Клад отца Иоанна - Лимонов Анатолий Иванович

- Ну все,заметили! - вздохнула Пашка, смущенно улыбаясь.

- Гляди-ка,как тебя тут любят! - усмехнулся я.

- Нет, это,скорее всего, они спешат на тебя полюбоваться! - парировала девчонка и,вздохнув, виновато добавила. - Жор, ты прости, но я им уже о тебе кое-чторассказала.

- Ну, тогдапонятно... - выдохнул я, готовясь к встрече с обитателями лагеря. - Ну, Жорес,готовься давать автографы...

Весело крича,смеясь и повизгивая, ребятня подбежала к нам и остановилась в нескольких шагах.И верно, все взоры дружных «зернышек» были устремлены только на меня. Скажучестно, ребята, я даже почувствовал некоторую растерянность и стыдливость от такогоморя внимания. Правда, на спортивных состязаниях меня не раз возводили напьедестал, но вот так живо и радостно ко мне никто еще не бегал...

Я почувствовалсебя просто Сильвестром Сталлоне[3],прибывшим на встречу с юными зрителями. А может быть, вот так встречали жителигорода Бейрута святого Георгия, пленившего страшного змия?

- Вот, ребята,познакомьтесь, это Жора! - представила меня Пашка.

Девчонки сразузашушукались, а пацаны с интересом разглядывали мои достоинства, точно я был непростой школьник, а былинный богатырь, сумевший победить и грозного Водокруча,и топь болотную, и свирепых диких псов. Не испугавшийся ни бурь, ни гроз, нихолода и голода, ни комаров, ни змей, ни медведей и спасший для них прекраснуюстаросту.

- Привет,ребятишки! - приветствовал я «зернышек» и слегка поклонился им.

-Здравствуйте! - почти хором, не сговариваясь, ответили те. Тут же из толпывыделилась одна беленькая девчушка, лет десяти, в легком сиреневом халатике и,подойдя ко мне, дотронулась до сумки.

- Так вы и естьтот самый Жора-обжора!? - спросила она восхищенно.

Однако, поняв,что сказала что-то не то, виновато улыбнулась и добавила сильно смущаясь:

- Ну, Жора?Георгий?

- Я пришел кней на помощь:

- Ты хочешьсказать - Георгий Толстый, так? Конечно же, это я! Разве не видно? - усмехнулсяя и весело добавил: - Это я Жора-обжора и есть! Рад вас всех видеть! - говориля, поглаживая «зернышек» по головам и похлопывая по спинам. А потом, вспомнив огостинцах, раскрыл пакет и громко объявил:

- А ну-капосмотрите, что я вам привез!

Мальчишки идевчонки восторженно загудели.

- Ну все, все,ребятки, не утруждайте нашего гостя! - захлопала Пашка в ладоши. - У него былатрудная дорога. Давайте-ка лучше готовьте чаепитие, а я пока покажу Жоре нашлагерь.

Дети быстроразобрали мой пакет и побежали к палаткам, живо обсуждая гостинцы и ихдарителя.

- Уф-ф! -выдохнул я, утирая пот со лба. - Ну, прямо «Каникулы Бонифация»[4].Ах, сестрица, ты, видать, дала мне слишком крутую рекламу!

Пашка ничегоне ответила, только мягко улыбнулась. Когда мы вошли на территорию лагеря, кнам навстречу вышла высокая, крепко сложенная женщина в спортивном костюме.

- Вот мы иприбыли! - устало доложила Прасковья.

Подняв на лобсолнцезащитные очки, женщина внимательно осмотрела меня и, улыбнувшись, сказала:

-Здравствуйте, Георгий!

-Здравствуйте, Людмила Степановна! - живо отозвался я и поклонился учительнице.

- Каков герой,а! - кивнула она Пашке. - Ну, просто победоносец!

- Да ладно, сомной одни проблемы... - смущенно отозвался я, а потом быстро расстегнул сумку иизвлек оттуда небольшую, но яркую коробочку с конфетами-трюфелями. - Это вам,Людмила Степановна, маленький подарочек от меня и моих родителей.

- Ой, нуспасибо, Георгий! Вы просто балуете нас... - заулыбалась учительница и,спохватившись, сказала Пашке:

- Прасковья,проводи гостя в его палатку, а я уже распорядилась, чтобы грели чай. Сейчаснемножко перекусим.

- Хорошо,Людмила Степановна, - отозвалась староста.

- Ну, Георгий,располагайтесь, будьте, как дома... - подмигнула мне учительница и вновьопустила очки на свои глаза - большие, карие, веселые и очень добрые.

