии. С другой стороны, основание человеческой свободы Гегель видит в необходимости, которая сопряжена с разумом, который есть творческое начало и сила. Разум бесконечен и содержит в себе всю истину и суть. Таким образом, разум в истории – это признание закономерного, целесообразного, необходимого характера исторического развития. Как только созидаемое историческим процессом перестает быть необходимым, оно становится неразумным и недействительным.

Зрелость свободы на практике и человеческом сознании есть показатель зрелости общества, критерий общественного прогресса.

Осуществленная свобода человека начинается с гражданского состояния, которое есть не ограничение свободы по существу, так как без государства свобода остается лишь назначением, но не действительностью: «Как осуществление свободы каждого в единстве всех, государство, вообще, есть абсолютная самоцель». Свобода, по мнению Гегеля, является конечной целью человеческой истории. [22, 23]

Гегель единственным бытием считает дух, чьей свободой руководит его собственная внутренняя необходимость. Этот принцип он переносит на мир, общество, которыми так же руководит необходимость, сопряженная с бесконечным и всесодержащим разумом. Однако в обществе проявляется свобода, обеспечивающая получение нового. Но эта свобода находится в рамках закономерного и целесообразного исторического развития. Без необходимости все становится неразумным и недействительным.

Этим подходом Гегель повторяет заблуждение своих предшественников, которые так же за основу всего сущего брали нечто бесплотное, идеальное, производящее нечто плотное и материальное.

Как мы указывали ранее, бесплотного не бывает: из ничего ни материя, ни информация, ни сознание, ни свобода не производятся, поскольку производить их не надо – они существуют, в нашем понимании времени, вечно в различных формах, дополняющих друг друга, и, вместе с тем в разной степени противостоящих друг другу. Высшей формой всех миров и измерений является самосознающая материя – сознание, которая благодаря присущему ей свободному состоянию имеет возможность постоянно развиваться, используя на разных этапах своего развития различные формы не сознающей себя материи в качестве опоры для собственного изменения и обогащения.

Гегель не понял истинный смысл существования разума, свободы. Дело совсем не том, от чего зависит или не зависит свобода, и не в том, целью ее или нет является дух, а в том, что без свободы невозможно развитие разума, целью которого является отнюдь не гармония и не какой-то непонятный дух, а напротив, – процесс непрерывного разрушения существующего порядка ради созидания нового порядка, который снова нарушается и так далее. В результате этого процесса меняется не только мир, но и сознание, обогащаясь отнюдь не пассивным участием в бесчисленных и бесконечных событиях, протекающих во времени в различных измерениях различных вселенных. Этим самым сознание в виде душ всегда создает собственную реальность в рамках любого порядка, любой необходимости, которые требуются любой душе для того, чтобы их преодолевать, а вовсе не следовать им.

Поэтому утверждение Гегеля: «Как осуществление свободы каждого в единстве всех, государство, вообще, есть абсолютная самоцель» является ложным потому, что достижение свободы в самом совершенном государстве невозможно. Государство – это не гармония, не свобода, а тюрьма, смиряющая своих сидельцев надзирателями и жалкой похлебкой для того, чтобы на воле они не передрались. Иначе говоря, Гегель не понял, что в человеке сознание находится на столь низком уровне, что добровольное единение людей невозможно, но, тем не менее, свобода все равно может пробиваться и тут, позволяя сознанию познавать все как отрицательные, так и положительные стороны бытия, стараясь не следовать необходимости, а пытаясь нарушить ее.

Отнюдь не свобода является конечной целью человеческой истории, как утверждал Гегель, а развитие сознания в человеческих сообществах посредством относительно свободных, точнее, сознательных, действий людей, то есть свобода есть средство, а не цель. Причем результат этих действий не имеет первостепенного значения, поскольку любой цивилизации приходит конец, она исчезает, ее история заканчивается. А в период крушения сознание людей сковано почти так же, как и в начале цивилизации, несмотря на высокие технологии и различные демократические институты. И требуются многие и многие жизни, многие и многие цивилизации, чтобы это уровень несколько повысить, а на самом деле, в конечном итоге, преодолеть животную составляющую в человеке. Вообще, культурный прогресс в наибольшей степени зависит не от развития технологий и даже не от степени развития общественных отношений, а – от отвоевывания сознанием людей все большего пространства у своей изначальной животной, инстинктивной натуры. Доказательством этому является довольно частое введение завоевателями или колонизаторами в слаборазвитых странах с низким культурно-общественным уровнем более прогрессивных, демократических установлений. Однако после ухода по тем или иным причинам колонизаторов все возвращалось на круги своя: это и практически все африканские страны, многие азиатские страны. То есть более высокая культура и более прогрессивный общественный строй там не приживались именно в силу большей неразвитости внутреннего «Я», сознания у аборигенов.