Много жизней, много учителей - Брайен Уайсс

сюда, — Катерина говорила своим обычным мечтательным шепотом. — Я вижу деревья… плантацию, большой дом и рядом с ним скопление домиков поменьше — подсобок. Очень жарко. Это на юге… Вирджиния?» Она предположила, что это 1873 год. Она — маленький ребенок.

«Тут лошади и множество зерна… кукуруза, табак». Она и другие слуги едят на кухне в большом доме. Она чернокожая, и ее зовут Эбби. У нее дурное предчувствие, и ее тело напряжено. Главное здание горит, и она видела, как оно сгорело дотла. Я переместил ее на пятнадцать лет вперед, в 1888 год.

«На мне старое платье, я чищу зеркало на третьем этаже кирпичного дома с окнами… с множеством окон. Зеркало волнистое, а не прямое, и у него на конце имеются набалдашники. Владельца дома зовут Джеймс Мэнсон. У него странное пальто с тремя пуговицами и большим черным воротником. У него борода… Я не узнаю его [в нынешней жизни Катерины]. Он хорошо относится ко мне. Я живу в принадлежащем ему доме. Я убираю комнаты. У него еще имеется школьное здание, но мне нельзя туда. И еще, я делаю масло!»

Катерина шептала медленно, используя очень простые слова и обращая большое внимание на детали. Через пять минут я уже знал, как делать масло. Умение Эбби пахтать масло было внове и для Катерины. Я опять переместил ее вперед во времени.

«У меня сейчас кто-то есть, но я не думаю, что мы женаты. Мы вместе спим… но мы не всегда живем вместе. Он меня устраивает, но в нем нет ничего особенного. Я не вижу детей. Есть яблони и утки. Вдалеке — какие-то люди. Я собираю яблоки. Отчего-то возникло раздражение и зуд в глазах. — Катерина сильно зажмурилась. — Это дым. Ветер надул его… дым от горящей древесины. Они поджигают деревянные бочки, — она закашляла. — Это часто бывает. Они делают бочки черными изнутри… чтобы не пропускали воду».

После волнующего сеанса на прошлой неделе я очень хотел снова достичь промежуточного состояния. Мы уже полтора часа исследовали жизнь Катерины в качестве служанки. Я узнал о постельных покрывалах, масле и бочках, но я жаждал получить более духовные уроки. Потеряв терпение, я переместил ее в момент смерти.

«Тяжело дышать. Очень больно в груди. — Катерина задыхалась, явно испытывая боль. — Мое сердце болит; оно бьется очень быстро. Мне так холодно… меня трясет. — Катерина начала дрожать. — В комнате люди, дают мне пить листья [чай]. Он странно пахнет. Они втирают мазь в мою грудь. Жар… но мне очень холодно». Она тихо умерла. Воспарив к потолку, она могла видеть свое тело на кровати, тело маленькой, сухонькой женщины за шестьдесят. Она просто парила, ожидая, когда кто-нибудь подойдет и поможет ей. Она увидела свет и почувствовала, как ее тянет к нему. Свет становился все более ярким и сияющим. Мы молча ждали, медленно проходили минуты. Внезапно она оказалась в другой жизни, за тысячи лет до Эбби.

Катерина тихо зашептала: «Я вижу много чеснока, висящего в открытой комнате. Я чувствую его запах. Считается, что он убивает многие болезни крови и очищает тело, но его нужно принимать каждый день. Чеснок растет и снаружи, в саду. Есть там и другие растения… инжир, финики и прочие. Эти растения помогают. Моя мать покупает чеснок и другие травы. Кто-то в доме болеет. Вот странные корни. Иногда их просто держишь во рту, кладешь в уши или другие отверстия. Просто держишь их внутри.

Я вижу старика с бородой. Это один из целителей нашей деревни. Он говорит, что делать. Здесь сейчас какая-то эпидемия, убивающая людей. Их не бальзамируют, потому что люди боятся заразиться. Их просто хоронят. Людей это очень расстраивает. Им кажется, что из-за этого душа не может отойти [в противоположность рассказам Катерины о том, что происходит после смерти]. Столько умерло! Скот тоже умирает. Вода… наводнения… люди болеют из-за наводнений. [Она, очевидно, только что поняла этот аспект эпидемиологии.] Я тоже немного больна от воды. Болит живот. Это болезнь кишечника и желудка. Тело теряет очень многу воды. Я стою у воды, чтобы набрать и принести ее, но именно это убивает нас. Я принесла воды. Я вижу мою мать и братьев. Мой отец уже умер. Мои братья очень больны».

Я сделал паузу, прежде чем переместить ее вперед во времени. Я был восхищен тем, как от одной жизни к другой меняется ее понимание смерти и жизни после жизни. И в то же время ее переживание самой смерти было каждый раз одинаковым. Сознательная часть ее покидала тело почти в момент смерти, парило над ним и затем уносилась к прекрасному, зажигательному свету. Потом она ждала, пока кто-нибудь придет и поможет ей. Душа автоматически отходила. Бальзамирование, похоронные ритуалы и любые другие процедуры после смерти не имели ничего общего с этим. Это происходило автоматически, без всякой подготовки — просто как выход в открытую дверь.

«Земля бесплодная, сухая… Я не вижу здесь гор, просто земля, очень плоская и сухая. Один из моих братьев умер. Я чувствую себя лучше, но боль еще осталась». Но она ненамного пережила его: «Я лежу на соломенном тюфяке чем- то укрытая». Она была очень больна, и никакое количество чеснока или других трав не могло предотвратить ее смерти. Вскоре она уже парила над своим телом, испытывая притяжение к знакомому свету. Она терпеливо ждала, пока кто-нибудь придет к ней.

Тут ее голова начала медленно поворачиваться из стороны в сторону, как если бы она осматривала какую-то сцену. Ее голос опять стал хриплым и громким.

«Они говорят мне, что есть много богов, потому что Бог в каждом из нас».

Я узнал этот ее голос из промежуточного состояния по его хрипоте, а также по определенно духовному тону послания. То, что она далее произнесла, лишило меня дара речи.

«Здесь ваш отец и ваш сын, который еще очень мал. Ваш отец говорит, что вы узнаете его, потому его имя Авраам, и ваша дочь названа в его честь. И еще, он умер из-за сердечной патологии. Сердце вашего сына тоже имело важное значение, так как оно у него было повернуто назад, как у цыпленка. Он пожертвовал собой из любви к вам. Его душа очень продвинута… его смерть покрыла долги его родителей. Кроме того, он хотел показать вам, что медицина достигла лишь определенного рубежа, что ее рамки ограничены».

Катерина замолчала, и я сидел в благоговейном молчании, а мой ошеломленный ум пытался разобраться в услышанном. Я почувствовал ледяной холод