Лагерь«Зёрнышки» состоял из десяти пестрых палаток. В пяти четырехместных жилиребятишки. Еще были две двухместные: одну занимали Людмила Степановна и Пашка,а в другой коротали ночь руководитель проекта отец Григорий и его верныйпомощник монах Феодор. Одна палатка, самая большая, была штабная. Еще однуотвели под товарный склад, а вот в десятой палаточке, притулившейся междуштабом и складом, и в которой находился временный лазарет, разместили меня. Тутбыло довольно уютно и просторно, так что я устроился вполне прилично. Кромепалаток, в лагере имелись еще два навеса: один для дров, а под вторымрасполагались кухня и столовая. Пищу готовили на походной печи, наспехсложенной из старого кирпича, а ели, сидя на лежащих рядом бревнах, поставивмиски и кружки на сосновые и березовые чурбаки. На окраине лагеря имелсясанузел, где были два биотуалета и еще невысокая перекладина, на которой виселипластмассовые умывальники. Оградой лагеря являлась лишь клейкая лента,натянутая в один ряд на вбитые в землю колья высотой всего в один метр. Похоже,у «зернышек» врагов не было, так как они почти не заботились о безопасности исохранности своего добра. Да и кому пришло бы в голову вредить ребятишкам,приехавшим сюда не ради праздного времяпрепровождения, а для того, чтобы помочьселу вернуть его святыню - храм Преображения Господня!

После дружногои веселого чаепития в лагере провели общий слет, на котором были подведеныитоги прошедшего дня и намечены планы на завтра. А потом Людмила Степановнапослала мальчишек сооружать на поляне костер «в честь почетного гостя», чтобыугостить его печеной картошечкой, а девчонки остались на кухне мыть чашки иприбираться. Пашка, под предлогом познакомить меня с окрестностями лагеря,отпросилась у учительницы, чтобы сходить на озеро. Я взял сменную одежду иполотенце, а Прасковья облеклась в халатик, испещренный нежными граммофончикамивьюнка.

Солнце наконецутомилось и нехотя покатилось прочь, за вершины блестящих сосен. Жара сразузаметно спала, а ароматы леса и луга стали еще гуще и томнее. Мы шли понеширокой пыльной тропке, петляющей средь луга и молодой сосновой поросли.Кое-где в высокой траве еще искрились медунички, золотились последние примулы.Паша шла легкой походкой, босиком, чуть впереди меня, в одной руке неслашлепки, а в другой - полотенце. Она рассказывала об окрестностях, а я слушалрассеянно, наслаждаясь ее красотой и упоительной прелестью летнего вечера. Иеше удивлялся тому, какие же долгие стали дни! Уже столько всего повидал ипережил я сегодня, а сутки еще не кончились и продлятся не менее пяти часов...Целых пять часов! И что еще новенького принесут они мне на закате этогобесконечного дня?

Тропка вывеланас к пологому песчаному берегу озера. Дно, с гальками и ракушечками,просматривалось на несколько метров от берега, а уж потом начиналась глубина.Похоже, это было излюбленное место ребятни. Купаться тут было одноудовольствие! Не останавливаясь, Пашка вошла в воду и ахнула:

- Какая вода!Молоко парное...

Я опустил возеро руку. Да, водичка и впрямь была тут, наверное, как в Красном море, такаячистая, теплая, мягкая... Прасковья вернулась на берег и бросила шлепки напесок. Я, живо сняв тенниску и разложив ее на зарослях камыша, принялсярасшнуровывать свои кроссовки.

- Надо тожебыло обуть тапки или идти босиком! - подумал я, освобождаясь от обуви.

Когда же явновь распрямился, то увидел, что Прасковья, уже оставшаяся без халатика, неспеша входила в прозрачную зеленоватую воду. На ней был лишь простенький (совсемне модный) желто-голубой, с малиновыми вкраплениями, купальник. Но как же оншел ей! Я вмиг сорвал с себя бриджи и бегом бросился ей вдогонку. Обогнал,обдав веером радужных брызг, и совершил мастерский прыжок на глубину озера.Девчонка от неожиданности взвизгнула и рассмеялась, а потом тоже нырнула внабежавшую на нее волну. Мы плескались, брызгались и резвились долго.Спохватились лишь тогда, когда солнце уже окончательно исчезло за лесом, ипервые лиловые сумерки заиграли над лагерем.

- Ой, ЛюдмилаСтепановна рассердится! - воскликнула Пашка, поспешно обтираясь полотенцем.