Пути к Богу: Жизнь по Бхагавадгите - Рам Дасс

Я несколько часов готовился к этому самому моменту, так? И вот я придумал себе план: когда он задаст мне вопрос, я вот так поднесу ладонь к уху лодочкой, как Миларепа[61], который сидит перед своей пещерой и слушает Вселенную. Я решил, что раз уж я — еврей-индуист, а он — японец-буддист, то будет уместно дать ему ответ в тибетском духе. Он его смутит, а мне только того и надо. Я надеялся хотя бы произвести на него впечатление. И вот он задал мне свой коан, а я приставил ладонь к уху. Он взял колокольчик, изучающе посмотрел на меня и сказал: «Шестьдесят процентов, не больше». И позвонил в колокольчик в знак того, что беседа окончена.

Меня обставили! Еврейский перфекционист внутри меня вопил, что ему недодали целых сорок процентов, причитающихся ему по закону!

Несколько месяцев спустя я парился в бане в Санта-Фе в штате Нью-Мексико с Алленом Гинзбергом, Бхагаван Дасом и одной тибетской монахиней — весьма живописная компания голых людей, сидящих в бане и окутанных облаками пара. Тут мне принесли телеграмму. Она была с Лысой Горы в Южной Калифорнии, где располагался дзэн-буддийский центр Сасаки Роши. В ней говорилось: «Скоро начинается рохацу дай се шин…» и дата начала — через два дня. «Это самый трудный сешин в году, — продолжала телеграмма. — Он будет продолжаться девять дней. Мы зарезервировали место для вас». Я подумал: «Боже ты мой! Девять дней вот этого!» Мне и одного вполне хватило тогда, в Нью-Йорке! Я сидел в сауне, наслаждаясь жизнью, и планировал провести в таком духе, по меньшей мере, недели две. Но было в телеграмме что-то такое, что зацепило меня. И потом оставались ведь ещё пресловутые сорок процентов…

Так что я немедленно позвонил им и сказал: «Огромное вам спасибо, что вспомнили обо мне, мне, разумеется, хотелось бы приехать посидеть с вами какое-то время — но я ведь только начинающий, а этот сешин для продвинутых студентов». Я думал, что тут-то они меня и отпустят восвояси, но они сказали: «Да ну, у вас всё получится», чем и попали мне ещё в одну чувствительную точку.

На следующий день я обнаружил, что сижу в самолёте, который направляется в Лос-Анджелес. Потом я пересел на машину, несколько часов трясся по горной дороге и, наконец, прибыл в дзэнский центр.

Меня встретил парень с чёрной рясе с наголо обритой головой. «Имя?» — спросил он. «Рам Дасс», — ответил я. «Барак четыре, верхняя койка», — сказал он, подавая мне полотенце, чёрную рясу и подушку. Меня отвели в барак номер четыре и сказали: «Через пять минут в зале для медитаций. Не забудьте надеть рясу». Никто не кричал: «Эй, Рам Дасс, как здорово, что ты приехал!» Ничто в вышеописанной сцене не ласкало моё эго.

Так что я надел рясу и отправился в зал для медитаций. Там уже было приготовлено место для меня; мы сели, и нам начали объяснять сидячие практики. А потом началось нечто… трудно поверить, что такое возможно в Америке, в наши дни, в каких-то тридцати милях от Лос-Анджелеса! Каждый день мы начинали в два часа утра, а заканчивали в десять вечера, так что на сон у нас оставалось едва ли часа четыре. Когда мы вставали в два, у нас было минут пять на то, чтобы проснуться, умыться и добежать до зала для медитаций.

После того как ты сел на свою подушку и прозвонил колокольчик, двигаться уже не разрешалось. Нужно было сидеть неподвижно — я имею в виду совершенно неподвижно. По залу расхаживал специальный человек — такой крепко сбитый парень с большой палкой — и стоило тебе пошевелить хотя бы мускулом, как он тут же это замечал. Он мчался туда, где ты сидишь, вставал перед твоей подушкой и первым делом что есть силы грохал палкой по полу, чтобы все знали, что тебя поймали. Потом он кланялся тебе, ты кланялся ему и должен был наклониться вперёд сначала в одну сторону, чтобы он мог три раза стукнуть тебя палкой по одному плечу, а потом — в другую, чтобы как следует получить по второму. Я хочу сказать, что он действительно бил, а не символически обозначал удар, как можно было бы подумать, — плечо отчаянно болело ещё минут пятнадцать! Потом его нужно было поблагодарить, в ответ он благодарил тебя, и ты снова принимал эту чертову позу для медитации.

Чтобы заработать палки, не нужно было даже делать ничего особо ужасного. Представьте себе: вы только что проснулись, нос у вас полон, вы сидите неподвижно, а сопли уже капают из носа на усы и текут по бороде… и вот вы делаете «Хлюп». Этого вполне достаточно! В первый день вам, если повезёт, всего лишь скажут: «Тссс!», а во второй уже врежут палкой!

Если вам надо отлучиться в туалет, нужно встать, подойти к одному из монахов и прошептать ему на ухо: «Мне надо в туалет». Он отвечает: «Давай, только быстро», и тогда ты бежишь в уборную. А там обнаруживаешь, что ничего не получается, потому что ты думаешь только о том, как бы успеть вернуться вовремя — каждая минута под контролем. Это действительно очень жестокая практика!

Ещё Сасаки Роши давал нам коаны на разгадку. Пять раз на дню нужно было являться к нему на докусан. Пять раз в день я должен был ходить к нему, он спрашивал у меня мой коан, а должен был давать ему те ответы, которые приходили мне в голову. В первый раз, когда я пришёл к нему на докусан и сказал свой ответ, он сразу ответил «Нет» и позвонил в колокольчик. Позднее он удостаивал меня комментариев вроде: «Ах, доктор, я так разочарован. Я ожидал от вас значительно большего!» И это ещё был один из самых любезных.

Помимо всего прочего, там, на вершине горы, было очень, очень холодно — временами земля даже была покрыта снегом — и на третий день я был уже совершенно болен. Я жестоко простудился, меня лихорадило, а спина вообще делала вид, что со мной не знакома. Я думал: «Какой на фиг Роши — кто мне сейчас действительно нужен, так это остеопат!» Я совершенно съехал с катушек. Я был совершенно уверен, что все они вознамерились меня достать. Я думал: «Парня, что сидит вон на той подушке, они никогда и пальцем не трогают. А меня, профессионального святого,